Песня восемнадцатая Нам запевки петь — недосуг, Мы помчимся, друзья мои, В горы, на заснеженный луг; Возвратимся, друзья мои, В тесный круг Сорока подруг, Сорока сестер Гулаим; Подивимся, друзья мои, Силе и красоте ее. Травы приминая в степях, Снежный прах Взметая в горах, Сорок дней и сорок ночей Вдалеке от своей земли Сорок девушек провели. Сорок дней и сорок ночей Радовались воле своей, Закаляя борзых коней И учась науке войны. Молвит, наконец, Гулаим: «Ну-ка, милые, поглядим — Хорошо ли закалены Ваши резвые скакуны, Поглядим — на что вы годны! Время ветру подставить грудь, Время, сестры, в обратный путь!» Мчатся девушки на конях, Привставая на стременах, Стрелы звонкие вдаль меча, Плотный воздух рубя сплеча. Мчится Гулаим впереди, Актамкера камчой [10] хлеща, И неведомо ей самой, Отчего у нее в груди Сердце храброе, трепеща, Полнится тревожной тоской, Отчего за слезой слеза Набегает ей на глаза? Чем быстрее скачет она И чем ближе город Саркоп, Тем сильнее плачет она, И горит Гулаим, бледна, Словно утренняя луна, Бьет ее озноб, Влажен лоб, Руки у нее — точно лед; Стонет Гулаим, слезы льет… Сорок девушек ей кричат: «Что с тобой, сестра, погоди!» Мчится Гулаим впереди, Не оглядывается назад, Сорок девушек мчатся в ряд И не могут ее догнать. Лебеди в Египет летят И не могут ее догнать. На чужбину издалека Снежные бегут облака И не могут ее догнать. Конь храпит, грызет удила — Хоть устал, да не пристает; Гулаим не сходит с седла, Не дает коню отдохнуть. Пышет запад красным огнем — Гулаим продолжает путь. Молкнет степь, ни души кругом, Стелется вечерняя мгла — Гулаим не сходит с седла. Ночь-вдовица черным платком Занавешивает небосвод — Гулаим не сходит с седла. Мучась нетерпеливой тоской, Бьет коня камчой, Слезы льет… Конь дрожит, на дыбы встает, Чует запах крови людской. В льдистом вихре, в снежной пыли Первый луч сверкнул над землей. Гулаим на Миуели Прискакала ранней зарей. Огляделась она вокруг — Вскрикнула… Прямой, как стрела, Стан ее согнулся, как лук. Стремена потеряла вдруг, Выронила поводья из рук И, лицом, словно снег, бела. Замертво упала с седла. Здесь был враг. Песок перерыт Множеством копыт. У ворóт Раздувает ветер степной Черный иноземный шатер. На воротах стальной запор Весь в царапинах. Вбит в замóк Иноземный кривой клинок И оставлен так. Враг не мог Сбить замок и запор сломать, Крепость Гулаим разметать, — Загрязнил островной песок И ушел без добычи вспять. Здесь был враг. Словно труп На земле Гулаим лежит, С лепестков побелевших губ, Со стрельчатых ее ресниц Резкий ветер сдувает снег. Чу! Земля дрожит! Сорок посестрим, Сорок соколиц Гулаим Серебристый взметают прах, Прилетают в снежных столпах, Спешиваются на скаку И, ломая руки, в слезах Окружают Гулаим, Распростертую на снегу: «О сестра, очнись, отзовись! Горе нам! В Саркопе враги! Черный день пришел! Помоги, Помоги нам, сестра! Очнись!» Девушки рыдают, Скорбя О родимом крае своем. И, услышав стенанья их, Причитанья-рыданья их, Забытье свое одолев, Гулаим приходит в себя, И все ярче огнем живым Разгорается взор ее. Озирается, словно лев, Опирается на копье, Подымается Гулаим И с увещеваньем таким К сорока подругам своим Обращается, говоря: «Не беда, Если плачет кровью джигит И на сечу потом спешит, А беда, говорят, когда У джигита не кровь-руда, А вода по жилам бежит! Хан — отсохни его рука! — Вбил в замóк воровской клинок, Выбейте клинок из замкá! Отомкните замок тугой, Отведите засов стальной, Распахните створы ворот И в твердыню Миуели Чередой Войдите за мной. Здесь мужали мы и росли, Чтобы лечь костьми за народ, Здесь, вдали от зла, провели Не один безмятежный год. Земно поклонитесь гнезду, Где окрепли ваши крыла, Крепости воздайте почет, Сорок верных моих подруг; Выкопайте стрелы в саду И возьмите из тайников Сорок драгоценных кольчуг, Сорок несравненных клинков, Сорок золотых шишаков, Сорок луков, сеющих страх, Бьющих за девятьсот шагов, Сорок седел о стременах Среброзвучных, как соловьи, Снаряжайтесь в дальний поход И — вперед, орлицы мои, Милые сестрицы мои, На врага, за родной народ!» Девушки в ворота вошли, Поклонились Миуели, Корму задали коням, Сорок тысяч стрел принесли, Ополчились на страх врагам, Снарядились в дальний поход. «Помните! — батырам своим Гулаим сказала еще.