— Да, мы действительно зашли в тупик, — говорит Яринка, заканчивая последний анализ. — Неужели Коробов мог ошибиться и чего-то не записал? Мы делаем странную работу. Нам надо решить, следует ли дальше искать соединение, которое записано у Коробова как основа всего вещества.
Яринка раздражается, сердится. И теперь наступает очередь Ганны успокаивать девушку сдержанной улыбкой.
— Все надо повторить с самого начала, — говорит она, — мне кажется, что мы уже недалеко от истины.
— Нечего повторять сделанное, — сердится Яринка, — все равно ничего нового мы не откроем, если будем топтаться на одном месте.
— И все-таки надо все повторить, — говорит Ганна. Один ее тон заставляет Яринку подчиниться и замолчать.
Молча, насупив брови, садится она к аналитическим весам и начинает снова отвешивать реактивы.
В лаборатории тишина и покой, свойственные только глубокой ночи. Приближается утро. Медленно меркнут звезды. Светлеет край неба.
А завод работает так же ритмично и напряженно, как днем, и окна во втором этаже большой лаборатории по- прежнему освещены. Если посмотреть в окно, то можно увидеть головы двух подруг, низко склоненные над тетрадями, и можно увидеть, как улыбается Ганна, записывая в тетрадь совершенно новые данные последнего опыта.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Компрессорная установка со всем ее сложным оборудованием стояла смонтированной в одном из подвалов лаборатории. Это был результат работы инженеров Короля и Орленко. Они имели все основания быть довольными.
Еще более довольными остались Яринка и Ганна. Теперь они могли перейти к настоящей работе — от предварительных опытов на слабеньких приборах к получению окончательных результатов, к проверке открытия Коробова.
И они взялись за новую работу горячо и жадно.
Теперь их можно было весь день видеть в лаборатории или в подвале, где, поблескивая ярко начищенными частями, стоял компрессор. Весь этот сложный механизм приводился в движение и регулировался тремя кнопками.
Яринка и Ганна много времени провели около этой сложной красивой машины, знакомясь со всеми ее особенностями и восторгаясь тем, как Король и Орленко глубоко продумали каждую мелочь, предусмотрели каждую незначительную деталь.
Окончательная реакция должна была проходить под большим давлением и при значительно пониженной температуре. Конструкция компрессора была надежной и простой. Подруги часто вспоминали добрым словом конструкторов машины.
Реакция должна была проходить в стальной, выложенной внутри эбонитом, бомбе. Сложная система охлаждения обеспечивала ровную и постоянную низкую температуру. Все эти условия определил еще Коробов, и пренебрегать ими не следовало — тем более, что все формулы, записанные в небольшую серую тетрадь, оказались безупречно правильными.
И однажды теплым летним вечером, когда над Киевом, окрашивая всё в нежно-розовые тона, заходило солнце, подруги приступили к последнему опыту. Они нарочно выбрали такой поздний час, чтоб никто не мешал их работе, чтобы лишние люди не топтались в лаборатории и возле компрессора.
Кроме того, ни Яринка, ни Ганна не были уверены в успехе этой попытки. Поэтому они сделали все, чтоб последний опыт проходил без посторонних.
Затаив дыхание, стараясь не шевелиться, отвешивали они с точностью до миллиграмма материалы для будущей реакции. Давно уже закончились сомнения и неудачи первых дней, давно анализы совпали с записями Коробова. Но именно теперь и начиналось самое волнующее и даже страшное. Именно теперь подруги подходили к тайне взрыва в лаборатории, и оттого, что взрыв этот обладал столь неимоверной силой, становилось немного страшно.
Осторожно, словно священнодействуя, наполнили они реактивами блестящую стальную бомбу и закрыли ее. Последний компонент реакции — большую дозу азотной кислоты — надо было влить перед самым началом работы компрессора, чтобы все процессы происходили уже под большим давлением.
Потом они спустились в подвал, где компрессор словно ожидал начала работ. Здесь же стояли два баллона с азотом; в бомбу должен был нагнетаться не обычный воздух, а инертный азот.
