Не были забыты и определенные представители тотемов, связанные со священными, табуированными для каждого из племени отдельными видами птиц: белый сокол, орел, кречет и другие. Арабский географ XII века аль–Идриси рассказывает, что у огузов, живших поблизости от Хорезмского озера, то есть Аральского моря, существовало представление о таинственной большой рыбе, которая появлялась в глубине вод в виде человека: она летает над водой, и ее видят рыбаки, она произносит 3—4 непонятных слова и скрывается в воде. Согласно верованиям, появление этой рыбы в таком виде предвещает смерть одного из известных князей огузов.

Любопытное свидетельство оставил Бируни. По его сообщению, тюрки–огузы поступали с утопленниками следующим образом: они клали труп на помост на берегу и привязывали веревку к его ноге, а конец ее бросали в воду, чтобы душа могла подняться по ней для воскресения. Огузы, очевидно, полагали, что душа человека, взятого водой, может вернуться назад к телу.

Традиции культа природы у огузов были настолько сильны, что они поклонялись каждой вещи, которая чем–нибудь хороша или удивительна.

Боязнь злых духов привела к появлению обычаев и обрядов, направленных на умилостивление или отпугивание злых сил. Так, по описанию Бируни, жители Хорезма, отмечая 15–й день месяца римжд, прибегали с этой целью к парам и дыму, а также использовали запахи приготовленных кушаний, которые они выставляли с целью отразить бедствия, насылаемые джиннами и злыми духами. Этот обряд ярко отражает древний культ природы: поскольку 15–й день месяца римжд приходится на самую середину холодной хорезмской зимы, таким способом старались умилостивить духов и смягчить суровость погоды.

Большую роль играл культ мертвых. Похороны обычно сопровождались богатым инвентарем, включая и личное оружие, и деревянный кубок с хмельным напитком, а для ритуальных поминальных триз забивали порой до 200 лошадей. Существовал и обычай, по которому угощение для умершего зарывали в землю.

Почитанием были окружены предки по мужской линии, а также вожди и родовые старейшины. Их могилы почитались как святыни. Любопытно, что туркмены также почитали знахарей и поклонялись им.

В XI–XII веках в огузско–туркменской кочевой среде были сильны шаманские традиции. Правда, функции шаманов сузились, в основном до лечебной и прорицательской.

Как и другие народы, туркмены боялись колдовства, особенно с использованием воды. От воздействия злых сил традиционно применялись разного рода амулеты и обереги, а также надписи магического характера.

Источники отмечают у народов Средней Азии и Казахстана немало и других верований, представлений, обрядов и обычаев магического характера.

У древних славян были широко распространены культ природы и культ предков, в основном соприкасавшиеся друг с другом.

Русские летописи упоминают богов Перуна, Стриборга, Дажьбога, Хорса, Семаргла и богиню Мокошь. Кроме того, упоминаются Велес, Сварог, Род и роженицы, а также Лада и Лель. Имена русских богов встречаются в ряде литературных и исторических памятников. По договору 907 года русские клялись «оружием своим и Перуном богом своим и Велосом — скотьим богом». Клятва Перуном дважды встречается в договоре 945 года. В договоре 971 года русские опять клянутся Перуном.

Поскольку в договорах с греками русские клялись Перуном, можно предположить, что Перун был богом войны. Его культ восходит к культу бога грозы. «Множество разнообразных поверий, преданий и обрядов, несомненно, свидетельствуют о древнейшем поклонении славян небесным громам и молниям. Торжественномогучее явление грозы, несущейся в воздушных пространствах, олицетворялось ими в божественном образе Перуна — Сварожича, сына прабога Неба; молнии были его оружие — меч и стрелы, радуга — его лук, тучи — одежда, или борода и кудри, гром — далеко звучащее слово, глагол божий, раздающийся свыше, ветры и бури — дыхание, дожди — оплодотворяющее семя. Как творец небесного пламени, рожденного в громах, Перун признается и богом земного огня, принесенного им с небес в дар смертным; как владыка дождевых облаков, издревле уподоблявшихся водным источникам, получает название бога морей и рек, а как верховный распорядитель вихрей и бурь, сопровождающих грозу, — название бога ветров… Эти различные названия придавались ему первоначально как его характеристические эпитеты, но с течением времени обратились в имена собственные; с затемнением древнейших воззрений, они распались в сознании народном на отдельные божеские лица, и единый владыка грозы разбился на богов грома и молнии (Перун), огня (Сварожич), воды (Морской царь) и ветров (Стрибог)» (Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1994. Т. 1, с. 90—91).

