Старательская (Письмо друга) И. Кохановскому Друг в порядке — он, словом, при деле, — Завязал он с газетой тесьмой: Друг мой золото моет в артели, — Получил я сегодня письмо. Пишет он, что работа — не слишком… Словно лозунги клеит на дом: "Государство будет с золотишком, А старатель будет — с трудоднем!" Говорит: "Не хочу отпираться, Что поехал сюда за рублем…" Говорит: "Если чуть постараться, То вернуться могу королем!" Написал, что становится злее. "Друг, — он пишет, — запомни одно: Золотишко всегда тяжелее И всегда оседает на дно. Тонет золото — хоть с топорищем. Что ж ты скис, захандрил и поник? Не боись: если тонешь, дружище, — Значит, есть и в тебе золотник!" Пишет он второпях, без запинки: "Если грязь и песок над тобой — Знай: то жизнь золотые песчинки Отмывает живящей водой…" Он ругает меня: "Что ж не пишешь?! Знаю — тонешь, и знаю — хандра, — Все же золото — золото, слышишь! — Люди бережно снимут с ковра…" Друг стоит на насосе и в метку Отбивает от золота муть. …Я письмо проглотил как таблетку — И теперь не боюсь утонуть! Становлюсь я упрямей, прямее, — Пусть бежит по колоде вода, — У старателей — все лотерея, Но старатели будут всегда! x x x И вкусы и запросы мои — странны, — Я экзотичен, мягко говоря: Могу одновременно грызть стаканы — И Шиллера читать без словаря. Во мне два Я — два полюса планеты, Два разных человека, два врага: Когда один стремится на балеты — Другой стремится прямо на бега. Я лишнего и в мыслях не позволю, Когда живу от первого лица, — Но часто вырывается на волю Второе Я в обличье подлеца. И я боюсь, давлю в себе мерзавца, — О, участь беспокойная моя! — Боюсь ошибки: может оказаться, Что я давлю не то второе Я. Когда в душе я раскрываю гранки На тех местах, где искренность сама, — Тогда мне в долг дают официантки И женщины ласкают задарма. Но вот летят к чертям все идеалы, Но вот я груб, я нетерпим и зол, Но вот сижу и тупо ем бокалы, Забрасывая Шиллера под стол. …А суд идет, весь зал мне смотрит в спину. Вы, прокурор, вы, гражданин судья, Поверьте мне: не я разбил витрину, А подлое мое второе Я. И я прошу вас: строго не судите, — Лишь дайте срок, но не давайте срок! — Я буду посещать суды как зритель И в тюрьмы заходить на огонек. Я больше не намерен бить витрины И лица граждан — так и запиши! Я воссоединю две половины Моей больной раздвоенной души! Искореню, похороню, зарою, — Очищусь, ничего не скрою я! Мне чуждо это е мое второе, — Нет, это не мое второе Я. Про любовь в каменном веке А ну отдай мой каменный топор! И шкур моих набедренных не тронь! Молчи, не вижу я тебя в упор, — Сиди вон и поддерживай огонь! Выгадывать не смей на мелочах, Не опошляй семейный наш уклад! Не убрана пещера и очаг, — Избаловалась ты в матриархат! Придержи свое мнение: Я — глава, и мужчина — я! Соблюдай отношения Первобытнообщинныя. Там мамонта убьют — поднимут вой, Начнут добычу поровну делить… Я не могу весь век сидеть с тобой — Мне надо хоть кого-нибудь убить! Старейшины сейчас придут ко мне, — Смотри еще — не выйди голой к ним! Век каменный — и не достать камней, — Мне стыдно перед племенем моим! Пять бы жен мне — наверное, Разобрался бы с вами я! Но дела мои — скверные, Потому — моногамия. А все — твоя проклятая родня! Мой дядя, что достался кабану, Когда был жив, предупреждал меня: Нельзя из людоедок брать жену! Не ссорь меня с общиной — это ложь, Что будто к тебе кто-то пристает, — Не клевещи на нашу молодежь, Она — надежда наша и оплот! Ну что глядишь — тебя пока не бьют, — Отдай топор — добром тебя прошу! А шкуры — где? Ведь люди засмеют!.. До трех считаю, после — задушу! Семейные дела в Древнем Риме Как-то вечером патриции Собрались у Капитолия Новостями поделиться и Выпить малость алкоголия. Не вести ж бесед тверезыми! Марк-патриций не мытарился — Пил нектар большими дозами И ужасно нанектарился. И под древней под колонною Он исторг из уст проклятия: "Эх, с почтенною матреною Разойдусь я скоро, братия! Она спуталась с поэтами, Помешалась на театрах — Так и шастает с билетами На приезжих гладиаторов! "Я, — кричит, — от бескультурия Скоро стану истеричкою!" — В общем, злобствует как фурия, Поощряема сестричкою! Только цыкают и шикают… Ох, налейте мне «двойных»! Мне ж — рабы в лицо хихикают. На войну бы мне, да нет войны! Я нарушу все традиции — Мне не справиться с обеими, — Опускаюсь я, патриции, Дую горькую с плебеями! Я ей дом оставлю в Персии — Пусть берет сестру-мегерочку, — На отцовские сестерции Заведу себе гетерочку. У гетер хотя безнравственней, Но они не обезумели. У гетеры пусть все явственней, Зато родственники умерли. Там сумею исцелиться и Из запоя скоро выйду я!" …И пошли домой патриции, Марку пьяному завидуя. |