Пробираясь через лес незнакомых слов, Юань с Ли-цин с трудом улавливали суть беседы. Но, когда седобородый неожиданно обратился к ним, Юань уже немного понимал, о чем идет речь.

- Не будете ли вы столь любезны, рассказать нам, что думают учителя вашей страны об интересующем нас предмете?

Юань встал и обвел взглядом присутствующих. Надо сказать, что и ныне, и в те далекие времена, прямо поставленный перед китайцем вопрос может вызвать у него некоторое замешательство. Такова этика общения этого народа. Первый европеец, близко познакомившийся с Китаем – иезуит Маттео Риччи говорил, что превыше всего китайцы ценят вежливость, и в приверженности к церемониалу намного превосходят европейцев.

Тем не менее, на путях поиска взаимопонимания людям приходится принимать манеру и традиции общения незнакомой страны.

- Первым делом, хочу принести извинения всем присутствующим за недостаточное знание вашего языка. – Начал Юань, с трудом подыскивая слова. – Что же касается заданного вами вопроса, то мы прошли большой путь, видели много обычаев и слышали немало наречий. Люди, которых мы встречали, верили в разных богов, по-разному одевались, жили в домах, построенных в традициях своего народа, пели свои песни, и по-своему провожали навсегда ушедших людей. Но, за этими различиями мы видели то общее, что объединяет нас всех: поклонение родителям, любовь к детям, уважение к соседу и гостю, сострадание и желание оказать помощь тому, кто попал в беду. Я не говорю о плохих людях, которых можно встретить везде. Я говорю о том, что составляет суть человеческой души. А она, как мы знаем, едина.

Не могут не быть едиными, и учения о добре и зле. Великий Учитель нашего народа Кун-цзы, чье имя записано на бамбуке и шелке{136}, говорил: Если править с помощью закона, улаживать, наказывая, то народ остережется, но не будет знать стыда. Если править на основе добродетели, улаживать по ритуалу, народ не только устыдится, но и выразит покорность.

Образцы добродетели Учитель находил в минувших веках, в примерах мудрости древних правителей, благодаря которой народ жил в благоденствии. Учитель опирался на древность, умел слушать ее, вчитываться в ее сокровенные тайны.

Ли-цин с удивлением слушала своего командира. С этой стороны она его еще не знала.

- Не излишне ли вы идеализируете древность? – Спросил один из учеников Сократа.

- Простите, мне незнакомо слово «идеализировать» - Ответил Юань.

- Принимать желаемое за действительное. – Подсказал кто-то.

- Не совсем так! – Возразил седобородый. – Идеальное это - пример, или образец совершенства.

- Или - вершина человеческой мудрости! – Последовала еще одна подсказка.

- Да! Можно говорить и так. - Подтвердил вопрошавший Юаня оратор. – Своим вопросом я утверждал, что минувшее заполнено ошибками так же, как и время сегодняшнего дня, и не очень разумно опираться на него, как на заведомо безгрешное понятие.

Юань внимательно оглядел присутствующих

- Кажется, я понимаю вас. Вы ищете практического применения вещи. Отсюда и ваше расчленение ее на то, чем она может быть полезна, и все остальное, что, может быть красиво, но не составляет ее сути. Так же вы поступаете и с минувшим. Но, это не так! Древность, и ее младшая сестра - Минувшее, совершенны сами по себе. Именно в их сокровенных глубинах черпаем мы вдохновение настоящего. Ее аромат способен подарить нам прикосновение к истине. «Радость встречи с древними способна смягчить ожесточившийся дух и укрепить размягчившееся сердце». – Говорили древние мудрецы. Именно в минувшем бьет вечный источник непостижимой тайны бытия, к которой мы можем только прикасаться….

- Да, он – поэт, а не философ! – Воскликнул кто-то.

- А, разве поэзия не есть вершина философии? – Возразили ему.

- Почему вы отдаете предпочтение древности, и пренебрегаете настоящим? – Спросил седобородый.

