Баллада о манекенах Семь дней усталый старый Бог В запале, в зашоре, в запаре Творил убогий наш лубок И каждой твари — по паре. Ему творить — потеха, И вот себе взамен Бог создал человека, Как пробный манекен. Идея эта не нова, Но не обхаяна никем — Я докажу как дважды два: Адам — был первый манекен. А мы! Ошметки хромосом, Огрызки божественных генов — Идем проторенным путем И создаем манекенов. Не так мы, парень, глупы, Чтоб наряжать живых! — Мы обряжаем трупы И кукол восковых. Ругать меня повремени, А оглянись по сторонам: Хоть нам подобные они, Но не живут подобно нам. Твой нос расплюснут на стекле, Глазеешь — и ломит в затылке… А там сидят они в тепле И скалят зубы в ухмылке. Вон тот кретин в халате Смеется над тобой: Мол, жив еще, приятель! Доволен ли судьбой? Гляди — красотка! Чем плоха? — Загар и патлы до колен. Ее закутанный в меха, Ласкает томный манекен. Их жизнь и вправду хороша, Их холят, лелеют и греют. Они не тратят ни гроша И потому не стареют. Пусть лупят по башке нам, Толкают нас и бьют, Но куклам-манекенам Мы создали уют. Они так вежливы — взгляни! Их не волнует ни черта, И жизнерадостны они, И нам, безумным, не чета. Он никогда не одинок — В салоне, в постели, в бильярдной, — Невозмутимый словно йог, Галантный и элегантный. Хочу такого плена — Свобода мне не впрок. Я вместо манекена Хочу пожить денек. На манекенские паи Согласен даже на пари! В приятный круг его семьи Желаю, черт меня дери! Я предлагаю смелый план Возможных сезонных обменов: Мы, люди, — в их бездушный клан, А вместо нас — манекенов. Но я готов поклясться, Что где-нибудь заест — Они не согласятся На перемену мест. Из них, конечно, ни один Нам не уступит свой уют: Из этих солнечных витрин Они без боя не уйдут. Сдается мне — они хитрят, И, тайно расправивши члены, Когда живые люди спят, Выходят в ночь манекены. Машины выгоняют И мчат так, что держись! И пьют и прожигают Свою ночную жизнь. Такие подвиги творят, Что мы за год не натворим, Но возвращаются назад… Ах, как завидую я им! Мы скачем, скачем вверх и вниз, Кропаем и клеим на стенах Наш главный лозунг и девиз: «Забота о манекенах!» Недавно был — читали? — Налет на магазин, В них — сколько не стреляли — Не умер ни один. Его налогом не согнуть, Не сдвинуть повышеньем цен. Счастливый путь, счастливый путь, — Будь счастлив, мистер Манекен! Но, как индусы мы живем Надеждою смертных и тленных, Что если завтра мы умрем — Воскреснем вновь в манекенах! Так что не хнычь, ребята, — Наш день еще придет! Храните, люди, свято Весь манекенский род! Болезни в нас обострены, Уже не станем мы никем… Грядет надежда всей страны — Здоровый, крепкий манекен. Баллада о Кокильоне Жил-был учитель скромный Кокильон. Любил наукой баловаться он. Земной поклон за то, что он был в химию влюблен, И по ночам над чем-то там химичил Кокильон. Но, мученик науки гоним и обездолен, Всегда в глазах толпы он — алхимик-шарлатан. И из любимой школы в два счета был уволен, Верней, в три шеи выгнан непонятый титан… Титан лабораторию держал И там он в муках истину рожал. За просто так, не за мильон, в трехсуточный бульон Швырнуть сумел все, что имел, великий Кокильон. Как яблоко, упавши на голову Ньютона, Толкнуло Исаака к закону о Земле, Так случай не замедлил ославить Кокильона, — Однажды в адском супе заквасилось желе. Бульон изобретателя потряс. Был он — ничто: не жидкость и не газ. Минуту гений был смущен, но — чудом окрылен, На всякий случай «Эврика!» воскликнул Кокильон. Три дня он отвлекался этюдами Шопена, Охотился, пил кофе и смысл постигал, Ему шептали в ухо, что истина в вине, — но Он твердою походкою к бессмертью зашагал. Он днем был склонен к мыслям и мечтам, Но в нем кипели страсти по ночам. И вот, огнем испепелен и в поиск устремлен, В один момент в эксперимент включился Кокильон. Душа его просила, и плоть его хотела До истины добраться, до цели и до дна, — Проверить состоянье таинственного тела, Узнать, что он такое: оно или она? Но был в великом опыте изъян — Забыл фанатик начисто про кран. В погоне за открытьем он был слишком воспален, И миг настал, когда нажал на крантик Кокильон. И закричал безумный: "Да это же коллоид! Не жидкость это, братцы, — коллоидальный газ!" Вот так, блеснув в науке, — как в небе астероид — Простой безвестный гений безвременно угас. И вот — в нирване газовой лежит, Народ его открытьем дорожит. Но он не мертв, он усыплен, разбужен будет он Через века. Дремли пока, Жак-Поль де Кокильон! А мы, склонив колени, глядим благоговейно. Таких, как он, — немного четыре на мильон! Возьмем, к примеру, Бора и старика Эйнштейна, Раз-два, да и обчелся — четвертый Кокильон. |