- Я буду твоим верным псом всю свою жизнь! Сю-нян – моя жена. Верни ее мне!

- Сю-нян будет хорошо в моем шатре. А ты найдешь себе другую женщину.

- Господин!...

- Довольно! Иди и остуди свое неразумие в реке! Утром ты станешь мудрее.

Понимая, что Сю-нян потеряна для него навсегда, обезумевший от горя Шабир, поднялся на ноги и схватился за меч.

Сзади коротко свистнуло. Согдиец захрипел и повалился на землю. Его пальцы судорожно скребли землю.

- Будь проклят!.. – Прошептал Шабир, помутневшим взором глядя на Модэ.

Шаньюй несколько мгновений пристально смотрел на распростертое перед ним тело, затем вернулся в шатер.

Вот так, действуя с неслыханной жестокостью, Модэ превратил державу хунну в страшную, беспощадную силу.

- Веселые дела! – Вздохнул кто-то из «молодых негодяев», выслушав рассказ командира. - И что, этот Модэ и сейчас заправляет всеми хунну?

- Нет. Хвала Небу – оно уже забрало его. Но дело его живет, и с этим следует считаться. - Ответил Юань, и обратился к самому юному из своих подчиненных. – Что приуныл, Лян? Боишься хунну? Им не справится с нами. Смотри, какая лавина войск идет.

- Я не боюсь. Мне Лань жалко.

«Негодяи» засмеялись. - Ишь ты! Какой слезливый.

- Сочувствие никогда не было пороком. - Остановил их командир. – А ты, Лян, если хочешь достойно пересечь этот суетный мир, постарайся сдерживать себя. Впереди много дорог, и далеко не все они – мощеные.

Если Читатель внимательно посмотрит на приложенную к этой книге карту, то увидит, что от Дуньхуана, где и заканчивается Великая китайская Стена, дорога на Запад разделяется. Ее опасная, из-за постоянной угрозы нападения Хунну, северная часть проходит по довольно плодородным землям, богатым водными источниками и пропитанием. Южная дорога, безводная, но свободная от набегов кочевников, лежит у края пустыни Смерти - Такла-Макан. Эта пустыня – одно из самых страшных мест на земле. Ее название (в переводе с тюркского, «пойдешь и не вернешься») говорит само за себя.

Ли покинул столицу позднее Фэя, и шел южной дорогой. В душе молодого офицера поселилось чувство невозвратимой потери. Долг вел его на Запад, а сердце рвалось назад, в Чаньань, к так и не найденной Ли-цин.

Все, что у него осталось от потерянной любви, это – черепаховый гребень с изображением дракона с тремя звездами во лбу.

Ли посетил все невольничьи рынки, роздал немало монет и посулил неслыханное вознаграждение тому, кто укажет местонахождение девушки.

Никогда ранее он не бывал в местах торговли рабами, и вид изможденных, оборванных людей в железных ошейниках привел его в удрученное состояние. Огороженные деревянными решетками загоны, куда, подобно скоту, загоняли рабов, источали невыносимый смрад.

Многие, из рабов, были военнопленными из южных регионов, или племенного союза хунну. Кто-то попал сюда за долги, или преступления, совершенные родственниками.

В империи Хань их называли коротким словом тун.

Невольничьи рынки были как частными, так и государственными. Отсюда можно было попасть на тяжелые работы в медные рудники, на горные пастбища для ухода за табунами, или в императорский дворец, где число рабов достигало ста тысяч человек.

Отдельно продавали тех, кого предназначали для домашних услуг и развлечений. Их наряжали в красивые шелка и выставляли напоказ. Среди них было много мальчиков и девочек.

Смотреть в их глаза было невыносимо.

Не найдя Ли-цин среди тысяч несчастных, обреченных на пожизненное рабство, Ли вернулся домой. До сего дня он не особенно задумывался о положении рабов в своей стране, но мысль о том, что Ли-цин может разделить их участь, сводила его с ума.

Тогда же, вечером, беседуя с отцом, Ли спросил:

- Отец, ты занимаешь высокое положение в государстве. Неужели нельзя посоветовать Величайшему отменить рабство?

