V. * * * М.В. Люблю тебя сейчас Не тайно — напоказ. Не «после» и не «до» в лучах твоих сгораю. Навзрыд или смеясь, Но я люблю сейчас, А в прошлом — не хочу, а в будущем — не знаю. В прошедшем «я любил» — Печальнее могил, — Все нежное во мне бескрылит и стреножит, Хотя поэт поэтов говорил: «Я вас любил, любовь еще, быть может…» Так говорят о брошенном, отцветшем — И в этом жалость есть и снисходительность, Как к свергнутому с трона королю. Есть в этом сожаленье об ушедшем Стремленьи, где утеряна стремительность, И как бы недоверье к «я люблю». Люблю тебя теперь Без мер и без потерь, Мой век стоит сейчас — Я вен не перережу! Во время, в продолжение, теперь Я прошлым не дышу и будущим не брежу. Приду и вброд, и вплавь К тебе — хоть обезглавь! — С цепями на ногах и с гирями по пуду. Ты только по ошибке не заставь, Чтоб после «я люблю» добавил я, что «буду». Есть горечь в этом «буду», как ни странно, Подделанная подпись, червоточина И лаз для отступленья, про запас, Бесцветный яд на самом дне стакана. И словно настоящему пощечина — Сомненье в том, что «я люблю» — сейчас. Смотрю французский сон С обилием времен, Где в будущем — не так, и в прошлом — по-другому. К позорному столбу я пригвожден, К барьеру вызван я языковому. Ах, разность в языках! Не положенье — крах. Но выход мы вдвоем поищем и обрящем. Люблю тебя и в сложных временах — И в будущем, и в прошлом настоящем!.. VI. Дороги… дороги… Ах, дороги узкие — Вкось, наперерез! Версты белорусские С ухабами и без. Но как орехи грецкие, Щелкаю я их. Ох, говорят, немецкие — Гладко, напрямик. Там, говорят, дороги — ряда по три, И нет табличек с «Ахтунг!» или «Хальт!» Ну что же — мы прокатимся, посмотрим, Понюхаем не порох, а асфальт. Горочки пологие: Я их — щелк да щелк! Но в душе, как в логове, Затаился волк. Ату, колеса гончие! Целюсь под обрез, — И с волком этим кончу я На отметке «Брест». Я там напьюсь водички из колодца И покажу отметки в паспортах. Потом мне пограничник улыбнется, Узнав, должно быть, — или просто так. После всякой зауми (Вроде: «Кто таков?») — Как взвились шлагбаумы Вверх до облаков! Лишь взял товарищ в кителе Снимок для жены — И… только нас и видели С нашей стороны! Я попаду в Париж, в Варшаву, в Ниццу. Они — рукой подать: наискосок. Так я впервые пересек границу — И чьи-то там сомненья пересек. Ах, дороги скользкие — Вот и ваш черед! Деревеньки польские — Стрелочки вперед. Телеги под навесами, Булыжник — чешуя. По-польски — ни бельмеса мы: Ни жена, ни я. Потосковав о ломте, о стакане, Затормозили где-то наугад И я сказал по-русски: «Прошу, пани!» И получилось точно и впопад. Ах, еда дорожная Из немногих блюд! Ем неосторожно я Все, что подают. А напоследок — сладкое, Стало быть: кончай! И на их хербатку я Дую, как на чай. А панночка пощелкала на счетах (Все, как у нас! — Зачем туристы врут?), — И я, прикинув разницу валют, Ей отсчитал — не помню, сколько злотых — И проворчал: «По божески дерут». Где же песни-здравицы? Ну-ка подавай! Польские красавицы — Для туристов рай? А вона на поляночке — Души нараспах, — Веселились панночки С граблями в руках. "Да, побывала Польша в самом пекле! — Сказал старик и лошадей распряг, — Красавицы полячки не поблекли, А сгинули в немецких лагерях". Лемех вглубь въедается В землю, как каблук, — Пепел попадается До сих пор под плуг. Память вдруг разрытая, — Не живой укор: Жизни недожитые — Для колосьев корм. В моем мозгу, который вдруг сдавило Как обручем (но так его, дави!), Варшавское восстание кровило, Захлебываясь в собственной крови. Дрались худо, бедно ли, А наши корпуса В пригороде медлили Целых два часа. В марш-бросок, в атаку ли Рвались, как один, И танкисты плакали На броню машин. Военный эпизод — давно преданье, В историю ушел, порос быльем. Но не забыто это опозданье, Коль скоро мы заспорили о нем. Почему же медлили Наши корпуса? Почему обедали Эти два часа? Потому что, танками, Мокрыми от слез, Англичанам с янками Мы утерли нос. А может быть, разведка оплошала — Не доложила. Что теперь гадать! Но вот сейчас читаю я «Варшава» — И еду, и хочу не опоздать! |
