Плач Я — погребенный в пустыне мертвец, И мертвецами я буду оплакан. Не насладившийся жизнью слепец — Даже глупцами я буду оплакан. Странник — весь мир обошел я кругом, В городе горя остался — и в нем Гибну. Голодным степным вороньем И ястребами я буду оплакан. Как мне воспрянуть? Я болей, я слаб, В тяжких цепях истомился, как раб, И на огне превратился в кебаб, И вертелами я буду оплакан. Сердце трепещет, и согнут мой стан, Стоны мои поднялись, как туман, Слезы в кипучий слились океан… Всеми слезами я буду оплакан. Лалы родятся в ущельях немых, Ливни плодятся от жалоб моих, Горы плывут — и в волнах смоляных Тают. Камнями я буду оплакан. Разум безмолвствует, Махтумкули. Маются дети туркменской земли. Даже врагами я буду оплакан. Пятидесятилетие
1. Раскаяние Полвека на свете я прожил, друзья, Со старостью совесть моя охладела. И тает — о господи! — сила моя, И точат несчастья недужное тело. Мне горько — я истину мало любил. Кончается жизнь, но не гаснет мой пыл, И духом я тот же, что в юности был, Да жаль: борода у меня поседела. А сердце мирская влечет суета, И очи мне женская жжет красота, И кривдой мои одержимы уста, И страсти толкают на черное дело. И если откажет мне в помощи бог, Куда мне бежать от предсмертных тревог? Я — суетен, правде служить я не мог, И ранняя вера моя оскудела. Не верю звезде моего бытия, Черна, словно уголь, недоля моя, Покинуло счастье родные края, Душа моя тщетно проснуться хотела. Судьба моя бурной и страстной была, Дурные порой совершал я дела; Прости меня, боже, пока не дошла Моя многогрешная жизнь до предела. Фраги задыхается в лютом огне, Скорбит о себе, как скупец о казне: И страх и надежды гнездятся во мне. Души моей жертвою ада не делай! 2. В Мазандеран [72] Да будет нам спутником отчий народ, Когда мы и впрямь поведем караван! Доверимся Ною средь пенистых вод, Дорогу держа на седой океан. Нам древние горы поклонятся вслед, На родину ветер помчится чуть свет, — Когда принесет он от милой ответ, Певучее имя впишу я в дестан. Я стар. Я поистине много скорбел. Судьбою запродан мой светлый удел. И те пятьдесят неминуемых стрел Остались в душе, изнемогшей от ран. Мне были примером Тахир и Фархад [73]. Безумец — я в пламя лечу наугад. Крыла у меня за спиною горят, — Умру — не узнает Менгли, мой султан. Я славлю владычицу мира Менгли, Я кличу подругу мою издали. Страданья разлуки мне печень сожгли. А слава Менгли полонила Иран. В скитаниях помни родимый народ, Язык обуздай, избегая длиннот; Готовься, Фраги, собирайся в поход! Купцы направляются в Мазандеран… Сердцу Довольно, сердце! Разомкни свой круг: Я стражду в нем, как жалкий пленник в яме. Жестокое, избавь меня от мук, Не дай мне, сердце, изойти слезами. Мой век промчался, как единый миг. Я видел цель, но цели не достиг; Был одинок — смутился и поник, Обманутый тобою и мечтами. И, как слепой, склонив главу свою, Поддерживая ближнего, пою, И стоны шлю в зенит, и слезы лью, Чуть белый свет забрезжит над степями. Ты на дороге ждешь меня. Потом С тобою мы извечный спор ведем, И тяжко мне: я пьян твоим вином, Я одинок, ты — что ни день — упрямей. Но, может быть, иной понять готов Беду мою и силу этих слов; Мой голос прогремит среди холмов. Суров господь, и меч его — над нами. Ни разума, ни глаз я не берег, Желаниям препятствовать не мог, И плачу я в сетях земных дорог, А жизнь летит, как птица бьет крылами. Бегу от гнета и горю в огне, Я ликовал, служа твоей весне; Был этот мир плохой опорой мне, Остался я в пустыне с мертвецами. Закрыв глаза, держал я путь в Иран; Судьбой влекомый, я попал в Туран; Трубит над миром вечный ураган, Владеющий безумными сердцами. Меня кружил и гнал великий страх, Я золотом считал ничтожный прах, Я видел гнет, я видел скорбь в домах, Дела пустые были мне друзьями. И жажду я и тщетно жду дождя, И пламенеет месяц, восходя; Года летят, за днями дни ведя, И я блуждаю, одержимый снами. Мне кровь и желчь дают взамен питья. И тяжело мне бремя бытия. Я полюбил — и стал Меджнуном я, Красой Лейли опутан, как цепями. Зовешь ты, сердце, в Чии-Мачин, в Герат [74], В подземный ад, где высится Сират [75]… А родинка чернеет, и горят, Горят глаза под круглыми бровями. Напрасно я чистосердечен был: Погашен роком юношеский пыл, А все-таки я зла не полюбил — День истины мне светит и ночами. Но в море справедливости мой плот Не движется. Летит за годом год; Как дервиш, раб Махтумкули бредет К далекой тайне узкими путями. вернуться Пир — старец-духовник, духовный наставник, руководитель общины верующих. вернуться Ишан — духовное лицо у мусульман, обычно глава общины дервишей (мусульманские мистики, своего рода монахи). вернуться Мазандеран — одна из областей Ирана на побережье Каспийского моря. вернуться Тахир — герой сказания «Тахир и Зохре», образ безумно влюбленного юноши. Фархад — герой сказания «Фархад и Ширин», образ юноши, верного любви и дружбе. вернуться Чин-Мачин — общее название для стран Дальнего Востока, для Китая, Восточного Туркестана и Индокитая. Герат — город в Афганистане. вернуться Сират — сказочный мост, перекинутый над адом. Согласно легенде, он тоньше женского волоса и острее лезвия меча. Грешники, которым в день Страшного суда предстоит пройти по Сирату, сорвутся с него и попадут в ад. |
