— Мы на поле, Таппикасода! Вставай, дорогой, вставай! Пойдем домой!.. — продолжала она плакать, стараясь приподнять мужа.

Гурракалон, опираясь на жену, поднялся и стал уходить, как раненый воин, который покидает линию огня на поле боя в сопровождении санитарки. Нервный тракторист Пахтаплан, резко нажав на газ, развернул свой трактор «Алтай» желтого цвета в сторону Гарракалона и Фариды, и, словно вражеский танкист, который намерен затоптать наших в грязь, стал наезжать на Гурракалона с Фаридой. Трактор рывком двинулся вперед, и Фарида с Гурракалоном еле спаслись, отскочив в сторону. А тракторист Пахтаплан рухнул вместе со своим бульдозером в глубокий овраг. Трактор, перевернувшись, долго катился вниз, поднимая пыль, словно огромный железный сундук. Когда пыль развеялась, Фарида увидела низкорослого, пузатого тракториста Пахтаплана, который чудом остался в живых.

Великий сапожник ХХI века Абу Кахринигман бужур Каландар Дукки Кара булут Ибн Абдель Касум шел по обувному базару, как хищный зверь по тайге, который ходит и помечает мочой территорию своего владения. На этом базаре у Абу Кахринигмана бужур Каландар Дукки Кара булут Ибн Абдель Касума были точки, где он реализовывал свои товары. Раз в день он приезжал сюда на своём «Запорожце», похожем на майский жук, проверял ход торговли, собирал выручку, словно инкассатор, и уезжал домой.

Когда Абу Кахринигман бужур Каландар Дукки Кара булут Ибн Абдель Касум подошел к одной из своих торговых точек, то он увидел одноногого покупателя на костылях, который разглядывал сапоги, примеряя то один сапог, то другой на свою единственную ногу. Высокорослый, тощий покупатель с длинным ишачьим лицом и с большими коровьими глазами напоминал Абу Кахри Нигаману бужур Каландар Дукки Кара булут Ибн Абдул Касуму аиста, который стоял в своем гнезде на одной ноге. Наконец, тощий покупатель высокого роста, с большими коровьими глазами и с длинным ишачьим лицом, решил купить кирзовый сапог, который подошёл к его единственной левой ноге.

— Не жмет? — спросил покупателя продавец.

— Нет, вроде, подошел — ответил покупатель, пройдясь туда-сюда на костылях.

. — Простите за глупый вопрос, а что с Вашей ногой? — спросил продавец.

— Э-э, братан, это долгое история. Это было в советское время. Тогда шла афгано-советская война. Я по природе патриот и рвался на войну. Написал заявление в военкомат, мол, я гражданин Журабидинов Шурабидин Турабидиновуч хочу на фронт и прошу отправить меня хоть товарным поездом в Афганистан, на войну, хочу, мол, геройски защищать родину советскую. Но моё заявление не приняли, в связи с тем, что я был рецидивистом и долгие годы скитался по трудовым исправительным колониям тогдашнего Советского Союза. Кроме того, я был форточником, то есть открывал форточки кошельков, карманов, сумок и так далее и тому подобное.

— Извините, гражданин Журабидинов Шурабидин Турабидиновуч, мы Вас в Афганистан отправить не можем. — сказали мне в военкомате. — Мы опасаемся, что Вы можете украсть месячную получку у своих однополчан, находясь в окопе во время артобстрела, или в танке или в БТРе. Мы думаем также, что Вы не побрезгаете опустошить карманы своих командиров, разрезав их кошелёк штык-ножом и лишив их полученной зарплаты.

Но я не мог спокойно смотреть на убийство наших солдат в Афганистане и пешком пошел на войну через перевал Саланг в горах Хиндикуша.

И вот иду я на войну с сапёрной лопатой, которую я украл из амбара военной комендатуры и — на тебе, — меня арестовали бородатые афганские пограничники.

— Ассалому алекум, бародорони азиз, — говорит один из них. — куда путь держим на ночь глядя.

Я говорю, как куда? На войну, говорю.

— Вы мусульманин? — последовал вопрос.

— Нет.

— Ах, понятно, христиан значит?

— Нет, я — коммунист, то есть комсомолец.

— Странно, разве такая религия существует?

— А почему бы и нет? — говорю я им с удивлением. Вот вы молитесь Аллаху, да? А мы наоборот, поклоняемся человеку, ну, этим… вождям, таким, как Карл Маркс, Ленин, Сталин, Хрущев Никита Сергеевич, Леонид Ильич Брежнев, Константин Черненко и так далее.

Тут кто-то из пограничников говорит:

— Астагфируллах!

Другой продолжал допрос. Я бы ответил на его вопросы, если бы один из бородатых пограничников не закричал:

— О, харомизада еретик! Он украл мою пайсу! — вопил он, указывая на меня и глядя на разрезанные карманы своих штанов.

Оказывается, Афганцы называют деньги пайсой. Да, признаюсь сразу, что я по привычке действительно спер его пайсу, незаметно и быстро разрезав карманы его штанов в причудливой форме.

После этого они ударили меня прикладом автомата по голове, и я упал в обморок. очнулся я в землянке. Вы знаете, может, Вы не поверите, это была для меня романтика. Жаль, что не было там печурки, где с треском горят березовые поленья со смолой, и не оказалось гармони. Но я всё же пел без печурки и без гармони свою любимую фронтовую песню на стихи Алексея Суркова «Землянка». Вот так я примерно пел тогда:

Тут загремели дверные замки с цепями, и в землянку ворвался с автоматом в руках сердитый охранник, у которого я спер пайсу, то есть деньги, и он начал меня бить прикладом автомата Калашникова.

— Ты еще поешь, сволочь, шайтан! — кричал он.

В этот момент зашли еще трое бородатых пограничников, и один из них приказал, чтобы меня вытащили наружу.

Ну думаю, Слава КПСС, что наконец-то они освободят меня. Но не тут то было. Они завязали мне веревкой руки и ноги. Перед тем заклеить мне рот скотчем, палач начал точить нож о камень. Кто-то вырыл кетменем небольшую лунку там, где я лежал. Я говорю, братцы, что вы делаете?

— Мы тебя зарежем, молись, чужеземец — сказал палач, потирая остриё ножа о рукавы рубахи, как бы очистив лезвия ножа.

— Да, вы что, товарищи, на самом-то деле. С ума сошли что ли? Как же я могу молиться, если не знаю молитву — сказал я.

— Это твой последний шанс, и ты можешь говорить все, что хочешь напоследок, давай безбожник, побыстрее, а то у нас времени очень мало — торопил палач.

— Ну хорошо тогда — сказал я, подумав, что они шутят и, настроив свой голос, начал петь: