Вскоре на широкой дороге началось что-то неладное. Прежде машины двигались только на восток, а теперь вообще нельзя было понять, куда они едут. Появилось много машин, груженных самым различным грузом, идущих теперь на запад; вид и у пассажиров, и у шоферов был перепуганный.

Машина резко остановилась. Соколова вышла, пытаясь задержать встречную машину и узнать, в чем дело. Это ей удалось не сразу. Когда же, наконец, одна из машин затормозила, то оказалось, что немцы уже пересекли дорогу несколько восточнее и теперь на Харьков нужно искать другой путь.

Соколова приказала возвращаться. Она вдруг вспомнила сводки Совинформбюро, где сообщалось о прорыве немцев у Гомеля и Кременчуга. Надо было вырваться как можно скорее.

Выход из мешка, который хотели затянуть немцы, еще был, и в эту горловину направились все машины.

Над дорогами появились фашистские самолеты. Они летали совсем низко, стреляли из пулеметов.

Самолет сбросил бомбу прямо перед машиной, где сидела Соколова. Столб дыма и пламени взвился перед радиатором, машину отбросило в сторону, и на несколько минут все скрылось в туче дыма и пыли.

Когда Марина пришла в себя и позвала на помощь, никто не отозвался. Она пролежала еще несколько минут, потом осторожно выбралась из-под чемоданов и пакетов с чертежами. Машина лежала на боку в кювете. Вера Михайловна и шофер сидели в кабине, и Марина, поглядев на них, в первое мгновение подумала даже, что они сидя уснули.

У нее не было чувства страха или жалости. Ею владела только одна мысль — спасти чертежи, сделать так, чтобы большая работа не пропала даром. Несколько минут она посидела, но ничего не приходило на ум. Три больших пакета с чертежами весили не меньше пяти пудов. Нечего было и думать одной унести такую тяжесть.

Марина ещё раз осмотрела машину. Починить ее она, конечно, не могла — весь мотор был разбит. Она снова присела на сухую увядшую траву, подумала, потом подошла к убитым, взяла партийные билеты, спрятала их в свой карман и снова остановилась, не зная, что делать, куда идти.

За это время по дороге не проехала ни одна машина, ни один человек не показался в просторе степи.

Марине стало страшно. Ей необходимо найти кого-нибудь из советских людей, она должна спасти чертежи. Конечно, выход был. Можно просто сжечь машину и перестать тревожиться о чертежах— в руки врагам они не попадут. Но этот выход для Марины не годился. Она не могла позволить себе так легко, не испробовав все возможное, уничтожить работу стольких людей.

Далеко на дороге показалась какая-то. точка, и Марина вздрогнула. По дороге шли люди. На большом расстоянии нельзя было определить форму. Это могли быть наши, а могли быть и немцы. Марина быстро подошла к машине, открыла краник — бензин полился в пыль, образуя большую лужу. Марина подготовила спички и легла в кювет. Если это немцы, то достаточно будет одного движения, чтобы сразу загорелась машина, а вместе с ней и чертежи.

Но жечь машину не пришлось. По дороге шли Сергей Король, Владимир Орленко и еще десятка три танкистов.

В последнем бою около завода они израсходовали все горючее, все снаряды. Немецкая артиллерия подбила их машины. И они пошли — вооруженные, твердо веря, что прорвутся сквозь вражеское кольцо, сильные этой уверенностью.

Король ужаснулся, увидев Марину.

— Как вы остались здесь? — закричал он. Но увидев лежавшую на боку машину, мертвого шофера и неподвижную Веру Михайловну, ни о чем не стал больше спрашивать.

Сбиваясь и торопясь, Марина рассказала о бомбе, о чертежах.

— Правильно сделали, — сказал Король. — Мы вынесем чертежи, об этом не тревожьтесь. А погибшим, к сожалению, помощь уже не нужна.

Король, Орленко и еще один танкист взяли по пакету с чертежами, и все пошли по накатанному грейдеру, решив пробиваться к своим.

Так шли они по пыльной дороге, изредка останавливаясь на короткий отдых. Разбитый самолет привлек их внимание. Большие красные звезды виднелись на крыльях. Это был истребитель последней конструкции. Самолеты этого типа Марина знала очень хорошо.

