— Зачем? Тоже купаться?

— Ну нет, я не такой стойкий. Я займусь кое-чем гораздо более приятным.

Хмель хохотнул и тоже исчез в ночи. Тринидад изумилась еще больше и принялась припоминать, что же ей такое приснилось. Гаррет сказал, что она стонала. Ну да. Стонала, пока однажды Старый Хольт не съездил ей по зубам и не велел прекратить эти лордские штучки слабосильных девиц. Лицо загорелось, когда Рут наконец сообразила, чего ради двое мужчин вылетели из пещеры, будто за ними демоны гнались.

— Итицкая сила! — Тихо выругалась она. — Да чтоб вас там Моррек нашел и привесил друг друга головой к паху!

Злиться, конечно, следовало больше на себя. Властный зов природы не коснулся Тринидад, когда ей было четырнадцать, и первую кровь она уронила позже, в шестнадцать, когда уже отчаялась ставить свечи у алтаря Троеликой со стороны лекарки, вымаливая возможность иметь дитя. Но тогда отец уже переложил на нее бремя командования армией, дни проходили в таких заботах, что некогда было обниматься ни с кем из приглянувшихся парней. Только Старый Хольт раз за разом принялся хмыкать и многозначительно разглаживать пегую косматую бороду.

— Ты пахнешь по-другому! — Заявил молодой.

— Понюхай вот это. — Помнится, сказала угрюмая варварка, поднося ему к носу заточенный меч.

Хольт не унялся, и той же ночью она почувствовала во сне то, что не чувствовала прежде. С трудом разлепив глаза, Рут увидела, что молодой Хольт сидит рядом с ней, а его рука лежит у нее на бедре. От нее было горячо и немного щекотно, хотя он ничего особенного не делал, просто гладил ее. Рут ударила его ногой в лицо, и Хольт отлетел.

— Злобная сучка! — Выругался он. — Тебе же хуже!

— Чего тебе здесь надо? — Хмуро спросила Тринидад.

Красивый парень улыбнулся одними глазами, потом его улыбка увяла, и он поглядел серьезно.

— Если ты отдашься мне, отец начнет меня уважать.

— Верно. — Ответила Рут, зевая. — А меня начнет презирать. Я еще у него в учениках, и хочу закончить ученичество живой и целой. Как я поведу войско, если буду калекой?

— Ты ничего не знаешь. — Хольт вновь дотронулся до ее ноги. — Ничего. Я покажу тебе…

— Я покажу тебе звезды, если ты немедленно не уберешься! — Рассвирепела Рут.

— Воплощений Троеликой у нас целых три! — Пригрозился Хольт и вышел.

С того дня Тринидад перестала спать голой и всегда клала рядом с собой меч, хотя иногда горько жалела о том, что прогнала его. Два остальных воплощения богини были более милостивы, но глядя на то презрение, с которым Хольт на них смотрел, Рут только укрепилась в своем решении. Старый Хольт, встретив ее назавтра, сказал, одобрительно хлопая по плечу:

— А воительница в тебе сильнее женщины! Может, и выйдет из тебя что получше лошадиного дерьма. Нападай.

Рут, ухмыляясь, подняла меч, стараясь заходить молодому Хольту с той стороны, где всеми цветами радуги переливался огромный синяк на заплывшем синем глазу.

Утро началось со стука палок. Хмель ни на день не хотел прекращать обучение, и пока Рут не могла его тренировать, накинулся на демона. Сперва он это сделал в шутку, когда гворт умывался, наклонившись над рекой, и тут же полетел в ледяную воду, в которой чуть не утонул. Его скрутила судорога, и Гаррет нырнул, чтобы вытащить шутника. В пещеру они ввалились синие и щелкающие зубами, как два моруна, напугав ругающуюся и осеняющую себя защитным знамением Троеликой Тринидад. Перестав трястись, Хмель заявил, что, окончив обучение у Рут, он будет учиться у Гаррета, демон кисло отнекивался и говорил, что ему просто повезло. Затем Хмель предложил Рут и Гаррету подраться, чтобы посмотреть, кто победит, но убийственные взгляды с двух сторон поумерили его пыл. Тогда он насел на демона как следует и буквально вырвал у него согласие потренироваться на палках. Отныне оба ходили в синяках, но довольные друг другом, Тринидад каждый день вытаскивала из них занозы. Этих поединков она не видела, мужчины уходили подальше, разжигая в ней жгучий интерес. А сегодня они то ли поленились, то ли… почему они вдруг решили не уходить далеко, варварка понять не могла, ровно как и того, почему они раньше уходили.

