Утром после завтрака Поэт Подсудимов, посоветовавшись с женой, пошел в село Яккатут, чтобы предупредить Дурдону, у которой муж поехал в Россию на заработки, чтобы присылать ей ежемесячно деньги. Поэт Подсудимов хорошо знал гастарбайтера Панжи Пардаеве, но его жену он никогда не видел. Он постучал кулаком в кривые ржавые ворота Дурдоны и услышал нежный женский голос. Когда Дурдона открыла ворота Поэт Подсудимов ахнул, увидев её красивое лицо и изящную фигуру. Он чуть не влюбился в неё, как говорится, с первого взгляда.
— Вах, какая молоденькая, красивая и обаятельная женщина! Ну, люди, а? Как можно уехать в дальние края, на годы оставив такую очаровательную женщину вообще?! Бедные. А что прикажете делать? Ведь мужики просто вынуждены расставаться со своими красивыми и молодыми женами на долгие годы, чтобы заработать денежек, без которых невозможно существовать в этих краях, где лютует всеобщая безработица — подумал он.
— Здравствуйте, ака. Кого Вам угодно? — спросила красавица Дурдона.
— Асаламу алейкум, госпожа Дурдона ханум. Это я, Поэт Подсудимов, который живет в дупле тутового дерева на краю хлопкового поля. Дело в том, что двое злоумышленников тайно планируют погнать Ваши коровы сегодня ночью. Будьте бдительны: Вам не следует сегодня ночевать одной. Пусть Ваши родственники не оставят Вас наедине с грядущей опасностью Я просто из соображений гуманности хотел предупредить Вас — сказал Поэт Подсудимов.
— Да бросьте Вы шутить, ака. У меня нет врагов, и я не верю, что какие-то люди придут ночью и уведут мою корову. А родственники мои в городе живут. Я не хочу их зря беспокоить. Так же не верю Вашим словам о том, что Вы живете в дупле тутового дерева и что Вы подсудимый поэт. Поэты — государственные деятели, и по этой простой причине их не судят и не сажают в тюрьмы. Наоборот власти их оберегают. Им предоставляют роскошные бесплатные квартиры, дачи в национальных парках, где царит тишина, и щебечут птицы. А Вы говорите, что живете в дупле тутового дерева. Это абсурд какой-то. Такого не бывает, особенно в наши дни, когда даже бездомные бомжи и те не согласятся жить в дупле какого-то дерева — сказала, улыбаясь, красавица Дурдона.
Услышав её слова, Поэт Подсудимов задумался на миг.
— Ну, как знаете. Но я сказал правду и только правду. Прощайте, госпожа Дурдона ханум — сказал он напоследок.
Потом повернулся и пошел обратно на поле, где вдалеке виднелась его крепость расположенный в тутовом дереве.
37 глава Портрет императора лжедемократора
Закрыв вагончик на замок, Гурракалон повел Фариду с детьми в сторону вокзала. Там, сев в автобус, они поехали в кишлак, где жил Гурракалон. Поскольку в салоне автобуса было тепло, дети ехали, шумя и весело смеясь. Они наблюдали за зимними пейзажами, которые мелькали за окном и радовались, указывая то на крыши домов, покрытые снегом, то на заснеженные макушки деревьев. Гурракалон нежно гладил руки Фариды, сидевшей рядом с ним. Потом он заговорил:
— Я, гражданин Гурракалон Коптасомоновуч, сидя рядом с тобой, торжественно клянусь, любить тебя честно и бескорыстно до и после смерти. Если я нарушу свою клятву, то пусть меня постигнет суровая кара председателя сельсовета и презрение разведенных семей всей планеты — сказал он почти шепотом, улыбаясь.
— Глупенький ты мой — прощебетала, Фарида, тоже улыбаясь.
— Нет, серьезно, Фарида, я и вправду люблю тебя. Причем, люблю безумно. Я — твой Меджнун, а ты — моя прекрасная, несравненная Лейла… — дабавил Гурракалон.
— Знаю — сказала Фарида, слегка прислоняясь головой к плечу Гурракалона. Потом обеспокоенно спросила:
— А твоя жена не выгонит нас из дома?
— Нет, никогда. Поверь мне, дорогая — сказал Гурракалон уверенно. И продолжал:
— Я ушел от неё, взяв с собой только свой пиджак, оставив ей всё — детей, дом, мебель, машину, шайтан-арбу, то есть велосипед, вплоть до деревянной тачки. Она написала письмо-доверенность, заверяя меня, что никогда не будет беспокоить меня, даже если я женюсь на другой женщине. Теперь мы с тобой будем жить счастливо, вот увидишь, моя красавица. Никто не будет нам мешать.
