Стихи понравились новым товарищам. Группа даже сделала их своим слоганом и хором повторяла, отправляясь на самые опасные, ответственные задания.

Так, могучий поэтический дар Мирчи Брома был поставлен на службу светлому делу регуллианского возрождения.

Дракон был принят в группу отрядным летописцем. Друзья, наконец, нашли свое место в галактической жизни. В молодежном освободительном движении галактики появились новые имена.

На свадьбе дорогой любимой дочери сиртан Фуримель был безгранично счастлив.

— Избавился! Сбагрил! Спихнул! Отделался! — ликовала и пела его душа. — Можно спокойно вздохнуть! Заняться, наконец, личной жизнью!

Владыка пожирал взглядом беззаботно болтавшую с соседями по столу Капитолину Николаевну, которая была посаженной матерью невесты. Бессознательно, он страстно поглаживал густо покрытую жесткими щетинками вторую левую лапку сидевшего рядом Кибербарса. Не выдержав исходящего от Фуримеля жара, Кибер пересел подальше. Сиртан не обратил на это ни малейшего внимания. Ему было все равно, и он также самозабвенно продолжал ласкать жадными пальцами опустевшую табуретку.

На следующий день, узнав о многочисленных таинственных исчезновениях (не важно, кто с кем, главное — убрались!), сиртан начал осуществлять тщательно разработанный план обольщения.

Подойдя к бывшей супруге, Фуримель вежливо, но прямо предложил:

— Капитолина Николаевна! Вы не хотите провести со мной ночь любви?

Лина смутилась. Вспомнить прошлое ей так и не удалось: когда-то давно ее память о Хиджистане была очень качественно стерта начисто и заменена полной программой курса филологического факультета Кмшиневского госуниверситета по специальности «Русский язык и литература». Лина почти примирилась с мыслью о своем инопланетном происхождении и о первом браке, тем более, что на этом факте упорно настаивал как будто вовсе лично не заинтересованный и не особо расположенный к сиртану Ай-Ван Блэк Ноу. Единственное, чего Капитолина Николаевна не могла принять, это того, что Азарис, по всей видимости, ее родная дочь.

Учительница уже смирилась с мыслью, что хиджистанский красавец — ее бывший муж. В его присутствии ее дыхание учащалось, а сердце начинало биться так часто, как будто одного аппарата для перегонки крови организму оказалось совершенно недостаточно. Страстные взгляды сиртана не оставляли сомнений в его намерениях. Тщетно пытаясь разобраться в собственных чувствах, Капитолина Николаевна была готова получить нескромное предложение, однако слова Фуримеля мало походили на признание в любви. Она замялась, терзаясь сомнениями. Владыка с нетерпением ждал ответа, поигрывая зажатой в правой руке плеткой с красной рукояткой. Капитолина Николаевна поняла намек и содрогнулась. Она трезво оценила свои шансы и возможности:

— Одна! Тринадцать лет одна! Вся жизнь отдана школе! И сейчас одна! Никто не защитит! Все бросили! Мужчина моей мечты! Кажется, даже муж. Бежать некуда!

— Хорошо. Я согласна, — спокойно согласилась она. — Ужин в ресторане, при свечах, розы, шампанское и ночь любви.

Ожидавший более ожесточенного сопротивления Фуримель несколько растерялся, но позиций не сдал:

— Ужин в моих покоях, при свете магических кристаллов, болотные орхидеи, хиджистанская шипучка и…, - он хотел добавить «секс», но, после секундного тайм-аута, подтвердил. — И ночь любви.

— Согласна! — пошла на уступки Капитолина Николаевна, у которой все равно не оставалось никакого выбора.

Сиртан звал ее Нелиньоль. За ужином они говорили мало. Не успевали. Были заняты другим. Но Фуримель не забывал время от времени шептать, что очень скучал и любит, так что все происходящее казалось нормальным, хотя и слишком поспешным.

На следующее утро Лина проснулась поздно. Она прекрасно выспалась. Фуримеля рядом уже не было. На мгновение она почувствовала себя одиноко, но сожалела об этом недолго. Ей надо было очень серьезно подумать. Одной. О жизни. Обо всем.

