x x x Реальней сновидения и бреда, Чуднее старой сказки для детей — Красивая восточная легенда Про озеро на сопке и про омут в сто локтей. И кто нырнет в холодный этот омут, Насобирает ракушек, приклеенных ко дну, — Ни заговор, ни смерть того не тронут; А кто потонет — обретет покой и тишину. Эх, сапоги-то стоптаны, походкой косолапою Протопаю по тропочке до каменных гольцов, Со дна кружки блестящие я соскоблю, сцарапаю — Тебе на серьги, милая, а хошь — и на кольцо! Я от земного низкого поклона Не откажусь, хотя спины не гнул. Родился я в рубашке — из нейлона, — На шелковую, тоненькую я не потянул. Спасибо и за ту на добром слове: Ношу — не берегу ее, не прячу в тайниках, — Ее легко отстирывать от крови, Не рвется — хоть от ворота рвани ее — никак! Я на гольцы вскарабкаюсь, на сопку тихой сапою, Всмотрюсь во дно озерное при отблеске зарниц: Мерцающие ракушки я подкрадусь и сцапаю — Тебе на ожерелье, какое у цариц! Пылю по суху, топаю по жиже, — Я иногда спускаюсь по ножу… Мне говорят, что я качусь все ниже, А я — хоть и внизу, а все же уровень держу! Жизнь впереди — один отрезок прожит, Я вхож куда угодно — в терема и в закрома: Рожден в рубашке — Бог тебе поможет, — Хоть наш, хоть удэгейский — старый Сангия-мама! Дела мои любезные, я вас накрою шляпою — Я доберусь, долезу до заоблачных границ, — Не взять волшебных ракушек — звезду с небес сцарапаю, Алмазную да крупную — какие у цариц! Нанес бы звезд я в золоченом блюде, Чтобы при них вам век прокоротать, — Да вот беда — заботливые люди Сказали: «Звезды с неба — не хватать!» Ныряльщики за ракушками — тонут. Но кто в рубашке — что тому тюрьма или сума: Бросаюсь головою в синий омут — Бери меня к себе, не мешкай, Сангия-мама!.. Но до того, душа моя, по странам по Муравиям Прокатимся, и боги подождут-повременят! Мы в галечку прибрежную, в дорожки с чистым гравием Вобьем монету звонкую, затопчем — и назад. А помнишь ли, голубушка, в денечки наши летние Бросили в море денежку — просила ты сама?.. А может быть, и в озеро те ракушки заветные Забросил Бог для верности — сам Сангия-мама!.. x x x Говорят в Одессе дети О каком-то диссиденте: Звать мерзавца — Говнан Виля, На Фонтане, семь, живет, Родом он из Израиля И ему девятый год. Притча о Правде и Лжи В подражание Булату Окуджаве Нежная Правда в красивых одеждах ходила, Принарядившись для сирых, блаженных, калек, — Грубая Ложь эту Правду к себе заманила: Мол, оставайся-ка ты у меня на ночлег. И легковерная Правда спокойно уснула, Слюни пустила и разулыбалась во сне, — Грубая Ложь на себя одеяло стянула, В Правду впилась — и осталась довольна вполне. И поднялась, и скроила ей рожу бульдожью: Баба как баба, и что ее ради радеть?! — Разницы нет никакой между Правдой и Ложью, Если, конечно, и ту и другую раздеть. Выплела ловко из кос золотистые ленты И прихватила одежды, примерив на глаз; Деньги взяла, и часы, и еще документы, — Сплюнула, грязно ругнулась — и вон подалась. Только к утру обнаружила Правда пропажу — И подивилась, себя оглядев делово: Кто-то уже, раздобыв где-то черную сажу, Вымазал чистую Правду, а так — ничего. Правда смеялась, когда в нее камни бросали: «Ложь это все, и на Лжи одеянье мое…» Двое блаженных калек протокол составляли И обзывали дурными словами ее. Стервой ругали ее, и похуже чем стервой, Мазали глиной, спускали дворового пса… "Духу чтоб не было, — на