Институт, его лаборатории и экспериментальные мастерские оказались в хороших условиях. Сотрудники же попали в довольно трудное положение. Маленький городок не мог вместить людей, ежедневно прибывавших на вокзал, и потому пришлось тесниться, как никогда. Однако эти неудобства не могли поколебать желания работать, и весь коллектив жил только одним стремлением — как можно скорее возобновить эксперименты над реактивными самолетами.

Ганне Ланко удалось вывезти свою лабораторию со всем оборудованием. Компрессор, на конструкцию которого столько времени затратил Король, тоже был здесь. И чуть ли не первой мыслью, первым требованием Ганны было немедленно установить компрессор. Мысли о жилье, о быте пришли значительно позже..

На долю Марины Токовой выпала особая работа. Едва только успели выгрузиться, как пришла телеграмма от Соколовой с просьбой немедленно прислать кого-нибудь из инженеров разобраться в груде институтских, чертежей, оставшихся на заводе. Надо было определить, какие из них важны и подлежат эвакуации, а какие можно уничтожить. Кому же ехать, как не Марине? Она быстро собралась, простилась с Крайневым и Валенсом и снова поехала на Украину, где бои уже шли недалеко от Киева.

Чем ближе подъезжала Марина к заводу, тем тревожнее становились слухи и разговоры в вагоне… Рассказывали, что немцы якобы уже прорвались к Киеву, окружили город и даже перешли Днепр. Говорили, что они подходят к Москве. От всех этих разговоров и слухов, которых нельзя было ни опровергнуть, ни проверить, потому что никто ничего толком не знал, болела голова и сердце охватывала тревога.

Марине стало легче, когда она, наконец, попала на завод и встретилась с Соколовой. Все сразу выяснилось и стало на свое место. Положение было очень тяжелое, фашисты действительно рвались на восток, но темп их движения уже замедлился, и каждый пройденный метр густо был полит кровью врага.

Завод уже почти весь демонтировали и вывезли. Оставалось только мйого всяких мелочей — старые чертежи, отдельные станки и. приборы, которых, может быть, и везти не стоило, а следовало просто уничтожить. За эту-то работу и взялась Марина.

Странное впечатление производил сейчас завод. Он напоминал улей, покинутый пчелами. Неестественно выглядели окрашенные в синий цвет высокие окна. Все изменилось. Собственно говоря, завода, как такового, уже не существовало.

Прошло еще несколько дней, и даже спокойная и всегда уравновешенная Соколова стала мрачной и раздражительной. Немцы приближались к Киеву. Не сегодня-завтра они могли появиться в городе, заводу угрожала опасность. На экспериментальном аэродроме базировалась воинская летная часть. Тылы армий размещались в заводском поселке. Все больше военных проходило по дорогам.

Надо было уезжать, а Соколова все медлила.

Оставить завод было так же больно, как вырвать собственное сердце. Ведь здесь все построено на ее глазах, она знает здесь каждый камешек. И все-таки наступил день, когда гром канонады достиг и завода. Соколова приказала Марине заканчивать работу. Вечером они должны были выехать на машине в Харьков, а дальше добираться поездом.

Марина много работала в эти Дни. Она пересмотрела и уничтожила огромное количество старых, ненужных чертежей, отобрала ценные, упаковала их и решила взять с собой, никому не передоверяя. Соколова одобрила ее план. Грузовая машина свободно могла вместить не один такой пакет. Причин для волнений в этом отношении не было.

Когда все было подготовлено и до отъезда оставалось немногим больше часа, Марина решила напоследок осмотреть завод, пройтись по родным местам.

Она прошла по пустым коробкам, цехов, и на нее. пахнуло холодом склепа. Она попыталась представить себе эти цехи шумными от работающих станков, полными людей, но воспоминание было таким болезненным, что Марина поежилась, как от физической боли. Она вышла из цеха и прошла к дому, где ей довелось жить, когда испытывали первую модель крейсера. Вошла в комнату, дверь которой была не только не заперта, но даже не прикрыта. После Марины в комнате уже кто-то жил, сейчас она была совсем пуста, на полу валялись незнакомые чужие вещи. Марина тяжело вздохнула и притворила дверь. Посмотрела на часы — до времени, установленного Соколовой, оставалось около получаса. Повернулась и медленно спустилась вниз по ступеням. Потом по знакомой тропинке пошла к могиле, где лежал белый камень. Поднялась на вершину холма, поглядела вдаль, и ей показалось, будто там, далеко на западе, гремит жаркий бой и далекие зарницы вспыхивают на небе.

