— Товарищ Берг, вас просят, — сказал один из конструкторов.

— Наверное, Гучко, — улыбнулась Любовь Викторовна, подходя к телефону.

— Вряд ли…

— Слушаю. Товарищ Гучко? Да, это я, Берг.

В трубке что-то неразборчиво булькало и захлебывалось. Конструкторы улыбались, и только одна Берг оставалась совершенно серьезной.

— Нет, товарищ Гучко, — наконец сказала она, — к одиннадцати никак не успею, но к двум ночи постараюсь сделать. Оставьте людей на третью смену, а я вас не подведу.

Конструкторы удивленно переглянулись. Берг послушала еще минуту, как Гучко рассыпается в благодарностях, и повесила трубку.

— Не стоило такой свинье одолжение делать, — послышался тихий голос.

— Разве это ему одолжение? — удивилась Берг.

— Сам кашу заварил, сам пусть бы и расхлебывал.

Берг в ответ только пожала плечами.

Поздно ночью, когда тишина заполнила коридоры главной конторы, инженер пришел за чертежами. Берг вручила ему их точно в два часа. Прораб был до того растроган, что поцеловал ей руку.

Полоз сидел в глубоком, немного для него низком кресле. Валенс смотрел на него из-за стола. Он внимательно слушал, что, а главное — как говорит прораб Полоз. Инженер Бабат неподвижно стоял у окна.

Полоз очутился в этом большом кабинете неожиданно для самого себя. Причин, заставивших Полоза приехать в Киев, было несколько. Основной была та, что на строительстве некоторые инженеры, среди которых был и Гучко, категорически возражали против проекта Полоза ставить тепляк, а потом уже строить в нем ТЭЦ. Поэтому пришлось срочно лететь в Киев за разрешением высшего начальства.

Полоз рассказал Валенсу обо всем: об опоздании чертежей окончательного варианта электроцентрали; о необычайно лютой и снежной зиме; о своем проекте строительства ТЭЦ в тепляке; о консультации деда Котика и еще нескольких плотников. Под конец Полоз хотел сказать, что если ему не позволят строить тепляк, то он снимает с себя ответственность за окончание ТЭЦ в установленный срок, но подумал и не сказал.

Валенс смотрел ка стол, на листок белой бумаги, лежавший возле чернильницы, и не торопился с ответом. Инженер Бабат не собирался говорить первым и потому сосредоточенно молчал.

— Как там поживает Соколова? — неожиданно спросил Валенс.

Полоз не ожидал такого вопроса. Он ответил, что Вера Михайловна прекрасный инженер, а еще лучший начальник строительства.

Выслушав ответ, Валенс взглянул на Бабата:

— Что скажет товарищ Бабат?

— У нас еще нет практики строительства таких высоких тепляков, — медленно и осторожно ответил Бабат. — Следует учесть, что конструкция деревянная, а дерево очень непрочный материал. Я бы советовал хорошо подготовить и организовать все работы, чтобы весной быстрыми темпами закончить строительство.

Валенс помолчал.

— Вы думаете, это дело безнадежное?

— Может быть, и не безнадежное, но, во всяком случае, очень рискованное.

Валенс перевел взгляд на Полоза. Тот понял его взгляд, как приглашение высказаться.

— Товарищ Бабат совершенно прав, — сказал прораб, — предприятие это рискованное. Но одно дело стремглав бросаться с моста в воду, не зная броду, и совсем другое — если на основе точных расчетов я собираюсь строить тепляк. Я отвечаю за каждого человека ка своем участке и за сроки строительства.

— Вы знакомились с проектом? — Валенс круто повернулся а Бабату.

— Правильность расчетов в данном случае ничуть не уменьшает опасности.

Валенс подумал еще с минуту.

— Послушай, Полоз, — сказал он, неожиданно переходя на «ты» и сам этого не замечая. — Я разрешу тебе строить тепляк. Рискнуть мы имеем право. Но ответственность лежит только на тебе. Разрешаю тебе подумать и отказаться. Еще не поздно. Отказаться завтра я уже тебе не разрешу.

— Спасибо, — сказал Полоз, поднимаясь, — большое спасибо. Откровенно говоря, другого я и не ожидал.