- Я не пренебрегаю настоящим. – Ответил Юань. – Я уважаю и трепетно воспринимаю как бесконечно прекрасную гармонию Земли и Неба, так и малую каплю росы, в которой отражены все их чудеса. Но, что есть настоящее? Когда ваши уста заканчивали произносить обращенный ко мне вопрос, его начало уже стало достоянием минувшего. И разве то, что вы называете Настоящим, не есть неустранимая принадлежность Прошлого?

Несколько мгновений после слов Юаня царило молчание. Затем зал взорвался шквалом эмоций.

«Сейчас они все передерутся!». – Испуганно подумала Ли-цин, наблюдая бурную вспышку греко-парфянских страстей.

Юань, в традиционном представлении которого «жемчуг исканий» был неразрывно связан с проникновенно-умиротворенным состоянием души, с изумлением созерцал яростные, сверкающие глаза своих оппонентов.

- Вы поймите! То, что говорит наш уважаемый гость, это и есть самая настоящая διαλέγεσθαι{137}! – Кричал толстый, астматического вида, человек.

- Где вы видите диалектику, Тисандр? – С негодованием отвечал его сосед. – То, что я слышал, есть ни что иное, как пошлая подмена высокой логики созерцательно- поэтической пустотой!

- Что же здесь плохого! – Вмешался в разговор третий. – А, если эти люди так видят мир?

- Откуда вы, Пакор, знаете, как они видят мир? Этот человек успел произнести всего лишь несколько фраз!

- ANIMUS QUOD PERDIDIT OPTAT, ATQUE IN PRAETERITA SE TOTUS IMAGINE VERSAT!{138} - Звучало уже на совершенно незнакомом ханьцам языке. – Отсюда и вся его философия!

- Уважаемые! – Попытался остановить воспламенившихся коллег седобородый. – Не забывайте о наших гостях. Подумайте, что вынесут они для себя из нашей неумеренной горячности?

Неистовый по накалу диспут прекратился так же стремительно, как и начался.

- Простите ваших неразумных хозяев за несдержанность! –

Обратился к гостям седобородый. – Но, их можно понять: такие огненные вопросы невозможно обсуждать иначе, как со всей страстью души.

– Без ветра и трава не колышется. – Вежливо, поговоркой, ответил Юань.

Между тем, интерес присутствующих к гостям возобновился, и философы снова забросали их вопросами. Вопрошающих интересовало все: от государственного и военного устройства Хань, до мелких деталей быта ее жителей.

Беседа перемежалась новыми вспышками бурных философских страстей. Ученики Сократа были людьми весьма образованными, и щедро украшали свои суждения цитатами и поэтическими отрывками.

Когда речь зашла об Искандаре{139} Великом, один из присутствующих, молодой парфянин, с пламенеющим взором, прочитал отрывок из хвалебной оды великому завоевателю:

Поверг врагов, завистников своих,

Забрал богатства их и земли их!

Удвоил и утроил он предел,

Земель ему доставшихся в удел{140}!

- Ну, чем вы восхищаетесь? – Не выдержала, молчавшая до сей поры Ли-цин. – А, кто измерит моря слез, пролитые матерями убитых? Кто вернет детям их отцов? Загляните в глаза такому ребенку, и спросите его, что он скажет о величии человека, убившего его отца? Об этом ваш Искандар думал?

- Вот суждение, достойное умудренного опытом старца, или... женщины с чутким и страдающим сердцем, не в обиду вам будь сказано! - Заметил седобородый наставник.

- Да! – Поддержал его один из учеников. - Справедливости ради, следует сказать, что брахманы Инда говорили Великому то же самое:

Сказал брахман: «О, властелин-мудрец!

Всем одарил тебя благой творец.

Ты, словно солнце, разумом сияешь.

Что не избегнуть смерти нам, ты знаешь.

Что ж ты возжаждал мир завоевать,