Дохристианской обрядности, приуроченной к солнечному календарю, было свойственно и пристальное внимание к небесным явлениям. Духовенство яростно боролось с наблюдениями за «двизанием звездным», квалифицируя их как «рожаничные волшевания». Примечательно, что восприятие летописцем некоторых небесных знамений как знаков будущего — явление того же мировоззренческого порядка, только значительно христианизированное, ибо объяснение земных дел всякого рода предзнаменованиями восходит к язычеству. Таким образом, благодаря двоеверию многие верили в астрологию.

Еще один любопытный оберег — лунницы, или ритуальные подвески в виде полумесяца. Вплоть до исчезновения в XIII— XIV веках они были связаны с почитанием ночного светила. Луне приписывалось воздействие на рост растений, а ее изображения использовались как обереги от заболеваний. Духовенство преследовало «целующих месяц». Примечательно, что объединение креста — круговых и лунарных символов в одной подвеске давало сложный лунарный символ, восходящий к представлению о единстве всех небесных сил. В XII–XIII веках эта композиция могла восприниматься уже двоеверно.

В средневековых поучениях нередко упоминаются существа, имеющие отношение к персонажам так называемой «низшей мифологии». В деревнях до недавнего времени удерживались некоторые двоеверные по своей природе представления, в том числе и вера в домовых, леших, банников, водяных, упырей, русалок и так далее. Сохранившееся в современном языке выражение «Чур меня» восходит к древнему мифическому существу Чуру, охранителю очага и родового достояния.

Не менее ярко проявилось двоеверие в праздничных ритуалах, сопровождавшихся музыкой, плясками, пантомимой. Участники представлений разыгрывали сцену из мифологии с использованием ряжения и личин. Духовенство именовало личины «богомерскими харями». «Маскоблудные действа» разыгрывались в периоды солнцестояний, что указывает на связь театрализованного ритуала с солярным культом. Не случайно одна из новгородских масок представляет собой лик грозного солнечного божества.

Частью дохристианских ритуалов были изначально и праздничные игрища. Впоследствии многие из них продолжили свою жизнь. При этом сакральный смысл выветривался, а ритуал превратился в развлечения, которые в форме народных гуляний и календарных праздников дожили до XIX–XX веков. В Средневековье родство игрищ с языческой культурой осознавалось довольно остро. Участники «игр бесовских» подвергались преследованиям, «поганскими» были объявлены «басни и кощуны» и «маскоблудство и скоморошество».

Особенно наглядно двоеверие проявилось в погребальном ритуале. Языческий курганный обряд начал исчезать в XI— XII веках, но кое–где продержался до XIV века. К этому времени языческая символика на древнерусских украшениях вытесняется христианской. В Новгородских землях в XI–XII веках на смену курганам приходят жальники — грунтовые погребения, обложенные венцом из валунов. К XVII веку жальники сменяют сельские погосты. Одновременно с жальниками в ряде районов Руси и после введения христианства продолжали сооружаться курганы.

Несмотря на то, что внешнее устройство древнерусских захоронений эволюционировало в сторону, отвечающую требованиям христианства, некоторые детали ритуала проводов «на тот свет» носят явно языческие черты. Так, смерть воспринималась как продолжение жизни, только в иной форме. Повсеместно была распространена восходящая к дохристианскому прошлому вера в живого мертвеца. Покойников суеверно боялись, задабривали и приносили жертвы. Умершие превращались в обожествленных предков, от расположения которых зависело благополучие живых. Этот культ предков отмечен Стоглавом (СПб., 1863, с. 140—142), а в практике у сельского населения сохранялся вплоть до недавнего времени.

Двоеверие было всеобщим и держалось довольно долго. В Сибири среди русского населения еще в середине XVII века отправлялись языческие обряды. Из послания митрополита Симона 1501 года в Пермь видно, что новообращенные во многом продолжают еще держаться старых обычаев; по сути, они были настоящими язычниками по духу, а христианами только по имени. Митрополит Симон увещевал мирян оставить языческие заблуждения, а пастырей строго соблюдать свои обязанности: «А кумиром бы есте не служили, ни треб их не примали, ни Воипелю болвану не молиться по древнему обычаю, а всех Богу ненавидимых тризнищ не творити идолам, ни женитв незаконных не чините богумерзских».

