— Отведите нас туда завтра с Роджером.
— Джанет Вест, — сказал Виттейкер, наклонясь вперед и опять сжимая ее колено, но при этом плутовато подмигивая, — даю вам слово человека, принадлежащего к славной категории обитателей Флит-стрит, что отныне буду вести себя, как подобает джентльмену, на которого взирают глаза ревнивого мужа. Прошу прощения за то, что был излишне развязным. Мне следовало знать, что половина Веста так же неприступна, как шведская королева, но я немного недисциплинированный индивидуум, так что мои суждения и мои представления, не говоря уж о моих манерах, не вполне укладываются в общепринятые рамки. Давайте помиримся и снова станем друзьями!
Она улыбнулась и приподняла бокал с сан-пеллогрино. Напиток показался ей противно-сладким, но зато устранял привкус ликера.
— Хорошо. Но все равно я считаю, что пора возвращаться в отель.
— Да не хочу я отвозить вас назад в отель, пока не познакомлю хотя бы поверхностно с настоящей ночной жизнью Милана, — настаивал Виттейкер. — Не стану клясться, будто мне эта экскурсия доставит огромное наслаждение, но за вас ручаюсь: не пожалеете. Я буду себя вести отменно вежливо и почтительно, так что вы сможете спокойно наслаждаться красками, звуками, зрелищем и запахами, которых не встретите больше нигде и никогда. Разве что в Неаполе и Севилье, и тоже только ночью. На это не уйдет много времени. Самое большее час, от начала и до конца. Согласны?
Джанет взглянула на часы и сдалась.
В такси, которое они без труда нашли на Соборной площади, Виттейкер забился в уголок. Совершенно расслабившись и больше не валяя дурака, он тихонько попыхивал сигаретой. Когда они проезжали мимо уличных фонарей, она различала его профиль. Если приглядеться, он весьма интересный мужчина. По дороге он все время показывал ей церкви, памятники, здания и объяснял их достоинства. Они свернули в узенькую улочку и поехали по каменистой дороге. Свет фонарей приобрел желтый оттенок. Всюду скользили неясные тени. Если б она одна попала в подобное место, то через пару минут пришла бы в ужас и не посмела даже подумать о возможности вылезти из такси.
Джанет уже жалела, что смалодушничала и согласилась на эту экскурсию.
Машина остановилась, водитель вылез и отворил дверцу со стороны Виттейкера. Тот вышел и протянул руку Джанет, но сделал это как-то машинально, так что ей и в голову не пришло, что он не сдержит данного ей слова. Виттейкер расплатился с водителем, машина отъехала, на секунду осветив фарами людей, которые стояли или сидели на приступках, на малюсеньких подоконниках или на балкончиках с чугунными перилами. По стенам горели тусклые лампочки, главным образом над дверями. Другого освещения на улице не было.
Душный ночной воздух насыщали запахи гниющих овощей, нефти и кислого вина.
— Сюда, — сказал Виттейкер и взял Джанет под руку.
Над той дверью, на которую он указал, горела лампочка поярче, так что Джанет сумела различить, что она не была заперта. С полдюжины людей сидело у входа: от глубокого старца до грязного малыша, который запихивал себе в рот целую пятерню и самозабвенно сосал ее. На нем была коротенькая рубашонка, едва доходившая до пупа, и больше ничего. Когда они подошли ближе, все как по команде уставились на Джанет и Виттейкера. Она бы почувствовала гордость, увидев восхищение в их глазах, но не глядела в их сторону. Здание, мимо которого они проходили, было довольно высоким. Одна стена от земли до крыши была покрыта фотографиями коричневого цвета, налепленными так густо, что они образовывали сплошную массу. Разве что в самой середине имелся небольшой просвет. Как раз на этом месте, в нише, на высоком постаменте стояла статуя Мадонны, перед которой горело несколько свечей. Желтое пламя колебалось и освещало снимки на стене и темные лица сидящих внизу людей.
Они прошли дальше.
— Теперь видите, о чем я говорил? — спросил Виттейкер.
— Да, это… просто не хватает слов.
— Очень хотелось бы показать вам настоящую, не парадную Италию. Я ее изучил вдоль и поперек, с севера на юг. И я бы вам все показал! — Его рука крепче сжала ее запястье. — Часто думаю, что допустил большую ошибку, разрешив моей жене поступать так, как ей хотелось. Она не соглашалась постоянно жить в Италии. Зиму мол здесь, а лето — в Англии. Сначала мы на том и порешили. Но тут появился большой серый волк и… впрочем, зачем вам надоедать историей неверной жены неудачника Роберта Виттейкера? Лучше посмотрите вон туда.
