Ода Мало мне воздуха, мало мне хлеба, Льды, как сорочку, сорвать бы мне с плеч, В горло вобрать бы лучистое небо, Между двумя океанами лечь, Под ноги лечь у тебя на дороге Звездной песчинкою в звездный песок, Чтоб над тобою крылатые боги Перелетали с цветка на цветок. Ты бы могла появиться и раньше И приоткрыть мне твою высоту, Раньше могли бы твои великанши Книгу твою развернуть на лету, Раньше могла бы ты новое имя Мне подобрать на своем языке, — Вспыхнуть бы мне под стопами твоими И навсегда затеряться в песке. Рукопись Я кончил книгу и поставил точку И рукопись перечитать не мог. Судьба моя сгорела между строк, Пока душа меняла оболочку. Так блудный сын срывает с плеч сорочку, Так соль морей и пыль земных дорог Благословляет и клянет пророк, На ангелов ходивший в одиночку. Я тот, кто жил во времена мои, Но не был мной. Я младший из семьи Людей и птиц, я пел со всеми вместе И не покину пиршества живых — Прямой гербовник их семейной чести, Прямой словарь их связей корневых. Земле — земное 1941–1966 I Словарь Я ветвь меньшая от ствола России, Я плоть ее, и до листвы моей Доходят жилы, влажные, стальные, Льняные, кровяные, костяные, Прямые продолжения корней. Есть высоты властительная тяга, И потому бессмертен я, пока Течет по жилам — боль моя и благо — Ключей подземных ледяная влага, Все эР и эЛь святого языка. Я призван к жизни кровью всех рождений И всех смертей, я жил по времена, Когда народа безымянный гений Немую плоть предметов и явлений Одушевлял, даруя имена. Его словарь открыт во всю страницу, От облаков до глубины земной.— Разумной речи научить синицу И лист единый заронить в криницу, Зеленый, рдяный, ржавый, золотой… До стихов Когда, еще спросонок, тело Мне душу жгло и предо мной Огнем вперед судьба летела Неопалимой купиной, — Свистели флейты ниоткуда, Кричали у меня в ушах Фанфары, и земного чуда Ходила сетка на смычках, И в каждом цвете, в каждом тоне Из тысяч радуг и ладов Окрестный мир стоял в короне Своих морей и городов. И странно: от всего живого Я принял только свет и звук, — Еще грядущее ни слова Не заронило в этот круг… Рифма
Не высоко я ставлю силу эту: И зяблики поют. Но почему С рифмовником бродить по белу свету Наперекор стихиям и уму Так хочется и в смертный час поэту? И как ребенок «мама» говорит, И мечется, и требует покрова, Так и душа в мешок своих обид Швыряет, как плотву, живое слово: За жабры — хвать! и рифмами двоит. Сказать по правде, мы — уста пространства И времени, но прячется в стихах Кощеевой считалки постоянство. Всему свой срок: живет в пещере страх, В созвучье — допотопное шаманство, И, может быть, семь тысяч лет пройдет, Пока поэт, как жрец, благоговейно, Коперника в стихах перепоет, А там, глядишь, дойдет и до Эйнштейна. И я умру, и тот поэт умрет, Но в смертный час попросит вдохновенья, Чтобы успеть стихи досочинить: — Еще одно дыханье и мгновенье Дай эту нить связать и раздвоить! Ты помнишь рифмы влажное биенье? Поэты Мы звезды меняем на птичьи кларнеты И флейты, пока еще живы поэты, И флейты — на синие щетки цветов, Трещотки стрекоз и кнуты пастухов. Как странно подумать, что мы променяли На рифмы, в которых так много печали, На голос, в котором и присвист и жесть, Свою корневую, подземную честь. А вы нас любили, а вы нас хвалили, Так что ж вы лежите могила к могиле И молча плывете, в ладьях накренясь, Косарь, и псалтырщик, и плотничий князь? Стихи в тетрадях Мало ли на свете Мне давно чужого, — Не пред всем в ответе Музыка и слово. А напев случайный, А стихи — на что мне? Жить без глупой тайны Легче и бездомней. И какая малость От нее осталась, — Разве только жалость, Чтобы сердце сжалось, Да еще привычка Говорить с собою, Спор да перекличка Памяти с судьбою… |
