x x x Давно, в эпоху мрачного язычества, Огонь горел исправно, без помех, А ныне, в век сплошного электричества, Шабашник — самый главный человек. Нам внушают про проводку, А нам слышится — про водку, Нам толкуют про тройник, А мы слышим: «…На троих!» У нас теперь и опыт есть, и знание, За нами невозможно доглядеть — Нарочно можем сделать замыкание, Чтоб без работы долго не сидеть. И мы — необходимая инстанция, — Нужны, как выключателя щелчок. Вам кажется — шалит электростанция, А это мы поставили «жучок». Шабаш — электро наш нарубит дров еще, С ним вместе — дружный смежный шабаш-газ. «Шабашник» — унизительное прозвище, Но что-то не обходятся без нас. x x x Может быть, моряком по призванию Был поэт Руставели Шота… По швартовому расписанию Занимает команда места. Кто-то подал строителям мудрый совет — Создавать поэтический флот. И теперь Руставели — не просто поэт, «Руставели» — большой теплоход. А поэта бы уболтало бы, И в три бала бы он померк, А теперь гляди с верхней палубы Черный корпус его, белый верх. Непохожих поэтов сравнить нелегко — В разный срок отдавали концы Руставели с Шевченко и Пушкин с Франко… А на море они — близнецы. О далеких странах мечтали — и Вот не дожили — очень жаль!.. И «Шевченко» теперь — близ Италии, А «Франко» идет в Монреаль. x x x Александру Назаренко и экипажу теплохода «Шота Руставели» Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты — И хрипят табуны, стервенея, внизу. На глазах от натуги худеют канаты, Из себя на причал выжимая слезу. И команды короткие, злые Быстрый ветер уносит во тьму: «Кранцы за борт!», «Отдать носовые!» И — «Буксир, подработать корму!» Капитан, чуть улыбаясь, — Все, мол, верно — молодцы, — От земли освобождаясь, Приказал рубить концы. Только снова назад обращаются взоры — Цепко держит земля, все и так и не так: Почему слишком долго не сходятся створы, Почему слишком часто мигает маяк?! Все в порядке, конец всем вопросам. Кроме вахтенных, все — отдыхать! Но пустуют каюты — матросам К той свободе еще привыкать. Капитан, чуть улыбаясь, Молвил только: «Молодцы!» От земли освобождаясь, Нелегко рубить концы. Переход — двадцать дней, — рассыхаются шлюпки, Нынче утром последний отстал альбатрос… Хоть бы — шторм! Или лучше — чтоб в радиорубке Обалдевший радист принял чей-нибудь SOS. Так и есть: трое — месяц в корыте, Яхту вдребезги кит разобрал… Так за что вы нас благодарите — Вам спасибо за этот аврал! Капитан, чуть улыбаясь, Бросил только: «Молодцы!» — Тем, кто, с жизнью расставаясь, Не хотел рубить концы. И опять будут Фиджи, и порт Кюрасао, И еще черта в ступе и бог знает что, И красивейший в мире фиорд Мильфорсаун — Все, куда я ногой не ступал, но зато — Пришвартуетесь вы на Таити И прокрутите запись мою, — Через самый большой усилитель Я про вас на Таити спою. Скажет мастер, улыбаясь, Мне и песне: «Молодцы!» Так, на суше оставаясь, Я везде креплю концы. И опять продвигается, словно на ринге, По воде осторожная тень корабля. В напряженье матросы, ослаблены шпринги… Руль полборта налево — и в прошлом земля! x x x Мы живем в большом селе Большие Вилы, Нас два брата, два громилы. Я ошибочно скосил дубову рощу, Брату — это даже проще. Нас все любят, но боятся жутко — Вдвоем мы Не жидки! Мы с понятьем, конечно, не шутка — Убьем по Ошибке. Вот послали нас всем миром — ми и плачем — К чертям собачьим, к чертям собачьим, Но нашли мы избавление от смерти И сами вышли в собачьи черти! Мы теперь овес едим горстями. Кто скажется — Под дых ему! И с предшествующими чертями Собачимся По ихнему. Ну, побыли мы чертями — и обратно: Понятно, понятно! Если встретим мы кого-нибудь дорогой — Брат просит: «Не трогай!» Я еще чуть-чуть тренировался — Гнул дула На танке. И поэтому братан боялся — Я: «Здравствуй!» Он — в дамки! Жить можно бы, и даже — смело, Но нет подходящего дела. Так и мыкаемся с братом по свету, А дела подходящего нету. Я всегда кричу братану: Гляди в оба, Братень! Я маленько поотстану, Может, обо- ротень! Но послали на селе нас, как и раньше, Куда подальше, куда подальше… Мы же с братиком протопали планету — Такого места в помине нету! И задумали мы с братом думку Вдвоем мы В три смены… Брат все двери искусал — и все ж додумкал: Пойдем мы В спортсмены! |