— Да, это не Сергей! — наконец поняв, чего она была лишена все эти долгие бесцветные годы, сделала Лина очевидный вывод, с отвращением вспоминая первого (или второго?) недолгого мужа. Однако переполнявшее ее тупое биологическое блаженство не позволяло сосредоточиться на главном — на будущем.

— Осторожно, Лина, — сказала себе учительница. — Один неверный шаг, и до конца своих дней ты будешь бродить по этой помпезной средневековой рухляди с тряпочкой в руках, вытирая пыль с мебели, чтобы хоть чем-то себя занять. Днем. Ночью, по всей видимости, ей недостаток в занятиях не грозил.

— О чем это я? Мне и тряпку в руки взять не дадут. И в сельской школе работать не позволят! — ночью, в пылу страстных признаний, великий владыка однозначно негативно высказался по отношению к бескорыстному женскому труду собственной супруги.

— С тебя пылинки будут сдувать! Носить на руках. Все, что ты пожелаешь, будет твоим, — пообещал сиртан. — Ты сможешь целый день сидеть в спальне на втором этаже, в полной безопасности, и смотреть на бассейн с кувшинками и золотыми рыбами.

Капитолина Николаевна представила себе эту картину и содрогнулась. Надо было бежать, пока не стало поздно — она сильно опасалась привыкания.

— Лин! Вставай! (Ночью они перешли на «ты»). Я хочу тебе кое-что показать. Приведи себя в порядок и идем со мной! — в комнате, наконец, появился Фуримель. Бодрый и помолодевший, он кипел энергией. Его темные волнистые волосы были еще мокрыми после холодного душа. Глаза лихорадочно блестели.

— Уже раскомандовался! Интересно, что там? Какой-то подарок? — поспешно завершая утренний туалет, пыталась угадать Лина. Она ошибалась. Ее ждал не подарок.

Супруги спустились во двор. Ласково обняв жену за плечи и слегка поддерживая — на всякий случай, чтобы голова не закружилась от счастья — сиртан подвел ее к бетонным надолбам, на которые была плотно намотана колючая проволока. За столбами — с внешней стороны — стояли вооруженные охранники. Сверху, на фоне чистого голубого неба, была явственно видна густая мелкоячеистая сеть, негромко гудевшая под сильным магическим напряжением.

Пролетавшие мимо по своим делам, ни в чем не повинные мелкие пичужки, случайно задевая крылом тонкие серебристые нити, ярко вспыхивали синим электрическим пламенем, и пушистый серый пепел красивыми крупными хлопьями, кружась в посмертном вальсе, медленно оседал на сырую заболоченную землю.

— На Хиджистан снова напали враги? — не веря своим глазам и боясь предположить самое худшее, робко поинтересовалась Лина.

На это Фуримель ничего не ответил. Собственнически приобняв хрупкие плечи жены, он, наконец, сказал ей главные слова:

— Я люблю тебя! — не выпуская любимую из кольца своих рук, сиртан хозяйским взглядом обвел надежные укрепления. — И тебе никогда больше не удастся никуда отсюда сбежать!

— Влипла! — поняла Капитолина Николаевна и упала в обморок. Но не от счастья. Назад, в спальню, Фуримель отнес ее на руках. За надолбами растроганно рыдали охранники. Возможно, они предчувствовали свою печальную судьбу.

Еще спустя несколько счастливых дней Лина поняла: промедление больше недопустимо. Еще немного и будет поздно. Она может влюбиться и отказаться от борьбы. Этого допустить было нельзя. Страстная любовь продлится недолго, а потом наступит жестокое отрезвление и душевная боль.

Заразительный мальчишеский смех: сейчас сиртан часто смеялся — Лина его забавляла своими наивными рассуждениями о жизни, — жадные губы, умелые руки и карие, выразительные, как у хорошей немецкой овчарки, нежные глаза не могли заставить ее забыть, с кем она имеет дело. Ответные рассуждения сиртана учительницу просто пугали. Патологический садист, кровожадный убийца, безжалостный эксплуататор, беспощадный тиран, Фуримель был лучшим из лучших.