x x x И снизу лед, и сверху — маюсь между: Пробить ли верх иль пробуравить низ? Конечно, всплыть и не терять надежду! А там — за дело в ожиданьи виз. Лед надо мною — надломись и тресни! Я весь в поту, хоть я не от сохи. Вернусь к тебе, как корабли из песни, Все помня, даже старые стихи. Мне меньше полувека — сорок с лишним, — Я жив, тобой и Господом храним. Мне есть что спеть, представ перед Всевышним, Мне будет чем ответить перед Ним. Грусть моя, тоска моя (Вариации на цыганские темы) Шел я, брел я, наступал то с пятки, то с носка, — Чувствую — дышу и хорошею… Вдруг тоска змеиная, зеленая тоска, Изловчась, мне прыгнула на шею. Я ее и знать не знал, меняя города, — А она мне шепчет: «Как ждала я!..» Как теперь? Куда теперь? Зачем да и когда? Сам связался с нею, не желая. Одному идти — куда ни шло, еще могу, — Сам себе судья, хозяин-барин. Впрягся сам я вместо коренного под дугу, — С виду прост, а изнутри — коварен. Я не клевещу, подобно вредному клещу, Впился сам в себя, трясу за плечи, Сам себя бичую я и сам себя хлещу, — Так что — никаких противоречий. Одари судьба, или за деньги отоварь! — Буду дань платить тебе до гроба. Грусть моя, тоска моя — чахоточная тварь, — До чего ж живучая хвороба! Поутру не пикнет — как бичами не бичуй, Ночью — бац! — со мной на боковую: С кем-нибудь другим хоть ночь переночуй, — Гадом буду, я не приревную! x x x Я не спел вам в кино, хоть хотел, Даже братья меня поддержали: Там, по книге, мой Глеб где-то пел, И весь МУР все пять дней протерпел, Но в Одессе Жеглова зажали. А теперь запылает моя щека, А душа — дак замлеет. Я спою, как из черного ящика, Что всегда уцелеет. Генеалоги Вайнеров бьются в тщете — Древо рода никто не обхватит. Кто из них приписал на Царьградском щите: "Юбилеями правят пока еще те, Чей он есть, юбилей, и кто платит"? Первой встрече я был очень рад, Но держался не за панибрата. Младший брат был небрит и не брат — Выражался как древний пират, Да и старший похож на пирата. Я пил кофе — еще на цикории, Не вставляя ни слова, Ну а вайнеры-братики спорили Про характер Жеглова. В Лувре я — будь я проклят! — попробуй, налей! А у вас — перепало б и мне там. Возле этой безрукой — не хошь, а лелей, Жрать охота, братья, а у вас — юбилей И наверно… конечно, с банкетом. Братья! Кто же вас сможет сломить? Пусть вы даже не ели от пуза… Здоровы, а плетете тончайшую нить. Все читали вас, все, — хорошо б опросить Членов… нет, — экипажи «Союза». Я сегодня по «ихнему» радио Не расслышал за воем Что-то… "в честь юбилея Аркадия Привезли под конвоем…" Все так буднично, ровно они, бытово. Мы же все у приемников млеем. Я ж скажу вам, что ежели это того… Пусть меня под конвоем везут в ВТО — С юбилеем, так уж с юбилеем. Так о чем же я, бишь, или вишь? Извини — я иду по Аркаде: МУР и «зря ты душою кривишь» — Кончен ты! В этом месте, малыш, В сорок пятом работал Аркадий. Пусть среди экспонатов окажутся Эти кресла, подобные стулу. Если наши музеи откажутся — Увезу в Гонолулу. Не сочтите за лесть предложенье мое, Не сочтите его и капризом, Что скупиться, ведь тут юбилей, е-мое! — Все, братьями моими содеянное Предлагаю назвать «вайнеризмом»! x x x Граждане, ах, сколько ж я не пел, но не от лени — Некому: жена — в Париже, все дружки — сидят. Даже Глеб Жеглов — хоть ботал чуть по новой фене — Ничего не спел, чудак, пять вечеров подряд. Хорошо, что в зале нет Не наших всех сортов, Здесь — кто хочет на банкет Без всяких паспортов. Расскажу про братиков — Писателей, соратников, Про людей такой души, Что не сыщешь ватников. Наше телевидение требовало резко: Выбросить слова «легавый», «мусор» или «мент», Поменять на мыло шило, шило — на стамеску. А ворье переиначить в «чуждый элемент». Но сказали брат и брат: "Не! Мы усе спасем. Мы и сквозь редакторат Все это пронесем". Так, в ответ подельники, Скиданув халатики, Надевали тельники, А поверх — бушлатики. Про братьев-разбойников у Шиллера читали, Про Лаутензаков написал уже Лион, Про Серапионовых листали Коли, Вали… Где ж роман про Вайнеров? Их — два на миллион! Проявив усердие, Сказали кореша: «Эру милосердия» Можно даже в США". С них художник Шкатников Написал бы латников. Мы же в их лице теряем Классных медвежатников. |