километр сто первый Выселить, выслать за двадцать четыре часа!" Тот протокол заключался обидной тирадой (Кстати, навесили Правде чужие дела): Дескать, какая-то мразь называется Правдой, Ну а сама — пропилась, проспалась догола. Чистая Правда божилась, клялась и рыдала, Долго скиталась, болела, нуждалась в деньгах, — Грязная Ложь чистокровную лошадь украла — И ускакала на длинных и тонких ногах. Некий чудак и поныне за Правду воюет, — Правда, в речах его правды — на ломаный грош: "Чистая Правда со временем восторжествует, — Если проделает то же, что явная Ложь!" Часто разлив по сто семьдесят граммов на брата, Даже не знаешь, куда на ночлег попадешь. Могут раздеть, — это чистая правда, ребята, — Глядь — а штаны твои носит коварная Ложь. Глядь — на часы твои смотрит коварная Ложь. Глядь — а конем твоим правит коварная Ложь. Летела жизнь Я сам с Ростова, а вообще подкидыш — Я мог бы быть с каких угодно мест, — И если ты, мой Бог, меня не выдашь, Тогда моя Свинья меня не съест. Живу — везде, сейчас, к примеру, — в Туле. Живу — и не считаю ни потерь, ни барышей. Из детства помню детский дом в ауле В республике чечено-ингушей. Они нам детских душ не загубили, Делили с нами пищу и судьбу. Летела жизнь в плохом автомобиле И вылетала с выхлопом в трубу. Я сам не знал, в кого я воспитаюсь, Любил друзей, гостей и анашу. Теперь чуть что, чего — за нож хватаюсь, — Которого, по счастью, не ношу. Как сбитый куст я по ветру волокся, Питался при дороге, помня зло, но и добро. Я хорошо усвоил чувство локтя, — Который мне совали под ребро. Бывал я там, где и другие были, — Все те, с кем резал пополам судьбу. Летела жизнь в плохом автомобиле И вылетела с выхлопом в трубу. Нас закаляли в климате морозном, Нет никому ни в чем отказа там. Так что чечены, жившие при Грозном, Намылились с Кавказа в Казахстан. А там — Сибирь — лафа для брадобреев: Скопление народов и нестриженных бичей, — Где место есть для зеков, для евреев И недоистребленных басмачей. В Анадыре что надо мы намыли, Нам там ломы ломали на горбу. Летела жизнь в плохом автомобиле И вылетала с выхлопом в трубу. Мы пили все, включая политуру, — И лак, и клей, стараясь не взболтнуть. Мы спиртом обманули пулю-дуру — Так, что ли, умных нам не обмануть?! Пью водку под орехи для потехи, Коньяк под плов с узбеками, по-ихнему — пилав, — В Норильске, например, в горячем цехе Мы пробовали пить стальной расплав. Мы дыры в деснах золотом забили, Состарюсь — выну — денег наскребу. Летела жизнь в плохом автомобиле И вылетала с выхлопом в трубу. Какие песни пели мы в ауле! Как прыгали по скалам нагишом! Пока меня с пути не завернули, Писался я чечено-ингушом. Одним досталась рана ножевая, Другим — дела другие, ну а третьим — третья треть… Сибирь, Сибирь — держава бичевая, — Где есть где жить и есть где помереть. Я был кудряв, но кудри истребили — Семь пядей из-за лысины во лбу. Летела жизнь в плохом автомобиле И вылетела с выхлопом в трубу. Воспоминанья только потревожь я — Всегда одно: «На помощь! Караул!..» Вот бьют чеченов немцы из Поволжья, А место битвы — город Барнаул. Когда дошло почти до самосуда, Я встал горой за горцев, чье-то горло теребя, — Те и другие были не отсюда, Но воевали, словно за себя. А те, кто нас на подвиги подбили, Давно лежат и корчатся в гробу, — Их всех свезли туда в автомобиле, А самый главный — вылетел в трубу. |
