Бодайбо Ты уехала на короткий срок, Снова свидеться нам — не дай бог, — А меня в товарный — и на восток, И на прииски в Бодайбо. Не заплачешь ты и не станешь ждать, Навещать не станешь родных, — Ну, а мне плевать — я здесь добывать Буду золото для страны. Все закончилось: смолкнул стук колес, Шпалы кончились, рельсов нет… Эх бы взвыть сейчас! — жалко нету слез — Слезы кончились на семь лет. Ты не жди меня — ладно, бог с тобой, — А что туго мне — ты не грусти. Только помни — не дай бог со мной Снова встретиться на пути! Срок закончится — я уж вытерплю. И на волю выйду, как пить, — Но пока я в зоне на нарах сплю, Я постараюсь все позабыть. Здесь леса кругом гнутся по ветру, Синева кругом — как не выть! Позади — шесть тысяч километров, А впереди — семь лет синевы… Город уши заткнул Город уши заткнул и уснуть захотел, И все граждане спрятались в норы. А у меня в этот час еще тысяча дел, — Задерни шторы и проверь запоры! Только зря: не спасет тебя крепкий замок, Ты не уснешь спокойно в своем доме, — А потому, что я вышел сегодня на скок, А Колька Демин — на углу на стреме. И пускай сторожит тебя ночью лифтер, И ты свет не гасил по привычке — Я давно уже гвоздик к замочку притер, Попил водички и забрал вещички. Ты увидел, услышал — как листья дрожат Твои тощие, хилые мощи, — Дело сделал свое я — и тут же назад, А вещи — теще в Марьиной роще. А потом — до утра можно пить и гулять, Чтоб звенели и пели гитары, И спокойно уснуть, чтобы не увидать Во сне кошмары, мусоров и нары. Когда город уснул, когда город затих — Для меня лишь начало работы… Спите, граждане, в теплых квартирах своих — Спокойной ночи, до будущей субботы! x x x Что же ты, зараза, бровь себе побрила, Ну для чего надела, падла, синий свой берет! И куда ты, стерва, лыжи навострила — От меня не скроешь ты в наш клуб второй билет! Знаешь ты, что я души в тебе не чаю, Для тебя готов я днем и ночью воровать, — Но в последне время чтой-то замечаю, Что ты мне стала слишком часто изменять. Если это Колька или даже Славка — Супротив товарищей не стану возражать, Но если это Витька с Первой Перьяславки — Я ж тебе ноги обломаю, в бога душу мать! Рыжая шалава, от тебя не скрою: Если ты и дальше будешь свой берет носить — Я тебя не трону, а в душе зарою И прикажу в залить цементом, чтобы не разрыть. А настанет лето — ты еще вернешься, Ну, а я себе такую бабу отхвачу, Что тогда ты, стерва, от зависти загнешься, Скажешь мне: «Прости!» — а я плевать не захочу! У тебя глаза — как нож У тебя глаза — как нож: Если прямо ты взглянешь — Я забываю, кто я есть и где мой дом; А если косо ты взглянешь — Как по сердцу полоснешь Ты холодным, острым серым тесаком. Я здоров — к чему скрывать, — Я пятаки могу ломать, А недавно головой быка убил, — Но с тобой жизнь коротать — Не подковы разгибать, А прибить тебя — морально нету сил. Вспомни, было ль, хоть разок, Чтоб я из дому убег, — Ну когда же надоест тебе гулять! С грабежу я прихожу — Язык за спину завожу И бегу тебя по городу шукать. Я все ноги исходил — Велосипед себе купил, Чтоб в страданьях облегчения была, — Но налетел на самосвал — К Склифосовскому попал, — Навестить меня ты даже не пришла. И хирург — седой старик — Он весь обмяк и как-то сник: Он шесть суток мою рану зашивал! А когда кончился наркоз, Стало больно мне до слез: Для кого ж своей я жизнью рисковал! Ты не радуйся, змея, — Скоро выпишут меня — Отомщу тебе тогда без всяких схем: Я тебе точно говорю, Востру бритву навострю — И обрею тебя наголо совсем! x x x Если нравится — мало? Если влюбился — много? Если б узнать сначала, Если б узнать надолго! Где ж ты, фантазия скудная, Где ж ты, словарный запас! Милая, нежная, чудная!.. Эх, не влюбиться бы в вас! x x x Из-за гор — я не знаю, где горы те, — Он приехал на белом верблюде, Он ходил в задыхавшемся городе — И его там заметили люди. И людскую толпу бесталанную С ее жизнью беспечной и зыбкой Поразил он спокойною, странною И такой непонятной улыбкой. Будто знает он что-то заветное, Будто слышал он самое вечное, Будто видел он самое светлое, Будто чувствовал все бесконечное. И взбесило толпу ресторанную С ее жизнью и прочной и зыбкой То, что он улыбается странною И такой непонятной улыбкой. И герои все были развенчаны, Оказались их мысли преступными, Оказались красивые женщины И холодными и неприступными. И взмолилась толпа бесталанная — Эта серая масса бездушная, — Чтоб сказал он им самое главное, И открыл он им самое нужное. И, забыв все отчаянья прежние, На свое место встало все снова: Он сказал им три самые нежные И давно позабытые слова. |