В халатах, с блестящими баллонами в руках, в полутьме лабораторных коридоров Яринка и Ганна самим себе напоминали каких-то средневековых алхимиков. Яринка даже сказала об этом, и они посмеялись, но как-то сдержанно и неохотно.
А в комнате с низким потолком, где стоял компрессор, было много ослепительно-яркого электрического света, так что малейшее подобие средневековья мгновенно исчезло и даже сила будущего взрывчатого вещества перестала казаться такой страшной.
— Ну что ж, будем начинать, — изменившимся голосом сказала Ганна.
Яринка тоже волновалась с каждой минутой все сильнее и сильнее. От волнения она даже не могла говорить, только молча кивнула.
Ганна еще немного подождала, как бы мысленно проверяя, все ли сделано, все ли приготовлено на маленьком столе, стоящем под самой стеной.
Но проверять уже больше нечего. Пора начинать работу. Яринка взяла в руки блестящую бомбу с засыпанными вовнутрь реактивами и повернула ее отверстием кверху. Ганна быстрым движением влила туда заранее приготовленную азотную кислоту. В бомбе что-то зашипело, и над отверстием появился чуть заметный дымок. Тогда уже торопясь, стараясь не потерять ни одной секунды, они поставили бомбу на место и крепко затянули гайки, соединявшие ее горло с компрессором. Девушки тщательно проверяли работу друг друга.
Яринка нажала кнопку выключателя, и где-то внизу загудели моторы. Компрессор словно ожил, словно зашевелился, хоть движения не было видно. Слышалось только едва заметное вибрирование, идущее от движения внутри машины. Стрелка на белом циферблате манометра быстро полезла вверх. Ганна следила за ней, медленно передвигая ручку регулятора. Стрелка дошла до четырехсот, и рука Ганны замерла. Давление должно оставаться на этом уровне.
Теперь оставалось ждать. Два долгих часа напряженного ожидания и неизвестности. Никому не видимые процессы произойдут в это время в стальной бомбе. Она может даже неожиданно взорваться, и от этого немного страшно, и холодок пробегает по коже.
А минуты ползут. Тихо, как бы убаюкивая, монотонно гудят моторы. На белом циферблате мелко дрожит длинная стрелка. Ганна неотрывно следит за ней.
А Яринка то и дело посматривает на баллоны с азотом. Ей почему-то кажется, что газа не хватит, хотя она определенно знает, что все рассчитано заранее с большим запасом. Как же долго тянутся эти сто двадцать минут!
В низкой комнате напряженное молчание. У обеих подруг такое впечатление, что сейчас должно произойти что-то невиданное и необычайное. Но ничего не происходит, а от такого напряженного ожидания постепенно начинает ломить в висках.
— Мы с тобой такие молчаливые и печальные, словно у нас бог знает какое несчастье произошло, — пробует шутить Яринка, но Ганна не отвечает.
Даже разговаривать как-то не хочется. Мысли заняты только одним — как работают моторы и компрессор, что происходит там, в бомбе. Все чувства заострены до предела. Когда чуть повышается ток в сети и моторы начинают гудеть сильнее, Ганна и Яринка вздрагивают.
Но вот и они подходят к концу, эти два бесконечных часа. Смолкают моторы, и необычайная тишина воцаряется в комнате. Слышно только, как с едва заметным шипением из бомбы возвращается снова в баллоны остаток азота. Стрелка манометра медленно опускается к нулю.
Яринка снимает блестящую стальную бомбу, подносит ее к столу и над большим, чисто вытертым стеклом опрокидывает горлом вниз. На стекло медленно сыплется темный сизоватый порошок.
Подруги смотрят на него, как зачарованные. Так продолжается мгновение. Потом они переносят свою добычу наверх в лабораторию. Здесь надо все проверить, все проанализировать.
Яркнка нервничает, торопится. Ей хочется поскорее все узнать, во всем убедиться. Вначале Ганна тоже тревожится, но потом берет себя в руки и говорит:
