x x x Мне бы те годочки миновать, А отшибли почки — наплевать! Знаю, что досрочки не видать, Только бы не стали добавлять. x x x Не могу ни выпить, ни забыться. Стих пришел — и замысел высок. Не мешайте, дайте углубиться! Дайте отрешиться на часок. x x x Вы были у Беллы? Мы были у Беллы — Убили у Беллы День белый, день целый, И пели мы Белле, Молчали мы Белле, Уйти не хотели Как утром с постели. И если вы слишком душой огрубели — Идите смягчиться не к водке, а к Белле. И ели вам что-то под горло подкатит — У Беллы и боли и нежности хватит. x x x Препинаний и букв чародей, Лиходей непечатного слова Трал украл для волшебного лова Рифм и наоборотных идей. Мы, неуклюжие, мы, горемычные, Идем и падаем по всей России… Придут другие, еще лиричнее, Но это будут — не мы — другие. Автогонщик, бурлак и ковбой, Презирающий гладь плоскогорий, В мир реальнейших фантасмагорий Первым в связке ведешь за собой! Стонешь ты эти горькие, личные, В мире лучшие строки! Какие? Придут другие, еще лиричнее, Но это будут — не мы — другие. Пришли дотошные «немыдругие», Они — хорошие, стихи — плохие. Письмо к другу, или Зарисовка о Париже И. Бортнику Ах, милый Ваня! Я гуляю по Парижу — И то, что слышу, и то, что вижу, — Пишу в блокнотик, впечатлениям вдогонку: Когда состарюсь — издам книжонку. Про то, что, Ваня, мы с тобой в Париже Нужны — как в бане пассатижи. Все эмигранты тут второго поколенья — От них сплошные недоразуменья: Они все путают — и имя, и названья, — И ты бы, Ваня, у них был — «Ванья». А в общем, Ваня, мы с тобой в Париже Нужны — как в русской бане лыжи! Я сам завел с француженкою шашни, Мои друзья теперь — и Пьер, и Жан. Уже плевал я с Эйфелевой башни На головы беспечных парижан! Проникновенье наше по планете Особенно заметно вдалеке: В общественном парижском туалете Есть надписи на русском языке! Седьмая струна Ах, порвалась на гитаре струна, Только седьмая струна! Там, где тонко, там и рвется жизнь, Хоть сама ты на лады ложись. Я исчезну — и звукам не быть. Больно, коль станут аккордами бить Руки, пальцы чужие по мне — По седьмой, самой хрупкой струне. x x x Муру на блюде доедаю подчистую. Глядите, люди, как я смело протестую! Хоть я икаю, но твердею как Спаситель, И попадаю за идею в вытрезвитель. Вот заиграла музыка для всех, И стар и млад, приученный к порядку — Всеобщую танцует физзарядку, Но я — рублю сплеча, как дровосек: Играют танго — я иду вприсядку. Объявлен рыбный день — о чем грустим? Хек с маслом в глотку — и молчим как рыбы. Повеселей: хек семге — побратим. Наступит птичий день — мы полетим, А упадем — так спирту на ушибы. x x x Я был завсегдатаем всех пивных, Меня не приглашали на банкеты: Я там горчицу вмазывал в паркеты, Гасил окурки в рыбных заливных И слезы лил в пожарские котлеты. Я не был тверд, но не был мягкотел, Семья прожить хотела без урода, В ней все — кто от сохи, кто из народа. И покатился я и полетел По жизни — от привода до привода. А в общем — что? Иду — нормальный ход, Ногам легко, свободен путь и руки. Типичный люмпен — если по науке, А по уму — обычный обормот, Нигде никем не взятый на поруки. Недавно опочили старики — Большевики с двенадцатого года. Уж так подтасовалася колода: Они — во гроб, я — в черны пиджаки, Как выходец из нашего народа. У нас отцы — кто дуб, кто вяз, кто кедр, Охотно мы вставляем их в анкетки, И много нас, и хватки мы, и метки, Мы бдим, едим, восшедшие из недр, Предельно сокращая пятилетки. Я мажу джем на черную икру, Маячат мне и близости и дали, — На жиже, не на гуще мне гадали. Я из народа вышел поутру, И не вернусь, хоть мне и предлагали. Конечно, я немного прозевал, Но где ты, где, учитель мой зануда? Не отличу катуда от ануда! Зря вызывал меня ты на завал — Глядишь теперь откуда-то оттуда. x x x Я юркнул с головой под покрывало, И стал смотреть невероятный сон: Во сне статуя Мухиной сбежала, Причем — чур-чур! — колхозница сначала, Уперся он, она, крича, серчала, Серпом ему — и покорился он. Хвать-похвать, глядь-поглядь — Больше некому стоять, Больше некому приезжать, Восхищаться и ослеплять. Слетелись голубочки — гули-гули! Какие к черту гули, хоть кричи! Надули голубочков, обманули, Скользили да плясали люли, люли, И на тебе — в убежище нырнули, Солисты, гастролеры, первачи. Теперь уж им на голову чего-то Не уронить, ничем не увенчать, Ищи-свищи теперь и Дон-Кихота В каких-то Минессотах и Дакотах. Вот сновиденье в духе Вальтер Скотта. Качать меня, лишать меня, молчать! |