Прошло еще полчаса. Появились первые робкие звезды. Луны не было. Темнота густой пеленой окутала пилотов. Ожидание утомляло.

Но вот прозвучали слова команды, и снова все замерли у машин. Подошли командир полка и майор Полоз. Четко и коротко был отдан приказ. Все истребители переводились на другой аэродром. Группу поведет майор Полоз. Аэродром — цель перелета — лежал почти в трехстах километрах на запад.

Василь Котик мысленно прикинул направление и расстояние и улыбнулся — здорово, чуть ли не на самой границе! Вероятно, эта мысль пришла в голову не только Котику, потому что по всей шеренге прошел сдержанный говорок.

Через полчаса после ознакомления с маршрутом и порядком перелета командир пожелал своим пилотам успехов и простился с ними. Минуту спустя все уже были на своих местах.

Раздалась команда заводить моторы. Мощный гул подеялся над аэродромом. Десятки моторов заработали одновременно. Точно в двенадцать майор Полоз оторвал свой самолет от земли. Прожектор освещал аэродром, и видно было, как одно за другим поднимаются в воздух звенья истребителей.

В первые минуты Полоз немного волновался и оглядывался назад, но когда все самолеты взлетели и выстроились, он успокоился, лег на курс и, поглядывая вниз, начал насвистывать песенку.

Василь Котик не ошибся. Истребителей, действительно, переводили ближе к границе. Майор Полоз знал это хорошо. Знал он также, как легко ночью ошибиться, промазать на тридцать-сорок километров, не найти аэродрома и залететь за границу. Поэтому внимание Полоза от приборов на доске все время переключалось на землю, туда, где должны были появиться прожекторы заданного аэродрома.

Полоз поглядывал на часы. По времени прожектор должен был уже появиться, а на земле все еще сплошная темнота. Полоз решил лететь вперед еще минуту и, если не будет аэродрома, возвращаться назад.

И когда стрелка дошла до намеченной черты, снизу, с земли, вдруг ударил ярко-голубой луч прожектора. Аэродром был прямо под ними. Полоз облегченно вздохнул. Колонна летела над аэродромом, и истребители стали приземляться в строгом порядке.

А когда все сели, последним приземлился майор Полоз. На новом аэродроме пилотов отвели в дом и каждому указали кровать. Первую ночь они провели неспокойно, ежеминутно ожидая тревоги. Но пришло утро, начался день обычной учебы на новом месте, и все успокоилось.

Только боевые патроны, которых никто не приказывал сдавать, напоминали о боевой тревоге.

Марина сидела, сжимая ладонями виски. Было такое ощущение, будто в ее жизни произошла страшная, непоправимая катастрофа. Девушка напряженно думала, и ее лихорадочные мысли доставляли ей физическую боль.

Она пыталась правильно разобраться в словах Берг, хотя, собственно говоря, отдавала себе отчет в том, что иначе понять их невозможно. Так вот до чего она докатилась со своим честолюбием, со своей самоуверенностью! Ей уже предлагают пойти на преступление. Значит, очень много неправильного было в ее мыслях, в ее поведении, если Берг осмелилась предложить ей нечто подобное.

Вдруг Марина порывисто поднялась. Крейсер в опасности, надо немедленно действовать… Как действовать,

она ещё не знала, но быстро вышла из комнаты, так как оставаться здесь не могла.

Она шла к заводу, и с каждой секундой шаги ее ускорялись. Недалеко от завода она встретила Веру Михайловну.

— Гуляете, Марина? — улыбнулась Соколова, когда девушка в темноте чуть не налетела на нее.

— Нет… да… гуляю, — растерялась Марина.

— Проводите меня немного, — попросила Соколова и взяла девушку под руку. — Пойдем через парк.

Они пошли по длинным аллеям недавно разбитого парка, где посадили не менее тысячи деревьев. Они были еще совсем маленькие, почти голые и некрасивые, но на заводе все знали, что будет через несколько лет, и гордо именовали засаженную площадь парком. Соколова почувствовала дрожь в руке Марины и по-своему поняла это.