Они дошли до угла такой узкой улочки, что по ней не могла бы проехать ни одна легковая машина. С обеих сторон прямо к темному звездному небу тянулись дома, гораздо выше тех, которые Джанет видела в богатых кварталах Милана. Она с трудом различала очертания людей, сидевших возле окон и на игрушечных балконах своих скудно освещенных квартир. Где-то вдали завели патефонную пластинку, заунывные звуки прекрасно гармонировали с общей мрачной обстановкой. Кто-то пел с поразительной чистотой, свойственной итальянцам, хотя этот голос не шел ни в какое сравнение с певицей в кафе. Казалось, все окна и двери вокруг были отворены.
— Виа Мита, — сказал Виттейкер, — самая темная, самая замызганная, самая отвратительная и самая глухая улица Милана. Несколько месяцев назад здесь произошел случай фамильной вендетты. Два дома со всеми обитателями от девяти до девяноста лет набросились друг на друга. Ножи, дубинки, один пистолет. Чем не дикари? Три смерти, два пожизненных заключения и множество более коротких сроков тюрьмы. Ну и что же они делают сейчас? Сидят на подоконниках и клянут друг друга на все лады, так что в один прекрасный день потасовка разгорится с новой силой. Но вам нечего бояться, — добавил он, похлопывая ее по руке, — к иностранцам они относятся так дружелюбно, что лучше не бывает. Только когда у них разгорается семейная вражда, на них не найти управы. В другое время они и мухи не обидят. Разумеется, все это выходцы с юга. Сюда они приехали в поисках работы. Если один из них получит на сотню лир больше соседа, этого достаточно, чтобы началась драка. Я…
Он резко умолк и оглянулся.
При этом не было сказано ни единого слова, но то, как он повернул голову, несказанно перепугало Джанет.
Виттейкер ускорил шаги.
— Через пару минут придем, — заверил он женщину, — фантастическое местечко, куда я собираюсь вас отвести, находится на самом конце этой улицы. Но лучше сделать круг, чем идти напрямик, там необыкновенное зловоние.
Он буквально тащил ее вперед, и она чувствовала, что ему очень хочется еще раз оглянуться, но он не делает этого, чтобы не напугать ее. Сердце у нее сжалось.
— Полчаса, если мы правильно высчитали, а потом я отвезу вас назад к…
— Боб, — спросила она, — что там позади нас?
— Э-э? Позади нас? Большой Милан, мое сердечко, а в небе — отблеск собора.
— Не валяйте дурака, — сказала она и резко повернулась назад. У него не было возможности остановить ее. Все, что она обнаружила, это смутные желтые огни, неясные тени и одна, едва различимая фигура, которая маячила подозрительно близко.
Виттейкер сказал:
— Что муж, что жена. Вы издали чуете опасность. В действительности все уже в порядке. Мне показалось, что один негодяй собрался проверить, есть ли у меня деньги в бумажнике, но он, видимо, решил, что игра не стоит свеч. Теперь уже волноваться нечего. Сожалею, если вас напугал.
Через пару минут они спускались по дощатым ступенькам. Казалось, лестница вела в пустой подвал. Джанет все больше жалела, что позволила себя уговорить на подобную авантюру, но теперь было поздно что-либо изменить. Она поскользнулась, и Виттейкер подхватил ее на руки. Больше он не опускал ее на землю. Еще ни разу в жизни она не бывала так близка к состоянию истерики. Трудно поверить, но темнота подвала будто бы подтверждала то, что он уносит ее далеко от людей, в пустоту и одиночество, которые навсегда поглотят ее жизнь.
Она попыталась вырваться.
— Боб!
— О’кей, — сказал он, и Джанет увидела, что они подошли к какому-то углу. Впереди мерцал свет. Дверь непрерывно закрывалась и открывалась, мелькали темные фигуры. В просвет заметно было, что в зальчике стоял сизый табачный дым. Там собралось великое множество людей. Виттейкер постучал о косяк, дверь моментально отворилась. За быстрым обменом слов, которые Джанет не разобрала, последовал такой же быстрый обмен денег. После этого дверь наконец широко распахнулась, и Виттейкер ввел ее в набитое народом помещение. По большей части здесь присутствовали мужчины, хотя кое-где Джанет заметила женские лица, темные и порочные, с яркими жадными глазами.
