Марина смутилась еще больше и залилась краской.

Валенс свернул чертежи, поговорил немного и вышел из кабинета.

А Марина еще долго сидела на одном месте. Все в ней ликовало, все жило одной мыслью — Крайневу понравилось.

Она отодвинула бумагу, и чертежи развернулись. Марина увидела рули. Это была ее работа, ее победа.

И снова бурная волна радости смела все остальные чувства.

За свою новую трехкомнатную квартиру в большом доме на улице Ленина Юрий взялся с такой завидной энергией, будто уже не сегодня-завтра сюда должна была переехать Ганна. Само собой разумелось, что из больницы она уже к себе не вернется, а переедет к Крайневу. И хотя об этом между ними не было сказано и слова, Юрий не сомневался, что так оно и будет.

Теперь он проводил с Ганной в больнице целые часы и в глубине души думал, что врачи слишком уж напуганы и неуверены в своей науке, если не выписывают совершенно здорового человека. Он воочию убедился, как быстро поправляется Ганна, и мог этому только радоваться. И вот однажды вечером, когда Юрий, как обычно, сидел возле своей любимой, в палату вошел профессор, тот самый, что никак не мог решить когда-то — пускать или не пускать к больной Ланко Крайнева, — и сказал, что, пожалуй, через недельку Ганну Ланко можно будет выписать домой.

— По такому поводу придется выпить бокал шампанского, — засмеялся профессор, выходя из палаты.

Так встал перед ним вопрос; куда же везти Ганну? Юрий как-то опасался говорить об этом, всячески оберегая любимую. Ведь даже в мелочах ее нельзя было волновать.

Но разговор все-таки произошел, и Ганна сама начала его. Она уже не могла представить себе существования без Юрия, и для нее все было совершенно ясно: после выздоровления они будут вместе, иначе к чему же жить?

Теперь, когда сам профессор заявил о полном ее выздоровлении и скорой выписке, встала необходимость выяснить все до конца.

И Ганна сделала это просто и непринужденно, как делала всегда. Она коротко спросила Крайнева, когда он заберет ее домой, и один этот вопрос сразу распутал неразрешимые, как казалось Юрию, проблемы. Он ничего не ответил. Просто обнял и крепко поцеловал Ганну, а уже только потом подумал, что любой ответ не был бы красноречивее этого.

Всю неделю он работал, как одержимый, обставляя квартиру. Ему хотелось, чтобы Ганна застала здесь все в полном блеске и порядке. Он прибегнул даже к консультации товарищей. Яринка Мороз сделала ему ряд ценных указаний, после чего стала его ближайшим помощником.

День выписки близился, но столько осталось еще сделать, что Юрий был близок к отчаянию: казалось, что вся эта бесконечная уборка и приведение квартиры в порядок так и не кончатся никогда.

И, наконец, он наступил, этот последний день.

Крайнев критически осмотрел комнаты. Ох, как много здесь еще недоделок! Ну, ничего! Пусть уж Ганна устраивает все по своему вкусу. Во всяком случае, он сделал все, что мог. И вздохнув с облегчением, Юрий побежал вниз к машине.

Через час, бережно поддерживая Ганну под руку, он ввел ее в переднюю своей — теперь уже их — квартиры. Так же бережно и осторожно, будто жена его стала по меньшей мере фарфоровой, помог он ей сбросить меховую шубку. Ганна вошла в столовую и остановилась пораженная.

— Боже, — сказала она, — до чего же тут красиво!.. Почему ты мне ничего не говорил о новой квартире?

Крайнев заглянул ей в глаза:

— Нравится?

— Очень. Я и не подозревала, что ты у меня такой хозяйственный.

— Я хотел сделать тебе сюрприз.

— И сделал. Мне здесь все очень нравится…

Воспоминание о больнице пришло неожиданно: оно было болезненным и неприятным… Скорее, скорее вычеркнуть из памяти все, что она пережила…

Юрий сразу же учуял эту мгновенную смену в настроении.

— Что с тобой, родная?

— Нет, ничего… Это я от радости волнуюсь. Идем посмотрим все остальное. Но тут чувствуется и женская рука. Кто тебе помогал?

— Яринка.

— По ней я тоже очень соскучилась, — сказала Ганна, рассматривая свое новое жилье и чувствуя, как волна нежности к Крайневу заливает ее сердце. Какой он хороший! Как она любит его!