Перун был особенно почитаем в Китае и Новгороде. Его деревянное скульптурное изображение, вместе с изображением Велеса, бога скота, принадлежит к древнейшим, и поклонение этим богам было наиболее распространено. С введением христианства на Руси древние верования в Перуна смешались с новыми христианскими; многие черты Перуна были перенесены на Илью–пророка с его громовой колесницей.

Согласно преданиям, большим почитанием у славян пользовался бог богов, высший бог, владетель неба и земли, света и огня. В Ипатьевской летописи его называют Сварог. Название происходит от санскритского svar — светить, блестеть, сиять. Он был богом огня, а также учредителем брака. Недаром в Новгородской губернии говорили: «сварьба» и «сваребный» вместо «свадьба» и «свадебный». Сварог был олицетворением неба, дающего тепло и соединяющегося с землей, то есть Сварог — это небесный свод, украшенный теплотворным солнцем и опирающийся на землю–горизонт. Но соединение неба и земли только мнимое: вечно соприкасаясь, как нам кажется, они никогда не сходятся. Не потому ли слово «свара» означает «ссора».

У Сварога был сын Солнце — Дажьбог, носивший отчество Сварожич.

Таким образом, языческие боги Древней Руси служили олицетворением сил и явлений природы.

Жреческого сословия как такового в Древней Руси не было. Старший в роде был в то же время и жрецом и отправлял требы. Так, князь — глава народа — лично приносил жертвы богам.

Жертвоприношения являлись важнейшей частью дохристианских ритуалов. Известны кровавые жертвоприношения животными, а в исключительных случаях и людьми, и бескровные жертвы продуктами, напитками, вещами. В Новгороде, например, существовал ритуал, связанный с освящением пространства под застройку: это пространство увлажнялось напитками, после чего в яме погребали воск и ковши, развернутые навстречу восходу солнца.

О наличии у славян языческих храмов летописи не сообщают. Однако в Новгороде и других местах были требища, то есть места, где совершались требы, жертвоприношения. Митрополит Иларион (XI в.) в «Слове о законе и благодати» упоминает капища. В дохристианский период места для отправления культовых действий выполняли роль религиозных центров племен и родовых объединений. Но известны и случаи сооружения святилищ в значительном удалении от поселений, например — болотные городища на Смоленщине. Все культовые места функционировали под открытым небом, чаще всего на вершинах почитаемых населением гор, в священных рощах, у ритуальных колодцев и источников. Это соответствует письменным свидетельствам о развитом в славянской среде пантеистическом культе природы. Примечательна четкая ориентация святилища по сторонам света, что указывает на тесную связь религиозных верований славян с солярными культами.

Известно, что у славян существовали идолы. По свидетельству летописей, Владимир поставил идолов на холме вне двора теремного. Немцы, подходившие к Владимиру в 989 году, говорили: «бози ваши древо суть». Почти то же самое сказал варяг, на сына которого выпал жребий быть принесенным в жертву в 983 году, когда после удачного похода Владимир в Киеве творил требу кумирам. Старцы и бояре предложили принести человеческую жертву: жребий пал на мальчика Ивана, сына варяга — христианина. Когда пришедшие за мальчиком объявили варягу: «Его изволиша бози себе», варяг ответил: «Не суть то бози, но древесами (боги) деланы суть», — и отказался выдать сына. В свою очередь, киевский митрополит Иларион выражал радость, что русские перестали поклоняться идолам: «уже не идолослужителями именуются», «идолы низвергаются» (Макрий. История русской церкви. СПб., 1889. Т. 1, с. 127—129). Память об идолах сохранилась в современном языке: «идол, идолище, статуй бесчувственный».