Отвыкшие от солнца глаза заслезились, перестук тут же прекратился.

— Ты почто вылезла? — Изумился Хмель.

Тринидад щелкнула на него зубами и от души потянулась, радуясь вернувшейся силе. Порезы заживали, покрывшись корочками, синяки превратились в желтяки, перелом сросся, хотя и продолжал болеть. Тринидад выздоровела бы быстрее, если бы сама приготовила себе лекарства, но собрать нужные травы она не могла, а Гаррет и Хмель не знали варварских названий, как она сама не понимала их. Попытка описать форму листиков и цвет соцветий тоже ни к чему толковому не привела, а Хмель вдобавок схватил что-то, от чего его рука покрылась волдырями, которые затем почернели и отвалились вместе с кожей, оставив после себя глубокие мокнущие дыры.

— Пора ехать. — Звонко сказала Рут, ощупывая языком зубы.

Надо бы пожевать ледяных листов. И искупаться. Только не в этой проклятущей воде.

— Ты еще не… — начал Хмель.

— Я, по-твоему, лордская дочка? — Огрызнулась Тринидад. — Лежаньем мяса не нарастишь. Мне надо в Кастервиль, и чем скорее, тем лучше.

Гаррет бросил палку и исчез в пещере. Потом вернулся, неся одеяло, приторочил к седлу…

— Ты что делаешь? — Возмутился Хмель. — Ей еще лежать и лежать!

— Мне тоже надо в Кастервиль. — Объявил гворт. — И тоже чем скорее, тем лучше.

— Еще неделю!..

— Оставь. — Гаррет покачал головой. — Это варвары. Они не такие, как… остальные люди.

Хмель возвел глаза к небу, помянул бабское упрямство, не чуждое даже самой богине, но больше сопротивляться не стал.

Сладковатый дымок пожара и горелого мяса стелился над землей, забивался в нос, пропитывал одежду и волосы. Кони фыркали, раздувая пепел. От деревни остались одни головешки, людей было не видно совсем. Живых. Мертвые попадались то и дело, уже успевшие испортиться. Придорожня, в которой прислуживала веселая служаночка, так понравившаяся Хмелю, сравнялась с землей, торчала только знакомая вывеска.

— Моррек. — Тихо сказал Гаррет. — Он искал свои монеты.

Бледный Хмель отвернулся, его тошнило. Рут ощупала кошелек, оглядываясь вокруг.

— Хмель, ты все еще хочешь остаться с нами?

— Да. — Твердость его голоса резко контрастировала с зеленым оттенком прежде румяного лица. — Он все равно уже наверняка знает, что я с вами. И деться мне некуда.

Рут и Гаррет переглянулись поверх его головы, у обоих возникла одна и та же мысль. А что если Хмель…

— Если мы отдадим ему эти монеты…

— Бесполезно. — Хмель махнул рукой, не подозревая, что его жизнь висит на волоске. — Я его знаю. Это Моррек, он все равно убьет нас.

— За что? — Резонно возразил Гаррет. — Мы же ничего не знаем.

— Неважно. — Слабо ответил Хмель, справляясь с рвотными позывами. — Это Моррек. Ему проще убить. Да вы сами видите.

Рут решительно прошла вперед, нашла мятый котелок, подошла к еще тлевшей придорожне и поставила его на угли, раздула огонь. Когда жар стал достаточно сильным, она вытряхнула монеты над котелком.

— Что ты… — вскрикнул Хмель, но Гаррет удержал его.

Тринидад захватила котелок щипцами и покачала, глядя как оплавляется металл, сливается, смешивается…

— Мы же даже не знаем, зачем они ему были нужны. — Уныло сказал Хмель.

— Мне все равно. — Тринидад вылила блестящую лужицу на землю. — Но к этому я не желаю быть причастной.

— Моррек теперь нас точно убьет.

— Зато теперь за дело. — Блеснул белыми зубами Гаррет.

Три коня бежали вровень. Всадники сдерживали скакунов, оттягивая неизбежный момент, когда кто-нибудь не выдержит первым и пустится в галоп. Счастливая Тринидад то и дело дотрагивалась до рукоятки меча, висящего у пояса. Меч, как и конь, достался ей от наемников Моррека. Всего коней было семеро, считая крестьянского доходягу Хольта, но троих лишних они продали на торге, сделав огромный крюк назад, а Хольта Рут лично подарила первому попавшемуся крестьянину.