После того, как они осмотрели все до мелочей и Ганна почувствовала себя усталой, они долго сидели рядом на тахте, тихонько разговаривая. В больнице они тоже не раз сидели вот так, рядышком, но тогда все было иначе. Тут можно было произнести слова, о которых и подумать невозможно было там, в больнице.

Хлопьями влажной метели пушило широкие окна. Капризный февраль то швырял на землю сухой колючий снег, то вдруг гнал тяжелые тучи, предвещающие мокрую оттепель, чтобы вскоре уступить место звонкоморозному ясному небу. Нестойкая какая-то зима стояла в том году. Но эта прескверная погода как бы подчеркивала, до чего ж хорошо сидеть вот так в уюте, дома, чувствуя рядом с собой любимого…

Ганна обняла Крайнева рукой за шею, прильнула к нему и тихо сказала:

— Мне так хорошо, так тепло с тобой…

В это мгновение они оба подумали, что все страшные дни остались позади, и уже никогда не вернутся минуты горя, что впереди только одно счастье, спокойная жизнь.

— Знаешь, — сказала Ганна, — я еще здесь, дома, немного побуду, отдохну, наведу полный порядок, а потом снова пойду работать в институт…

— Ну, это можно сделать позднее, — попробовал возразить Юрий.

— Нет. Без работы мне будет тоскливо… Кроме того, мне хочется быть все время рядом с тобой, работать вместе. Понимаешь меня?

— Отлично понимаю.

— Я так и думала. А работая, я и отдохну лучше. И все быстро станет на свое место… С нервами тоже наладится…

Крайнев нежно поцеловал ее в ответ. За окном завыл ветер, швырнул мокрым снегом в стекло.

— Мерзкая погода! — сказал Юрий. — А когда-нибудь и в такую погоду летать будут…

— Ну, особого удовольствия это ни у кого не вызовет.

— Это верно… Знаешь, Ганна, у меня за это время была возможность хорошенько обо всем подумать. И весь мой будущий путь совершенно ясно начертан передо мною — лишь бы только хватило жизни выполнить все, что задумано… И тут ты очень можешь мне помочь.

Ганна слушала затаив дыхание. Беспредельная радость охватила все ее существо: ведь о такой минуте, о таком разговоре и мечтала она когда-то… Нет, ничего лучшего в жизни ей не нужно. Как это прекрасно! Свою работу Юрин планирует, думая и о ней, о Ганне. Она все сделает для него, все!..

— Теперь мы работаем над крейсером, — продолжал Крайнев. — Это хорошая машина. Но знаешь… как только мы начали над ней работать, она уже устарела… Пойми меня правильно: нигде еще нет лучшей или даже подобной. Она устарела, так сказать, морально. Но не пройдя этого этапа, дальше не двинешься с места… Крейсер нужно заканчивать — он необходим нашему флоту — и сразу же браться за реактивную авиацию. Это наше задание по нынешнему времени: данная область техники не только не устарела, она не успела даже родиться. Тут есть над чем подумать. Вот я вылетел с аэродрома на обыкновенном истребителе, к которому были пригнаны ракеты… Как я не разбился — до сих пор непонятно… В ракетах находилось взрывчатое вещество, которое несет тебя, как хочет. Управлять им почти невозможно, во всяком случае, пока мы этого не умеем делать… Очевидно, путь для реактивной авиации, которая будет работать на обычных высотах, совсем иной… Мне сегодня показывали материалы о турбореактивных моторах, которые уже проектируются у нас. Неимоверная сила! И горит там не взрывчатка, а обычный керосин. Дешевое горючее. Он-то, вероятно, и послужит двигателем для реактивных самолетов.

Юрий помолчал, как бы проверяя свои мысли, потом продолжал:

— Но и реактивные самолеты в таких вариантах, о которых мы думаем сейчас, тоже скоро устареют. Хочется, — ах как хочется! — выбраться за пределы нашей старенькой планеты, чтобы ничто не препятствовало, чтобы даже об остатках атмосферы не думать… Но это будет не так-то скоро. К тому же на керосине или на бензине далеко не уедешь. Там нужно взрывчатое вещество страшной, немыслимой силы. Но в то же время покорное, послушное, как ученый пес. Так вот, думая о том времени, я всегда чувствовал, как мне тебя не хватает… Конечно, пока явится нужда в таком веществе, пройдет, пожалуй, лет десять. У тебя много времени впереди, но задание грандиозное!.. Тут нужно искать какое-то принципиально новое решение — не так в отношении силы взрывчатки, как в отношении ее дисциплинированности. Без этого ее в полетах не применишь.