В Воцкой пятине, простиравшейся на север и северо–запад от Новгорода, как видно из грамоты новгородского архиепископа Феодосия 1548 года, христиане молились по своим молбищам «древесам и камению», постов не соблюдали, жили без венчания, мертвых хоронили в лесах и по курганам. Архиепископ Феодосий повелевал каменья и древеса везде разорить и огнем пожечь.

Таким образом, духовенство яростно боролось с язычеством и двоеверием, прибегая не только к проповеди и увещеванию. Наузы, обереги и другие чуждые христианству предметы безжалостно уничтожались.

Вера в волхование и сами волхвы появились на Руси во времена язычества.

Согласно преданиям. Волхв, или Волховец, — сын князя Славена, знал чародейство и умел волховать. Новгородский летописец сообщает, что он на берегу реки Мутной, названной позже его именем Волховом, построил городок и разбойничал по реке, превращаясь в крокодила и производя многие чудесные действия силой своего волхования, за что некоторые язычники сочли его богом.

«Волхование» по смыслу и значению близко подходит к слову «ворожба», иногда эти понятия равнозначны и близки термину «чародеяние». То же значение слово «кудесы» — чары. «Кудесник» означает чаровник, волхв от древнерусского «куде» — очарование, волшебство; русское «окудник», «окуда». — колдун, волхв, проказник; «кудесить» — колдовать, ворожить.

Исторические памятники свидетельствуют, что русский народ, будь то простые люди или правители, всегда верил в волхование. Так, князя Олега называли «вещим», ведуном. Как свидетельствуют летописи 912 года, сам Олег обращался к волхвам — кудесникам, спрашивая, от чего он умрет.

В летописи 1044 года сообщается, что князь Всеслав Полоцкий был рожден от волхования, при рождении у него на голове было «язвено», и волхвы посоветовали матери наложить повязку на голову. Эту повязку Всеслав носил всегда. Об этом Всеславе упоминает автор «Слова о полку Игореве»: волхв — князь в одну ночь, обратившись волком, от Киева дорысковал до Тьмуторокани.

Из сочинений Серафима Владимирского видно, что в XIII веке многие верили в волшебство, причем с подозреваемыми в этом лицами народ расправлялся самосудом. Даже знаменитый полемист, основатель Волоколамского монастыря Иосиф Волоцкий (1440—1515) верил в колдовство и избрание митрополитом Зосимы приписывал исключительно волхованию.

Христиане считали волхование бесовским делом, а самих волхвов — служителями бесов. С распространением христианства волхвы потеряли доверие у просвещенной части русского общества.

Как представители дохристианской идеологии, волхвы были естественными противниками происходивших в стране религиозных преобразований; ревностные поборники язычества, они выступили силой, противостоящей христианизации.

В 1024 году они возглавили выступление против новой веры, но потерпели поражение. Князь Ярослав переловил волхвов в Суздале, одних казнил, других подверг заключению.

Волхвы стали скрывать свое ремесло и в значительной мере сумели удержать свое влияние на народ. В середине XI века их открыто поддерживали киевляне, новгородцы, жители Владимиро-Суздальских земель. И в более позднее время они пользовались большой популярностью и поддержкой у народа.

Колдовство на Руси процветало. К концу XVI века вера в волшебство стала всеобщей.

Отношение к колдунам было двойственным. С одной стороны, к ним обращались за помощью, с другой — не любили и боялись. Считалось, что колдуны и ведьмы творят зло, страшно злопамятны и мстительны, и горе тому, кто прогневает колдуна или просто навлечет на себя его неудовольствие: обидчик не останется без отмщения. Даже на людей, ни в чем не повинных, колдун наводит порчу. Когда колдуну станет «лихо на душе», он приходит, обычно после захода солнца, к соседу и просит у него чего–нибудь в долг. Но давать не следует. Примечали, что. уходя с пустыми руками из чужой избы, колдун берет что–нибудь во дворе, хотя бы щепку, чтобы «наговорить» на ней, нанести вред.