— Вы волнуетесь, Марина? — сказала она. — Вы знаете, я сегодня тоже взволнована, как никогда. Крейсер стоит возле экспериментального цеха, и меня все время тянет туда еще раз посмотреть на него, проверить охрану. Я очень тревожусь за завтрашний день. В этом крейсере моей работы крупица, а волнуюсь я так, будто посылаю на испытание свое любимое детище. Представляю, как должны волноваться вы и Крайнев, если даже я, технический исполнитель, чуть не плакала сегодня, когда крейсер впервые поднялся в воздух. Я боюсь за завтрашнее испытание. Я отдала приказ утроить охрану, чтобы даже комар не смог пролезть в машину, но покоя в моем сердце нет. И мне хочется поскорее убедиться, что крейсер уже летает и все мои страхи напрасны.

Марине вдруг перехватило горло. Она расстегнула воротник пальто, посмотрела вверх. Мглистый вечерний туман, поднимаясь от самой земли, закрывал небо.

— Завтра крейсер пойдет в высотный полет, — сказала Соколова. — Какой это будет праздник!

Марина сжала руку Веры Михайловны. Соколова удивленно посмотрела на девушку.

— Что с вами, Марина?

Марина не могла произнести ни слова. Она едва стояла на ногах.

— Вера Михайловна, — наконец, проговорила она, — дайте мне машину без шофера. Дайте машину и ни о чем не спрашивайте. Умоляю вас, не отказывайте мне.

Соколова отступила на шаг от удивления. Марина шла рядом, и лицо ее выражало отчаяние.

— Очень прошу вас, Вера Михайловна, не отказывайте мне…

— Я и не собиралась отказывать, Марина. Сейчас мы дойдем до этого дома, я позвоню в гараж, и вам пришлют машину.

Через десять минут подошла машина и остановилась возле дома. Шофер вышел из машины, подошел к директору завода.

— Кто поедет?

— Отдайте товарищу Токовой ключи от машины и можете быть свободны.

Марина торопливо села за руль. Соколова подошла к машине.

— Марина, и сейчас вы мне ничего не скажете?

Марина посмотрела на Веру Михайловну, улыбнулась взволнованно, тревожно и вдруг порывисто поцеловала ее.

— Завтра, Вера Михайловна, я расскажу вам все. Пока прошу только об одном: берегите крейсер как зеницу ока.

Машина вынеслась на ровное шоссе. Марине казалось, что она едет слишком медленно. Ночь разворачивалась перед ней, разрезаемая молниеобразным светом фар. Девушкой владела только одна мысль: быстрее!

Машина влетела в Киев, промчалась по Крещатику, свернула направо и остановилась возле невысокого дома. Марина быстро вбежала в подъезд. Военный, сидевший у стола, встретил ее приветливой улыбкой.

— Очень рад видеть вас, Марина Михайловна, — сказал он. — Откровенно говоря, я ждал вас. Ну, что вы привезли хорошего?

Марина оторопела. Как мог он ждать ее? Значит, он уже знает обо всем.

Военный рассмеялся.

— Так что же вы мне привезли?

— Ничего.

— Жаль, а я ждал небольшого подарка.

Марина молчала, ничего не понимая. Военный достал из ящика стола несколько спичечных коробков. Молча разложил их перед собой. Потом взглянул на Марину и сказал:

— Я слушаю вас, Марина Михайловна.

Марина начала говорить. Она рассказала все, и голос ее дрожал и срывался, когда она вспоминала слова Берг.

Военный сидел задумавшись. Его красивая седая голова чуть склонилась к столу.

— Так, — сказал он, когда Марина кончила свой рассказ, — эта женщина хорошо работала. Вы еще раз подтвердили наши данные. Мы ее уже давно знаем. Она ни перед чем не останавливалась. Отравила даже собственного мужа. Я был уверен, что вам или кому-нибудь другому она предложит нечто подобное, и поэтому не выпускал ее из поля зрения.

Марина уже ничему не удивлялась. Она сидела в кресле, и все тело казалось ей странно отяжелевшим и каким-то бесплотным.

На столе зазвонил телефон. Военный взял трубку.

— Спасибо, — сказал он. — Все хорошо сделано. Других нет? Жаль. Будьте очень внимательны. Ничего, продолжайте дальше.

Он положил трубку и обратился к Марине.

— Хотите сейчас поговорить с Берг? Она уже здесь.