Он успокаивающе гладит меня по голове, а я, вцепившись в его пальто, лишь сильнее распаляюсь.

— Пойдем в машину? — спрашивает вроде, и при этом, обняв меня за плечи, подталкивает к автомобилю.

На ватных ногах, едва разбирая куда иду, я все же добираюсь до задней пассажирской двери.

Забираюсь в салон, Владимир Степанович залезает следом и захлопывает дверь.

Я на мгновение теряюсь. Кошусь на лобовое стекло. Второй мужчина, докурив, не возвращается в машину, как я того ожидаю, а направляется к двери, из которой я недавно вышла в сопровождении следователя.

Всхлипываю, чувствуя, как тело начинает колотить дрожь.

— Иди сюда.

Владимир Степанович снимает с себя пальто, в несколько движений оборачивает в него меня и, приобняв, снова прижимает к себе.

Я невольно утыкаюсь носом в его шею и вдыхаю исходящий от него запах парфюма. Только на секунду закрываю глаза, позволяя себе насладиться внезапным ощущением покоя и безопасности.

В тишине салона, рядом с Богомоловым, я наконец полностью успокаиваюсь.

Осторожно выбираюсь из объятий мужчины, отстраняюсь немного.

— Вы меня извините еще раз, я не хотела рушить ваши планы…

— Планы? — он как будто удивляется.

— Ну… портить вам вечер, вы же заняты были, — пожимаю плечами.

— А это, — он улыбается, — пустяки, ничего интересного.

Поднимаю на него заплаканные глаза.

Он наклоняется ближе, большими пальцами проводит по моему лицу, стирает остатки слез и смотрит пристально. Совсем как тогда на кухне. А я к своему стыду опускаю взгляд на его губы. Так близко.

Я наверное схожу с ума, потому что никак не могу объяснить себе желание просто податься вперед и…

Боже, я что правда хочу его поцеловать?

Это же ненормально! Неправильно… И вообще, как я буду смотреть в глаза Саше?

А Паша… У меня вроде как парень есть.

“Был” — услужливо подмечает внутренний голос.

Был. После сегодняшнего о Паше только в прошедшем времени.

Усилием воли я заставляю себя отвести взгляд и подавить совершенно абсурдное желание поцеловать отца новоиспеченной подруги.

Это все откат… просто эмоциональный откат.

— Простите, — выдыхаю, теперь уже не зная, за что извиняюсь.

За испорченный вечер или же за непреодолимое желание почувствовать его губы на своих?

— Все, Кир, заканчивай извиняться, и потом, я очень рад, что ты мне позвонила.

Поднимаю голову, смотрю на него неверящим взглядом.

— Что? — усмехается. — Я был уверен, что мою визитку ты давно выкинула.

Мне хватает ума не уточнять, почему он был в этом уверен, а ему — тактичности, чтобы не припоминать мне ту ночь.

Мы некоторое время молча смотрим друг другу в глаза, пока наши гляделки не прерывает звук открывающейся двери.

— Порядок? — уточняет у вернувшегося брюнета Богомолов.

— Порядок, — кивает тот, — нормальный мужик, работа дрянная, — заключает коротко и заводит двигатель.

Владимир Степанович, тем временем, называет мой адрес.

— Нет, — реагирую громче, чем следует, и, конечно, вызываю удивление на лице Богомолова, — не надо туда, — добавляю намного тише, стыдясь своего внезапного порыва.

Не хочу я сейчас возвращаться в квартиру Паши. Только не сегодня.

— А куда?

— Я… — его, казалось бы, совсем простой вопрос вводит меня в ступор, — можно меня до какой-нибудь ближайшей гостиницы подбросить?

— До гостиницы?

— Да.

— А почему не домой?

— Не хочу, — отвожу взгляд в сторону.

Богомолов несколько секунд молчит, а я чувствую на себе его пристальный взгляд.

— Дань на Тверскую, — отдает короткое указание.

Я с трудом заставляю себя снова взглянуть на мужчину.

— Квартира у меня там, — поясняет в ответ на мой невысказанный вопрос.

Мне до ужаса неловко, но я так и не роешаюсь возразить. Просто не могу зтаставить себя спорить с человеком, который веытащил мою бедовую задницу из катастрофы, твем более в присутствии третьего лица.