Бабат сделал короткое движение. Валенс это заметил:

— Вы хотите возразить?

Инженер покачал головой, и нельзя было понять, согласен он или возражает. Валенс не допытывался.

— Мне можно идти?

— Да. В кабинет товарища Бабата. Там составишь докладную записку и приложишь к ней копию проекта. Завтра получишь письменное разрешение.

Сергей Павлович Матросов был седой, но еще не старый человек. Он всегда курил длинную тонкую трубку, а когда волновался, покусывал мундштук крепкими ровными зубами, чуть пожелтевшими от табака.

Матросов прожил долгую жизнь, прожил честно, никогда не избегая боя, и теперь, избранный секретарем парткомитета строительства, чувствовал себя, тем же командиром крупного вооруженного отряда. Для Веры Михайловны он был руководителем и советчиком, человеком, к которому можно обратиться в самую трудную минуту жизни, зная, что всегда сможешь рассчитывать на помощь. В тот вечер она специально пригласила его в свой кабинет; с минуты на минуту должен был приехать Полоз и сообщить о результатах переговоров в Киеве, с нетерпением ожидаемых Соколовой и Матросовым.

Сам Матросов, когда Полоз поведал ему о своих сомнениях, настоял на том, чтобы рискнуть и попытаться соорудить тепляк. Именно он и посоветовал Соколовой послать инженера в Киев, чтобы утвердить проект тепляка. Дело это становилось уже не только делом одного инженера Полоза. Потому-то они с таким напряжением и ждали Полоза из его короткой командировки.

— Мы пошли на огромный риск, — говорила Соколова. — Я почти уверена, что нам не разрешат. А как мы тогда выкрутимся — не представляю.

— Пустяки, — откликнулся Матросов. — Партия учит нас дерзать в любом деле, а иначе не может быть настоящего движения вперед. Там сидит Валенс. Я его давно знаю. Разрешит.

В этот момент распахнулась дверь. Полоз вошел в комнату веселый, возбужденный.

— Ну что? — одновременно спросили Соколова и Матросов.

Полоз молча вынул из портфеля большой чертеж, на котором в углу стояла надпись: «Утверждаю. Под полную ответственность прораба Полоза».

Теперь Марина хорошо знала, что ей нужно делать. После того знаменательного разговора с Крайневым ока как-то изменилась, старалась больше быть в одиночестве. Друзья и сотрудники заметили эту перемену, но не придавали ей особого значения. Только Валенс иногда неодобрительно покачивал головой, встречая задумчивую Марину в коридорах института. А она теперь вообще избегала встреч, разговоров, споров. Аккуратно и точно выполняла всю нужную работу, но мысли ее всегда были там, в небольшом кабинете, где на широком листе бумаги уже наметились первые контуры будущего самолета.

В принципе свою задачу Марина решила быстро и без колебаний. То, что так тревожило Крайнева, казалось ей совсем простым и понятным. Ей было совершенно ясно, что наибольшего успеха можно добиться, придав машине форму летающего крыла. Правда, лишенный фюзеляжа самолет мог легко терять равновесие, но Марина надеялась разрешить и эту, довольно-таки сложную, проблему.

Работа ее облегчалась тем, что к ее услугам были прекрасно систематизированные и разработанные данные исследований Крайнева.

Ежедневно, сразу же после занятий, Марина спешила в свою комнату, Марина знала, что не располагает ни одной лишней секундой. Она трудилась напряженно, как в лихорадке, все-таки заставляя себя проверять каждый шаг, каждый расчет, чтобы не совершить ошибки.

Самолет должен был быть прекрасной машиной, безупречно точной в полете и совершенно безотказной. Марина ясно представляла себе его, и сердце ее сжималось в предвкушении славы.

Однажды поздним вечером, когда во всех коридорах института уже погасли огни, Валенс пошел к Марине. Он постучал, терпеливо ожидая, пока Марина разрешит ему войти, но все же в приоткрытую дверь успел заметить резкое движение, которым она накинула газету на большой лист ватманской бумаги. Ничем не выразил он удивления по поводу такого недоверия. У каждого из сотрудников института могли быть свои секретные до поры до времени работы или проекты.