- Рабство не исчезнет, даже, если Сын Неба прикажет его уничтожить. – Был ответ Главного Советника.

- Почему?

- Потому, что главная причина рабства - внутренняя, а не внешняя. Она в умах и душах людей. Понадобятся многие столетия для того, чтобы люди это поняли. В истории нашей страны не раз случалось так, что раб становился господином. При этом он, как правило, обращал в рабство тех, кому прислуживал ранее.

- Но рабство – источник невыносимых страданий! Я сегодня видел это собственными глазами. Почему нельзя издать указ о добром обращении с рабами?

- И опять все зависит от человека. К каждому, кто владеет рабом, не приставишь надсмотрщика. В нашей стране немало людей, которые с уважением относятся к тем, кто им служит, и понимают, что положение дел – несправедливо. Но свинья останется свиньей, даже если ей на шею повесить табличку о сдаче высших государственных экзаменов.

Ли потом долго обдумывал этот разговор с отцом.

В день расставания с сыном Главный Советник сказал, что ни на один день не прекратит поисков Ли-цин. На это обещание отца и на его огромные возможности, и была единственная надежда Ли.

Сам он уже ничего не мог сделать. Каждый шаг отдалял его от любимой, каждый прожитый день делал надежду на их будущую встречу все более призрачной.

Его душа металась между надеждой и отчаянием. Не раз ночью, лежа без сна, он был на грани того, чтобы бросить все, вернуться в столицу и продолжить поиски Ли-цин. Но в этом случае он сам становился предателем и изгоем. Его не примут ни отец, ни Император. За неисполнение приказа Сына Неба его могут ждать только тюрьма или каторга.

«Ну и пусть!» - Думал Ли. – «Я вернусь тайно. Найду Ли-цин, и мы уедем с ней далеко, туда, где нас никто не найдет. Или уйдем в горы отшельниками».

Предаваясь таким мыслям, он хорошо понимал, что подобные планы неосуществимы. Кроме того, предательство было для него поступком, органически невозможным.

В который раз он вспоминал их встречи, взгляд девушки, ее голос, разговоры, полные невысказанной нежности и взаимопонимания…

Ныне же, перед ним – годы пути. Вокруг простирается безрадостный пейзаж, полностью соответствующий состоянию его души.

«Как там Фэй?» - Думал Ли. – «Как бы его не подстрелили. Здесь несладко, но, хотя бы, нет кочевников. И потом с ними, кажется, пошел сынок министра Ни-цзы. Тоже еще – подарок! Как его там звали? Жун, вроде бы. От этой семейки добра не жди. Фэю стоит держать ухо востро».

Ли провел рукой по подкладке своей куртки. Под ней он вез прочно зашитое послание Ведича.

Глинистую почву сменили каменистые просторы, над которыми проносились тяжелые тучи. Затем настало время раскаленных песков с редкими клыками скал. Тончайшая песчаная пыль засыпала глаза, лезла в волосы, в легкие, под одежду. Время от времени на пути попадались большие валуны с высеченными на них рисунками и загадочными письменами.

Временами пески отступали, и воины шли по растрескавшейся соляной поверхности.

- Каким образом сюда попала соль? – Спросил Ли у своего спутника, пожилого офицера, уже побывавшего в этих местах.

- Возможно, когда-то здесь было озеро. – Ответил тот. – А потом пустыня забрала его. И, вообще, здешние места полны загадок. Однажды, на моих глазах исчезло большое озеро. Мы стояли на берегу, как вдруг раздался какой-то гул, и вода начала быстро уходить под землю. Я не успел бы прочитать и маленького отрывка из «Книги Перемен», как вода исчезла. Только рыба билась в оставшихся лужах. А вы слышали, как по ночам переговариваются духи песков?

Ночью, пустыня, действительно, наполнялась странными звуками. Низкие, протяжные стоны, которые не мог издавать ни человек, ни животное, сменялись высокими рыдающими звуками. Иногда они доносились из-под земли; временами казалось, что их источник где-то рядом, но уже через мгновение эти жуткие голоса уходили в звездную высь, или таяли в бесконечной дали пустыни.