Она быстро подбежала к обломкам и услышала тихий стон. Танкисты помогли ей вытащить пилота. Лейтенант Василь Котик, распростерся на сухой траве перед танкистами. В плече была глубокая рана, видимо, от разрывной пули.

Танкисты остановились, не зная, что делать. В таком положении, когда нужно с боем пробиваться к своим, нельзя было рассчитывать на помощь. А без помощи как вынесешь раненого пилота?

В то время, как танкисты мучительно искали выход из создавшегося положения, в воздухе вдруг загудел мотор и маленький У-2 появился над местом, где остановились танкисты. Он сделал круг над обломками самолета, приглядываясь к людям, окружавшим пилота, и сел прямо на дорогу. В появлении этого самолета не было ничего случайного. Это братья Василя, которые вместе с ним вели воздушный бой, сообщили, где упал самолет, и командование послало туда У-2, чтобы попытаться спасти пилота.

Летчик выскочил из кабины и подошел к Марине.

— Лейтенант Росовский, — отрекомендовался он, — Что с летчиком? Он жив?

— Жив, только ранен, — ответила Марина. — Вы прилетели за ним?

— Да, меня послали за ним, — ответил Росовский.

— У нас тут очень сложная ситуация, — сказала Марина.

Росовский внимательно выслушал. Он с большим уважением посмотрел на пакеты, узнав, что в них находятся чертежи самолетов Крайнева. Всмотревшись в девушку, спросил:

— Вы инженер Токова?

— Да, я инженер Токова, — изумленно ответила Марина.

— Не удивляйтесь, — сказал Росовский. — Нам, летчикам, наверху еще и не такое известно… Скажите, вы только инженер, или вас научили и самолет водить?

Марина поняла мысль Росовского.

— Да, — сказала девушка, — я умею водить самолет. Но это ничего не значит, ибо полетите вы и повезете вашего товарища и мои чертежи.

— Вот и прекрасно, — сказал Росовский и впервые за все время разговора улыбнулся, словно своим ответом Марина сняла с его души огромную тяжесть. — Значит, мы сейчас сядете в машину и полетите прямо на восток с товарищем Котиком в кабине и чертежами. А мы уж как-нибудь пешком доберемся.

— Этого не будет, — резко ответила Марина.

— Это будет именно так, — сказал Росовский. — Раздумывать нечего. Подумайте о простой вещи — идти надо далеко, за несколько десятков километров, которые придется преодолевать с боями. Вы станете обузой для своих товарищей. Они будут идти все медленнее, так как бросить вас им не позволит совесть, и очень может быть, что из-за вас все погибнет… Так что садитесь в самолет, и говорить больше не о чем. Правильно ли я говорю, товарищи?

Он посмотрел на танкистов, и те согласились с ним.

Так получилось, что Марина села в самолет, сделала круг над группкой людей, затерявшихся в необозримой степи, махнула на прощанье рукой и полетела прямо на восток. Она подымалась все выше, потом оглянулась. Оставшаяся группка казалась теперь только точечкой в необозримой степи.

Под вечер к месту бомбежки уже бежали дети. Им давненько не терпелось поглядеть, что там такое происходит, но страшно было высунуть нос из укрытий, пока поблизости гремела канонада. К тому же село лежало, пожалуй, на расстоянии километра от дороги и преодолеть этот участок сплошного безлюдья и мертвой тишины казалось невозможным.

Но понемногу все успокоилось. Сидеть в погребах надоело, и дети, словно стайка воробьев, выпорхнули на волю, стремясь как можно скорее добраться до дороги, где, безусловно, ожидает очень много интересного. Матери покричали им вслед и махнули рукой: не сидеть же вечно в темных сырых погребах, когда всюду уже спокойно и не слышно ни одного выстрела…

Ребятишки мчались к дороге, и воображение рисовало им много необычайного и увлекательного… Для них война пока что была лишь интересной игрой, они еще не почувствовали всего ее ужаса.

Добежав до кювета, остановились разочарованные. Ничего не изменилось здесь за последние дни. Только одинокая полуразбитая машина виднелась неподалеку да несколько воронок от разрывов бомб искалечили грейдерное полотно.