Плачущей Нине Чавчавадзе Почему печальна ты, Почему ты плачешь, Нина? Если не одни мечты Горя твоего причина — Ты на грудь ко мне приди, Я приму твои печали, Чтоб они в моей груди Слезы горькие рождали. Мне милей твоя краса, Если плачешь ты, мечтая! На глаза твои роса Набегает неземная. Круглый катится жемчýг По ланитам цвета розы. Жаль мне будет, если вдруг Перестанут литься слезы. Рафаэл Эристави (1824–1901) Думы Сэсиа Я земля и был землей, Для труда землей рожденный, Стала мне земля сестрой, Мукою моей бессонной. Что посею — не растет; Не родит земля сухая, И глядишь, на круглый год Не хватает урожая. То — хозяин на порог, То — священник, то — урядник… Гнут меня в бараний рог: Много их, скупых да жадных. Муравей — и тот мне враг. Не дадут душе покою! Отдохну я, бос и наг, Под моей землей сухою! Илья Чавчавадзе (1837–1907) «Женщина прекрасная со мною…» Женщина прекрасная со мною Говорила раннею весною: «Юноша печальный! Неужели Ты не слышишь, как ручьи запели? Погляди, как на земное лоно Золото струится с небосклона!» — «Не растает лед моей печали, Как бы очи солнца ни сверкали, Слезы под горячими лучами Не прольются щедрыми ручьями!» «Юность, где сладость твоя? Где живые усилья…» Юность, где сладость твоя? Где живые усилья, Страстное сердце влекущие к яркому раю? Чувства ограблены, рано подрезаны крылья, Ветвью безлистной я в пору весны поникаю. Юные сны расточились, как легкие тени, Юное сердце покинуто верою ранней, Радость убита холодным дыханьем сомнений. И облетели цветы молодых упований. Тщетным огнем неземную любовь называя, Крылья подрезал мне разума вкрадчивый холод, Чистого чувства померкла святыня былая… Горе тому, кто в годá молодые не молод! «Под бременем печали изнывая…» Под бременем печали изнывая, Не у людей ищу я утешенья, Сама собой, свободная, простая, Приходит песня в горькие мгновенья. Каких скорбей мы с ней ни разделяли! Она моей окутана тоскою. Печаль ее сродни моей печали, Столь милой мне, пока она со мною. «Пустую жизнь без вдохновения…»
Пустую жизнь без вдохновения Небесным даром не зови: Она — земное порождение И достояние земли. Но если искрою нетленною Твой подвиг западет в сердца, Ты светом озаришь вселенную И не изведаешь конца. Хвала любви! Хвала бесстрашию! Служителю добра — хвала! Он пьет бессмертье полной чашею В награду за свои дела. «Темно вокруг, и на душе темно…» Темно вокруг, и на душе темно, И это сердце — холода жилище. Ни в ненависти, ни в любви — равно Душа моя не обретает пищи. Боролся я с коварством и враждой, Окрепла юношеская десница, Терпел я поражения порой, Но ни пред кем не пожелал склониться. Не стоили моих усилий те, С кем я боролся долго и напрасно. Не засмеюсь я, внемля клевете, И не заплачу горестно и страстно. Темно вокруг, и на душе темно, И это сердце — холода жилище. Ни в ненависти, ни в любви — равно Душа моя не обретает пищи. Важа Пшавела (1861–1915) За горой засветился месяц За горой засветился месяц, Над горой туман заклубился. Мне огнем опалило сердце, Я, скиталец, с дороги сбился. Кинусь я со скалы пустынной, Воронье исклюет мне щеки. Не обнять мне той, по которой Горько плачу я, одинокий. По скале ручеек струится, Напевает, неугомонный. Горе мне! Умирает сердце От печали неутоленной. К детям скал [131] прислушайтесь: клегчут И ширяют в соседстве грома. Все твои родные — на свадьбе, А мои — сиротствуют дома. Расцветают весной фиалки Расцветают весной фиалки, В пору жатвы трубят олени. Сердце, словно изгнанник жалкий, Горько плачет в изнеможенье. Под горой от сердечной боли Черной ночью совы кричали. Неужели земной юдоли Мало только моей печали? Все проходит на белом свете, И морское иссохнет лоно. Для нанесших мне раны эти Разве нет такого закона? вернуться Дети скал — птицы. (Примеч. Важа Пшавелы.) |