С минуту она глядела не отрываясь: да, там, на западе, идет бой… война приближается к заводу…

Марина услышала знакомый рев моторов и посмотрела вверх. Высоко в небе, прямо над ней, шли нагруженные бомбами крейсеры Юрия Крайнева. Девятка за девяткой, они проплывали в вышине и скрывались за горизонтом. В полете чувствовалась непреодолимая мощная сила.

Марина нехотя оторвала взгляд от могучих самолетов. Как хотелось ей быть на одном из них, вместе с советскими летчиками громить врага.

Внезапно раздался тяжелый грохот за холмом… Земля содрогалась под тяжелым железом. И Марина, оглянувшись,' чуть не вскрикнула от неожиданности: к могиле подходило несколько танков.

Они шли от завода, и было ясно, что это танки наши, советские. Тяжёлые машины подошли к могиле и остановились в небольшом отдалении одна от другой. Люки открылись. Танкисты соскочили на землю. Сергей Кораль взбежал на могилу. Он теперь командовал танковым батальоном, капитан Король. Его помощником по технической части стал старый друг Владимир Орленко. В мирное время они были неразлучны и на войне пожелали быть вместе.

Вот и теперь Орленко, ни на шаг не отставая от Короля, поднялся на курган, и вдруг оба они увидели Марину.

— Что вы здесь делаете? — ужаснулся Король. — Вам уже давно следовало быть далеко в тылу.

— Скоро буду, — равнодушно ответила Марина. — Через несколько минут мы вывезем с завода последние чертежи.

Я уже ухожу.

— Никак не ожидал вас здесь встретить! — воскликнул Орленко.

— А я очень рада с вами повидаться, — ответила девушка.

Все трое понимали, что говорят не так, как могли говорить давние друзья, но другие слова не шли на ум, все мысли были заняты грозой на недалеком горизонте.

— Мне пора, — сказала Марина после короткой паузы. — Надеюсь скоро увидеться с вами. Желаю вам больших успехов.

— Вы поедете на машине? — спросил Король.

— Да.

— Только не езжайте на Константинову, — горячо вырвалось у Орленко.

Марина поняла.

— Прощайте, друзья, — тихо сказала она и пошла вниз.

Они долго смотрели ей вслед, пока ее фигура не скрылась за заводскими строениями.

— Хоть бы удалось им удачно добраться, — тревожно сказал Король, глядя, как зарево все разрастается, постепенно охватывая весь горизонт.

Из-за далекой линии леса вынырнули. самолеты. Освободившись от груза, они летели легко и свободно. Это крейсеры Юрия Крайнева возвращались на свои базы.

В товарных заколоченных снаружи вагонах было невыносимо душно днем, когда беспощадно палило солнце, и холодно ночью. Любовь Викторовна Берг лежала на нарах, сбитых из неструганых сосновых досок, и в щель, которая осталась на том месте, где прежде было оконце, старалась хоть что-нибудь увидеть, хотя бы определить, куда идет эшелон. Но в эту ничтожную щель ничего нельзя было толком рассмотреть. Мимо проплывали какие-то части строений, ветви деревьев, встречные поезда. К тому же и повернуться можно было с трудом: вагон был до отказа набит женщинами.

Все произошло настолько неожиданно и быстро, что Любовь Викторовна даже опомниться не успела. Подлинную суть событий она осознала позднее, уже в дороге.

В тюремную камеру, где она находилась, ожидая отправки в северные лагеря, весть о войне проникла очень скоро, и все арестованные страшно волновались, делая на этот счет сотни самых разнообразных предположений — одни восприняли это сообщение с радостью и надеждой на скорое освобождение, другие с отчаянием и безнадежностью.