В душе разбушевалась листва В моей душе листва разбушевалась — Неотвратимый близится полет, Я тороплюсь, мне остается малость, — С вершины — долу жизнь моя идет. Я листья эти гладил в час рассвета. Увял цветок, и меда нет в цветке. Хватаюсь за соломинку, а это Пшеничный колос у меня в руке. Еще в полях — я сеятель достойный, На склонах гор — я сборщик миндаля, Не утолил я жажды беспокойной, И вот — встречаю осень, как земля. Промчался дождь, и высохла дорога, В суме довольно снеди у меня. Оставь меня, тревога, и не трогай Моей души янтарного огня. Глоток вина, еще немного сыра Да хлеба кус — и побреду опять. И если ночь крылом коснулась мира, А сон нейдет, так для чего мне спать? В душе и впрямь, быть может, гаснут свечи. Не плачу я и не твержу молитв. Мне снова горе падает на плечи, И снова рана старая болит. Еще усталость не вошла мне в жилы, Еще я помню юношеский пыл, Забот не меньше у меня, чем было В те времена, когда я молод был. Листопад и озимый сев Этот мир быстротечный, Ход мгновенный времен… Важа Пшавела На седину не поскупилось время И спело песню сумерек. Иду, А за спиною — старость, вровень с теми Платанами, чьи листья как в бреду. Я здесь косил, да сено ветром сдуло. О пúримзе [139], где нежный венчик твой? Редея, кроны клонятся сутуло, И в дол схожу я узкою тропой. И как Шопен — мне листьев шум, похожий На приглушенный, горестный напев. Мир быстротечен, как всегда, но все же Под этот шум идет озимый сев, И память копит избранные думы, Как золото запасов семенных. А листья — как червонцы толстосума: Настанет ночь и обесценит их. Вгляжусь в туман: где моря блеск вчерашний? Древесный корень мне связал ступни, Мне лучший плод не сладок, а на пашне Я сеятель еще и в эти дни. Поет мне вечер жизни или года — Души моей и боль и благодать. Хочу я ради отчего народа До поздней ночи внуку передать Умение земли родимой раны Любовью врачевать… Но листопад — Что значит он? Что говорят платаны? Зачем, как листья, волны шелестят? Армазские видения[140]
I. Древняя Мцхета Мцхета, Мцхета, Грузии основа! Славлю я приход ее весны, Я по крови ей родня — и снова Розы и знамена взнесены. Здесь мотыга первого грузина Грянула, как первая гроза, И срослись крест-накрест воедино Дева и нагорная лоза. Жар, что нес мой пращур на ладони, Оживлю дыханием одним. Здесь очаг мой на кремневом склоне. Здесь огонь. Здесь первозданный дым. Мы — сыны минувших поколений — В помыслах бесстрашны и чисты; Как ветвисторогие олени Мы трубили с этой высоты. Наше пламя ветер гор колышет, Тьму веков мы грудью рассекли. В саркофаге полководец дышит, Слышен звон меча из-под земли. И мое, как след резца на камне, Уцелело в бурях бытие: Мцхета нежной матерью была мне, Да светится сок лозы ее! Нет реки на белом свете слаще Отчих рек, обетованных мне. Я — олень, их верный друг, трубящий С высоты Армаза по весне. II. Думы о Серафите [141] Тьмой иверийской каменные плиты Подернуты. На Мцхету ночь сошла. Коса в гробу почившей Серафиты Грузинские твердыни оплела. Припомню сосны, ежевику в чаще И виноградных гроздей благодать. Дано мне облик Серафиты спящей По этой легкой тени угадать. О нет, не тень, а только отблеск линий… Не расточить, измучиться над ним, Найти бессмертье в каменной пустыне, Очарованье, смутное, как дым. Недаром вечность нам, живым, открыта. Покой незримый в камне заключен. В родной земле почиет Серафита, И сон ее — времен минувших сон. И Серафита шепчет из могилы: — Всё суета. Во тьме пролег мой путь, Над камнем веет ветр ширококрылый. Позволь мне петь, иль спой мне что-нибудь. Я говорю: — Не суета земная, Лоза тугая обвивает жердь. Твоя коса, как золото сияя, Связала крест и победила смерть. Да будет песня о великой силе Твоей красы — как старое вино. Тому, кто был прекрасен, и в могиле Прекрасное бессмертие дано. Встань. Стол накрой. Хочу к твоим рассказам Прислушаться. О тень, заговори! Ты — утреннее небо над Армазом, Дитя, благословение зари. вернуться В данном случае упоминание о пúримзе навеяно стихами Важа Пшавелы; пиримзе — любимый цветок поэта, часто встречающийся в его поэзии. вернуться Во Мцхете было найдено еще языческое захоронение некоей Серафиты. |