Потому всю дорогу я просто молчу, отвернувшись к окну. Впрочем, это не мешает мне чувствовать прикованный взгляд с другой стороны. Он буквально прожигает кожу на затылке.

“У меня там квартира” — прокручиваю в мыслях слова Богомолова и незаметно сжимаю кулаки.

Наверное даже хорошо, что в салоне машины практически темно, потому что мои щеки горят огнем.

Нужно просто дожить до утра и постараться не умереть от стыда и чувства вины за все, что случилось.

За звонок этот — крайне бесцеремонный, за то, что не сумела сдержать эмоции, за мысли свои ужасно неправильные, за желания бесстыдные.

Просто пережить и забыть, если получится.

А ведь еще недавно все в моей жизни было если не просто, то по крайней мере совершенно понятно.

Отношения, хоть и не идеальные, работа стабильная, дело любимое.

А теперь что?

Работы больше нет, а каждое следующее собеседование уже сейчас наводит на меня ужас. Отношений, очевидно, тоже, потому что такое не прощается, Паша меня даже слушать не стал, да и вообще, давно нужно было закончить эту бессмысленно тянувшаяся трясину. Работу в приюте, которая, несмотря на нагрузку, доставляет мне отдельную радость и ощущение нужности, тоже придется оставить, во всяком случае на неопределенное время.

И как так вышло, что вдруг весь мой почти даже уютный мирок начал стремительно рушиться, подобно песочному замку?

Может меня прокляли?

Мать Паши например, с нее станется.

Глубоко погруженная в свои мысли, я не замечаю, что машина остановилась, и вздрагиваю от неожиданности, когда на плечо ложится тяжелая ладонь.

— Кир?

— А? Что? — моргаю и, тряхнув головой, поворачиваюсь лицом к Владимиру Степановичу.

— Приехали говорю, — поясняет тихо.

Не дожидаясь моей реакции, мужчина открывает дверь и выходит из машины, я, не теряя времени, выбираюсь следом за Богомоловым, бросив на прощание водителю короткое “до свидания”.

Оказавшись снаружи, я ежусь от холода. Складывается ощущение, что за то время, пока мы ехали, на улице значительно похолодало.

В лицо тотчас же ударяет холодный ветер, противно царапая кожу на щеках.

Осматриваюсь бегло, взгляд цепляется за новые многоэтажные дома. Сейчас, в темноте ночи, укрытые туманом, кажется, что они уходят в самое небо.

Сквозь завывания ветра до меня доносится голос Владимира Степановича, он еще несколько секунд о чем-то говорит с мужчиной за рулем, но я не пытаюсь уловить суть. Вскоре я слышу, как захлопывается дверь и машина, посигналив на прощание, трогается с места.

— Пойдем, — я чувствую, как Богомолов кладет руку на мою поясницу и слегка меня подталкивает.

Я едва передвигаю ногами, опустив глаза на сыроватый асфальт.

Теперь, оказавшись наедине с этим мужчиной, в пустом дворе очевидно очень дорогого жилого комплекса, я окончательно осознаю всю неуместность моего присутствия здесь.

Нужно было просто отказаться, возразить.

Уже в подъезде, когда двери лифта разъезжаются и мы заходим в кабинку, я с трудом заставляю себя посмотреть на отца своей подруги.

— Кир, ты во мне дыру прожжешь, не надо на меня так смотреть.

— Как?

— Как будто я тебя съем, или чего еще хуже.

Я мгновенно смущаюсь.

— А может быть что-то хуже? — уточняю зачем-то.

Наверное, это просто нервное.

Он в ответ издает звук, похожий на смешок, и чуть поворачивает голову, окидывая меня слегка насмешливым взглядом. Ну как у меня получается все время лажать в присутствии конкретно этого человека?

— Все может быть, — пожимает плечами, а я настораживаюсь мгновенно, хоть и понимаю, что ничего плохого он мне не сделает.

И, вероятно, моя реакция хорошо отражается у меня на лице, потому что в следующую секунду кабину лифта заполняет раскатистый смех Богомолова.

— Кир, ну правда, заканчивай.