— Ой, как хорошо. А ты знаешь, мой муж тоже произнес фразу «три талак», освободив меня от супружеских обязанностей. Теперь мы можем пойти к мулле и он совершит для нас шариатский никах — сказала Фарида.
— Да? Вот это здорово! — обрадовался Гурракалон, радостно сжимая руку Фариды.
За беседой они не заметили, как приехали в кишлак. Сойдя с автобуса, они пошли по проселочной дороге в сторону реки, по первому скрипучему снегу.
— Во-о-он тот дом — указал Гурракалон на хижину, когда они приблизились к берегу.
Он шагал, взяв на руки Зулейху, а Фарида шла, спотыкаясь в снегу, бок обок с Мекоилом. Наконец, они подошли к воротам дома, и Гурракалон, открыв замок ключом, который он достал из кармана фуфайки, распахнул ворота. Когда они зашли во двор, он закрыл ворота на засов. После этого они поднялись на крыльцо, по скрипучей деревянной лестнице и, Гурракалон открыл одну из дверей дома.
— Давайте, заходите в дом и разувайтесь. А то у соседей есть маленькая собачка с вредной привычкой, таскать обувь в свою конуру. А её хозяин подпольно торгует той обувью на базаре. Ну, у него такой бизнес. Я хотел убить ту собачку и несколько раз покушался на её жизнь, бросая ей куски хлеба, отравленные цианидом, но, к великому сожалению, она каждый раз выздоравливает и по-прежнему продолжает таскать обувь, которая размером больше чем она сама.
Однажды к нам в гости пришел наш родственник из малоимущей семьи. Я, дурак, забыл и не предупредил гостя. Посидели, выпили бутылку на двоих, и он сказал, что пора ему возвращаться домой, а то у него злая жена, и он может попросту оказаться на улице, на ночь глядя.
— Ну, говорю, спасибо, друг мой, что пришел пешком в гости издалека, через поля и реки, степи и пустыни, по горному перевалу, где рыщут голодные волки, время от времени воя на луну. Приезжай почаще, буду рад. Он поблагодарил меня за гостеприимство и вышел на крыльцо. Хотел надеть свои черные хромовые сапоги с желтыми голенищами, без подошвы. Но, увы. Выяснилась, что его сапоги без вести пропали.
— О Господи, только не это! — сказал гость, глядя в пасмурное небо и крестясь.
Мы долго искали его сапоги, перевернув всё в доме.
— Прости, дорогой, что ты лишился своих любимых черных сапог с желтыми голенищами — сказал я сочувственно.
Дорогой гость зарыдал:
— Как же я теперь пойду домой, ё-мое? Что отвечу, если жена моя спросит, мол, где твои новые дорогие хромовые сапоги с желтыми голенищами, без подошвы, которые мы только вчера купили у легендарного сапожника ХХI века Абу Кахринигмана бужур Каландара Дукки Карабулут Ибн Абдель Касума в кредит?..
Мой гость долго и горько плакал, потом ушел домой босиком, спотыкаясь в снегу. С тех пор я остерегаюсь собачки соседа…
— Давайте, заходите и разувайтесь — сказал Гурракалон.
Они вошли в комнату, где было холодно.
— Ух ты, весь холод Арктики и Северного Ледовитого океана подпоьно собрался здесь на оппозиционное пленарное заседание! Ну, ничего мы их сейчас прогоним, затопив буржуйку до накала — сказал Гурракалон.
Он принёс сухой коры и охапку поленьев и начал разжигать огонь в буржуйке. Пока он разводил огонь, Фарида подошла к окну и увидела изумительный пейзаж с видом обледенелой реки и заснеженных берегов. На берегу, покрытом снегом, она увидела странный домик похожий на шкаф. Над шкафом торчала труба — дымоход, откуда шел дым, словно огромная серая змея. Фарида сразу вспомнила Далаказана, о котором рассказывал Гурракалон в своем письме.
— Гурракалон, я вижу тот шкаф Далаказана, о котором ты писал в своём дурацком письме. Я думала, что это твоя очередная выдумка, милый. Гляди, дым идет из дымохода. Это значит, в шкафу кто-то живет. Или этот шкаф — твой сарайчик? — спросила она.
— Нет, Фарида, это тот самый шкаф, то есть он принадлежит Далаказану. Он мой сосед — сказал Гурракалон, подкладывая полено в буржуйку.