— Я понял, пригласи пожалуйста.

Отключаюсь, переключаю внимание на Вознесенского.

— Проходите, пожалуйста, — натягиваю улыбку, и чувствую, как мышцы на лице сводит.

— Виталь, я задержусь на минуту, — Вознесенский обращается к одному из мужчин, — ты проходи пока.

Мужчина кивает, а Вознесенский подходит к моему столу.

— Кира, — я смотрю на него удивленно, — я задолжал вам извинения.

— Извинения? — второй раз за последние полчаса я чуть не роняю челюсть.

— Именно, — он кивает утвердительно, — я был не совсем справедлив по отношению к вам при нашей последней встрече. Надеюсь, вы меня простите.

Не зная, что ответить и пребывая в легком шоке, я молча киваю.

— И примите мои поздравления, — добавляет мужчина, а потом ставит на стол небольшой черный подарочный пакет, который, надо сказать, я только сейчас замечаю, — это мой вам подарок, в честь помолвки, — объясняет.

— С… спасибо, — таращусь на него во все глаза.

Он одаривает меня улыбкой, и более ничего не говоря, скрывается в кабинете.

Третий мужчина, видимо, охранник, остается в приемной.

— Это что сейчас было? — хмурится Машка, разглядывая пакет.

— Понятия не имею.

— Посмотришь? — Маша кивает на пакет.

Я кошусь на охранника, он в свою очередь не обращает на нас никакого внимания. Беру пакет, достаю из него продолговатую бархатную коробочку и открываю.

— Ого, — заключает Маша.

Не то слово. Рассматриваю элегантный браслет, усеянный чередой драгоценных камней, даже не представляя, сколько стоит это чудо. Мне как-то не по себе становится. Не могу я такие подарки от чужих людей принимать, тем более от мужчин. Но и вернуть вроде как не смогу. Не в том я положении.

Боже, ну почему так сложно-то?

— Ты чего? — Маша замечает мое смятение.

— А ты не понимаешь? — шепчу. — Эта штука явно стоит баснословных денег.

— Ну и отлично, — Маша пожимает плечами, — в чем проблема?

— В том что я не могу его принять, вроде как.

— Это еще почему?

Я молчу, не зная, как ей объяснить.

К счастью, она сама догадывается.

— Кир, ну ты дурная, что ли, Богомолов явно не из тех, кто ревнует к брюликам, это же подарок на свадьбу, к тому же, что-то мне подсказывает, что мужик этот, — она указывает на закрытую дверь, — серьезный и фамилия у него знакомая какая-то.

— Серьезный, — вздыхаю.

— Успокойся, Кир, все нормально будет, лучше примерь.

— Нет, — захлопываю коробочку, — не сейчас.

— Ну как хочешь.

В этот момент раздается щелчок и в динамике снова звучит голос Богомолова.

— Кир, сделай нам пожалуйста три кофе со сливками и один черный чай с молоком.

— Хорошо, Владимир Степанович, — отвечаю, убирая коробочку в пакет.

— Пойдем, помогу тебе, а то еще грохнешься в обморок, чего-то ты побледнела, мать, предсвадебный мандраж?

— Маш, ну тебя, а.

Владимир

— Говорят, наш завидный холостяк жениться собирается?

С порога вещает вошедший в кабинет Смолин, как обычно не удосужившись постучать. Ей-богу, как к себе домой заходит.

— А если бы я был не один? — усмехаюсь, прослеживая за ним взглядом.

— Ну во-первых, та, с которой ты мог быть не один, сидит в приемной, я мимо нее прошел, — ехидничает, приближаясь ко мне, — а во-вторых, будь здесь кто-то еще, твоя невеста бы меня не впустила.

Я только головой качаю. Бесполезно.

— Уже можно поздравлять?

— Попробуй.

Пожимаем друг другу руки, Слава хлопает меня по спине. В принципе чего-то большего от него ожидать не стоит. Уже того, что до поздравления снизошел, достаточно.

— Неожиданно, — заявляет, садясь в кресло, — умеешь ты удивить, Богомол. Меня всего-то ничего не было.

— Ну жизнь вообще штука удивительная, — отшучиваюсь.

Он утыкается взглядом куда-то в стену позади меня, о чем-то задумывается, потом кивает каким-то своим мыслям и снова переключает свое внимание на меня.

— И то верно. Ладно, вряд ли ты свою личную жизнь обсудить меня в офис позвал, — переходит к делу.

Смолин вообще не из тех, кто любит поболтать ни о чем. Во всяком случае я не тот человек, с которым он станет вести задушевные разговоры.

Я вообще сомневаюсь, что такой человек существует.

Хотя…

— Нет, брат, личную жизнь я предпочитаю не обсуждать. Ну во-первых, надо понимать, вопрос с двинутой шайкой решен? Переговоры увенчались успехом?

Он вроде даже выдавливает из себя скупую улыбку.

— Решен. На самом деле нормальные люди, просто недоверчивые. Пообщались с их главным, хороший мужик.

— Нормальные люди? Хороший мужик?

Меня не столько удивляют подобранные определения для попивших мне вдоволь кровь активистов, чтоб их, нет, сколько поражает, что звучит все это из уст Смолина.

— Ты здоров? — вопрос сам по себе срывается с губ.

Он, конечно, понимает, о чем я думаю. Издает приглушенный смешок, ухмыляется.

Точно что-то не так.

— Может и правда не стоило тебя сегодня в офис тащить.

— Смешно, — ухмыляется.

— Да, брат, не нравишься ты мне, подменили тебя, что ли. Надо будет мне с Машуней пообщаться, поинтересоваться, что там с тобой произошло за эти пару недель.

Мне стоит только упомянуть имя его помощницы, как Слава заметно напрягается. Щурится недобро, желваки на лице играют. Одно неосторожное слово и чего доброго в драку полезет.

Дурак ревнивый.

Впрочем, я в чем-то его понимаю даже.

— Тормози, еще инсульт получишь, сердечно-сосудистые нынче молодеют. Никто на твою Марию не претендует. Совет да любовь.

Все равно не упускаю возможность его поддеть. Я понимаю его, как мужик… Как влюбленный мужик понимаю. Ревность его меня достала, правда, сильно, за те две недели, что я вынужденно его Машку эксплуатировал. Хотя, надо признать, его бешенство меня порой забавляло, разбавляло полные нервяка будни .

В принципе он сам виноват, два года вокруг да около ходил. Чего беситься-то? На себя злиться надо было.

Признался бы в первую очередь самому себе, а во-вторую — Машке, глядишь, легче бы переносил ее временное вынужденное сотрудничество со мной.

А вот Машка… Машка молодец девочка.

— Что, даже отрицать не будешь?

— Богомол, ты нарочно, что ли, нарываешься? — рявкает, не выдержав.

— Да все-все, — поднимаю ладони в примирительном жесте, — настроение у меня хорошее.

— Это на тебя предстоящая женитьба так влияет? Или новость о том, что школу мы все-таки перестроим? — усмехается, заметно расслабившись.

Ладно, пожалуй, не буду его больше за усы дергать.

Хорошего понемногу.

— А все сразу, но и это еще не все.

— Нет?

— А ты думал я тебя просто поболтать позвал?

— С тебя станется.

— И то верно, но сегодня повод особенный.

— И что же это за повод? — особого любопытства на его лице я не замечаю.

Впрочем, у него в программе закодирована только одна эмоция: гнев. Заводские настройки иного не предусматривают.

Ну если только речь не идет о Маше.

— Скоро узнаешь, — я демонстративно смотрю на часы на своем запястье.

Ровно в назначенное время из приемной доносятся приглушенные голоса.

Смолин, пока еще не понимая, что за гости к нам пожаловали, хмурится, скептически на меня уставившись.

Взглядом задает вопрос. Ответить я не успеваю. В кабинете раздается звонок.

— Слушаю, Кира, — нажимаю на кнопку и смотрю на своего зама.

— Владимир Степанович, тут господин Вознесенский прибыл.

Вот теперь на лице Смолина появляется еще одна редкая и совсем не свойственная ему эмоция – удивление.

— Я понял, пригласи, пожалуйста.

Отключаюсь. Откидываюсь на спинку кресла, довольный смотрю на охреневшее лицо Смолина.

— Ты мне сейчас хочешь сказать, что этот тот самый Вознесенский?

— Он самый.