Прочитав письмо Далаказана несколько раз, по вертикали и диагонали, супруги задумались.
60 глава Преданные друзья
Утренний небосклон над Хаджикишлаком был похож на желто-оранжевую полосатую шкуру уссурийского тигра. В предрассветной тишине были слышны переклички петухов, отголоски которых отзывались далёким эхом. Грязные, лохматые, небритые местные алкаши во главе с Худьерди, желая похмелиться, с нетерпением ждали открытие кабака, где бойко торговал спиртным бизнесмен по кличке Тилло, по имени Махамадилло. Эти алкаши приспособили игру в бутылочку на свой лад, придумав свои правила и дав ей новое название «вертушка». Для этой игры они использовали пустую бутылку из-под вина или водки. Суть игры заключалась в следующем: небольшая группа алкашей садится в круг и один из них начинает вращать бутылку. Когда она останавливается горлом в сторону одного из алкашей, тот обязуется найти деньги для покупки борматухи, или достать выпивку для похмелья любым другим способом. Чтобы найти деньги на покупку водки или вина, они обычно крадут одежду и пастельное белье, которые хозяйки после стирки вывешивают на улице. Краденые вещи алкаши реализуют на барахолке. Иногда их добычей становятся ковры, которые хозяйки вывешивают для чистки и сушки на солнце и оставляют без присмотра.
Однажды Худьерди тоже подключился к этой игре, и ему тоже пришлось выполнить условие игры — спереть что-нибудь на продажу и купить бухалу, что он и сделал. Увидев одежду во дворе бизнесмена, он перепрыгнул через забор и забрал одежду, которую вывесила сушиться жена богатого бармена по кличке Тилло, по имени Махамадилло. Среди той одежды было нижнее бельё жены бармена по кличке Тилло, по имени Махамадилло: трусики типа «неделька», лифчики всех цветов радуги, эротические итальянские колготки, французские ночные сорочки мини и макси, и так далее. И в голове Худьерди появилась коварная идея. Он решил оклеветать жену бармена, распространив среди односельчан слух, что жена бармена, якобы, забыла у него, Худьерди, свои трусики, когда переспала с ним. Но это клевета обошлось ему дорого. Он заплатил за свой грех своей последней «монетой», которую он хранил с детства в задней части своего тела. Но поскольку его собутыльники еще не знали, чем он расплачивался, Худьерди считал себя крутым авторитетом, отсидевшый в следственном изоляторе. Он потерял всякое чувство стыда, так как выпивка убила в нём все святое. Он вёл себя нагло, нахально и коварно, как алкаш, который ради ста граммов выпивки готов продать всё.
— Чуваки, есть у меня уникальная идея! — неожиданно сказал Худьерди, почёсывая живот грязными руками с длинными ногтями.
— Валяй, Худик! — сказал один из алкашей, осторожно, боясь обжечься, потягивая маленький окурок сигареты без фильтра.
— Мы должны расширить свои ряды и создать мощную политическую партию под названием «ДПЭСГ» — Демократическая Партия Сто Грамм. Я твердо уверен, что почти восемьдесят процентов населения нашей страны одобрят политическую платформу и программу нашей партии, где будет идти речь о свободе только такого человека, который любит, по поводу и без повода, выпить сто грамм! Там будут обещания, что в случае прихода нашей партии к власти, президент, то есть я, первым подпишу указ о раздаче народу винно-водочных изделий бесплатно! После такой предвыборной программы, почти сто процентов населения нашей страны проголосует за нас, за мою кандидатуру в качестве претендента на пост президента страны! Мы пообещаем народу, что в августе месяце в арыках будет течь водка, пиво, вино и коньяк! На деревьях будут висеть на резинке специальные черпаки, с помощью которых любой может черпнуть из арыка выпивку и пить, сколько влезет, причем совершенно бесплатно! Вот тогда бармен по кличке Тилло, по имени Махамадилло и его дружки бизнесмены останутся у разбитого корыта, как та старуха из сказки Александра Сергеевича Пушкина. А религиозная часть населения нашей страны тоже единогласно проголосует за меня за то, что я закрыл своим первым указом все кабаки и винно-водочные магазины! — сказал Худьерди, сосредоточенно почёсывая ногу.
— Ну, Худик! Ты не только вожак нашей стаи, но и предводитель алкашей во всём мире! Ты — настоящий революционер, и мы гордимся тобой! Мы, то есть твои верные друзья, готовы умереть за тебя в любое время! Мы разорвем на части любого человека, который будет нападать на тебя! Правильно, чуваки?! — кричал один из членов компании, восхваляя Худьерди.
— Правильно! — сказали остальные алкаши в один голос.
Тут пришел долгожданный бармен по кличке Тилло, по имени Махамадилло, и, перед тем, как открыть свой кабак, начал шепотом, закрыв глаза, читать молитву:
— О Боже Всемогущий! Спасибо тебе, за то, что защитил мой кабак от злоумышленников и завистников! Вот пришел, наконец, долгожданный месяц рамадан, и я молюсь тебе, Господи, со слезами на глазах прошу, чтобы в этом священном месяце мой бизнес процветал, как никогда!
Закончив молитву, бармен по кличке Тилло, по имени Махамадилло сделал амин, проведя ладонями по лицу. Затем, гремя ключами и цепями, словно комендант тюрьмы «Жаслык» на побережье высохшего Аральского моря, открыл скрипучие зарешеченные железные двери кабака. Алкаши, словно пациенты психбольницы, радостно гурьбой подбежали к кабаку. Один из них подошел к прилавку и протянул помятые деньги бармену по кличке Тилло, по имени Махамадилло. Тот взял деньги, глядя на покупателя-алкоголика свысока, выражая своим видом призрение. Бармен по кличке Тилло, по имени Махамадилло дал ему четыре бутылки вина, и тот осторожно, трясущимся руками, рассовал их по карманам своего порванного пиджака коричневого цвета и вышел из кабака. Поскольку у алкашей не оказалось ни кружек, ни пиал, ни даже одноразовых пластмассовых стаканчиков, им пришлось пить вино из горла.
— Чуваки, будем пить глоточками, как пили воду в пустыне наши великие прадеды, идя торговыми караванами на аравийский полуостров, совершая паломничество. И чтобы кто-то не сделал лишнего глотка, я буду держать за горло каждого из вас.
С этими словами Худьерди схватил за горло одного из алкашей, а другой алкаш по имени Мугбача Сокий, который был профессиональным виночерпалой, поднес к его рту бутылку с вином. Когда алкоголик сделал глоток, Худьерди сразу зажал ему горло своими цепкими пальцами, перекрыв доступ воздуха. Таким образом, они глотками выпили поровну две бутылки вина. Тут появились двое небритых и лохматых типов, незнакомых им.
— Кто вы такие? — спросил Худьерди.
Один из пришельцев представился:
— Меня зовут Бакамурза — сказал он. Ну, значит, имя у меня такое по паспорту, который я потерял десять лет назад, когда был вдупель пьян. Бака означает жаба. Поэтому на зоне мне дали кличку Жаба. А этот мой дружок — Поезд. Мы пришли к вам в поисках справедливости — пояснил алкаш по кличке Жаба.
— У тебя очень отвратительная кличка. Какая несправедливость! Объясни толком, чувак, я чего-то не врубаюсь — сказал Худьерди.
— Короче, меня сильно избили только за то, что я чихал. Они так отколотили меня, что пришлось пролежать на больничной койке долгие месяцы под капельницей. Один правозащитник долго боролся за то, чтобы они заплатили мне штраф в крупном размере, желательно в долларах, за нанесенный мне физический и моральный ущерб. Но ничего не смог сделать. Наоборот, его самого посадили в тюрьму, где он сейчас мотает срок.
— Интересно, а разве за чехарду так сильно бьют? Ты что, их гриппом заразил что ли? — спросил Худьерди.
— Еще как бьют, блин. Дело в том, что я чихнул не где-нибудь там, в театре или на концерте, а в шкафу моей любовницы — объяснил алкаш по имени Бакамурза — Жаба.
Услышав это, алкаши громко хором засмеялись, широко открыв свои беззубые рты, похожие на пасти лягушек.
— Ага, вам конечно смешно, а мне не до смеха было. Сижу, блин, в этом шкафу, голый, в чем мать родная родила, молюсь Бога, чтобы он помог мне избавиться от мужа моей любовницы, который неожиданно вернулся из командировки. Этот рогатый кретин удивленно спросил у моей любовницы, дескать, почему она голая. Она говорит, милый, я чувствовала душой, что ты возвращаешься из командировки досрочно, и вот разделась, грит, догола, чтобы тебе не пришлось ждать долго, пока я разденусь. Я, грит, просто боялась, что у тебя, как в прошлый раз, пропадёт всякое желание обладать мной, пока я раздеваюсь.