— Тот, чье сердце не горячо, Кто на поле чести не смел, У кого ни меча, ни стрел — Тот не настоящий батыр. Кто во славу земли своей Кречетом не кинется в бой — Тот не настоящий батыр. Кто не глух, но для чьих ушей Слово родина звук пустой — Тот не настоящий батыр. Кто не слеп, но для чьих очей Степи отчие не милей Зарубежных тучных полей — Тот не настоящий батыр!» Ярко блещут шишаки, На ветру щиты гудят — Через Красные Пески, Строй держа по восемь в ряд, Сорок соколиц летят, Сорок девушек верхом Следом за своим вожаком Скачут в город напрямик И широкие пески Озирают из-под руки. Погулял с топором калмык По широким Красным Пескам, С кровью красной пополам Красный прах смесил — И ушел. Не было здесь прежде холмов, Место было ровным, как пол, А теперь — Не пройти коням: Воронье снует по холмам, Сложенным из мертвых голов, Мясо мертвое клювом рвет, Очи мертвые жадно пьет, Бьет крылом О кровавый лед И шакалов на той зовет… Здесь — растоптанные конем, И обугленные огнем, И заколотые копьем Крепко спят на мерзлой земле. Там, как тополя на юру, Чуть покачиваются на ветру Задохнувшиеся в петле. Там — белеют кости в золе… Не тарлан-орел, Озирая дол С победоносной высоты, Острым взором ищет врага. Побелевшие свои Гулаим сжимает персты, Онемевшие свои Гулаим кусает персты, Острым взором ищет врага. От Саркопа за три версты Осадив коня на скаку, Гневом заглушая тоску, Гулаим с высоты седла Смотрит на сожженный дотла, Мертвый, разоренный Саркоп, На пустынные берега Сонной, обмелевшей реки, Где тому сорок дней назад Пели у костров рыбаки; На заброшенные луга, Где не видно более стад, — Смотрит Гулаим на Саркоп, Острым взором ищет врага. Враг ушел и угнал народ, И на стременах привстает Гулаим, И на стременах Сорок девушек привстают, Кони их за единый мах Три последних версты берут. Здесь был город. Во всю его ширь Протянулся пустырь сплошной. Щебнем завалило пустырь, Занесло зыбучей золой. Где саркопцы? Где кузнецы, Гончары, Батыры, Купцы, Медники, Оружейники, Знать? Ни души нигде не видать. Только псов одичалых вой Да шакалов унылый плач Нарушают мертвый покой Круглой площади городской… Здесь кровавой своей рукой Невиновных казнил палач. И негромкий шорох шагов Гулаим услыхала вдруг, И потряс ее этот звук. Услыхала людскую речь И схватилась она за меч — И увидела стариков, Шедших с заступами в руках И носилками на плечах Предавать земле мертвецов. В этих выходцах из могил Гулаим признала живых, И, носилки наземь сложив, Старики потянулись к ней, Будто ветра слабый порыв Листья желтые сбил с ветвей И погнал по нищей земле, По земле родной, По крови людской, По золе… Горше несмышленых детей Старики рыдали, прильнув К маленьким рукам Гулаим — Белым голубкам Гулаим, К розовым перстам Гулаим — Десяти цветкам Гулаим, И, прильнув к рукам Гулаим — Аравийским львам Гулаим, К молнийным перстам Гулаим — Десяти мечам Гулаим, Старики обратились к ней Со словами таких речей: «Гулаим, о Гулаим, Сколько мощи в твоих руках! Будь защитой нам, Отомсти врагам, Сокрушившим твой город в прах! Всеблагой аллах головой Выдал вас калмыцким богам. Погляди на город Саркоп: Здесь гулял Суртайша в гостях, Пировал на людских костях. Свист разбойный да конский топ Не смолкают у нас в ушах. Всех угнал Суртайша в Мушкил, Нами только и пренебрег, Храбрости джигитов лишил И согнул их в бараний рог. Веришь ли ты нам, Гулаим? Львы Саркопа, наши сыны — Саимбет-стрелец, Еримбет-храбрец, Шеримбет-гордец, Баимбет-батыр, муж войны, — Говоря: „Мы побеждены“, Голову склонили пред ним». Так воскликнули старики, Руки над головой воздев. Оскорбленной земли своей Грудью не заслонившим — Позор! Отчему народу мечом В битве не послужившим — Позор! Отступившим перед врагом, Меч свой уронившим — Позор! Трусам, сдавшимся в плен живьем, Родине изменившим — Позор! Поздним вечером Гулаим Знак дружинницам подала Мановеньем белой руки — Прянул Актамкер, как стрела… Глянули вослед старики — Никого, кроме них, кругом, — Голубая клубится мгла, Мелкий снег мелькает во мгле. Спит Саркоп непробудным сном, Спит, как мертвые спят в земле… |
