— Решили, что пока с вас достаточно потрясений, — уже откровенно смеюсь, — у вас еще будет возможность с ней познакомиться поближе, уверяю вас.

— Дай-то Бог.

— Она вам понравится, Сашка всем нравится, она у меня уникальная в этом плане.

— Ну, если она похожа на тебя, то несомненно, — соглашается Антонина Павловна, — а вообще, Володь, я тебе спасибо хочу сказать, — добавляет уже серьезно.

— За что?

— Да уж есть за что. За внучку мою, она впервые за много лет светится, глаза горят, такие перемены дорогого стоят. Со мной старухой возишься, есть за что, Володенька.

— Какая же вы старуха? — усмехаюсь, и не лукавлю ничуть, она фору молодым даст. — Да и потом, не то чтобы вожусь.

— И все же, — качает головой, — клиника эта не из дешевых, я хоть и старая, но слабоумием пока не страдаю, слава Богу.

— Антонина Павловна…

— Я уже много лет Антонина Павловна.

— Насколько много? — отшучиваюсь.

— Столько не живут, Володя, — понимает мою шутку, — я серьезно, Володя, правда. спасибо.

— Не за что, Антонина Павловна.

***

Кира

Я просыпаюсь еще до восхода солнца. В комнате стоит полумрак. Протерев глаза и потянувшись, поворачиваю голову и улыбаюсь. Володя спит рядом, придавив меня своей рукой и слегка посапывая.

Некоторое время смотрю на него спящего и понимаю, что вот таким должно быть утро. Рядом с ним.

Осторожно, чтобы не разбудить, убираю его руку и скатываюсь с кровати. Знаю, что уже не усну, а потому набрасываю на себя хранящийся в бабушкином шкафу халат для гостей, заматываюсь в него и выхожу из спальни.

Первым делом прислушиваюсь к звукам в доме. Со стороны кухни доносится едва слышный скрип.

Бабушка уже проснулась.

Щеки мгновенно опаляет огнем, прикладываю к ним прохладные ладони и делаю глубокий вдох.

Так, сначала умыться.

Проскальзываю в ванную, включаю холодную воду и первым делом несколько раз ополаскиваю лицо, приводя себя в чувства.

И чего я разволновалась? Это ведь бабушка. Уж она-то меня точно не осудит, не теперь. То, как она приняла новость о нашем решении пожениться — лишнее тому доказательство.

Даже вопросов задавать не стала. А к отношениям бабушка относится очень серьезно, Пашку она не знала, но уже заочно не одобряла.

И зачем я только о нем вспомнила.

Поморщившись, трясу головой, прогоняя это нелепое воспоминание.

Умываюсь, привожу себя в порядок и смотрю в зеркало.

Охаю и пальцами касаюсь припухших губ. Тут слепым надо быть, чтобы не заметить.

Мысленно возвращаюсь к сегодняшней ночи. Одного раза Богомолову оказалось недостаточно, как, собственно, и двух последующих. Я даже не помню, как вырубилась без сил.

Стоит мне только вспомнить его всепоглощающую жажду, как тело тут же откликается приятным покалыванием в низу живота.

Так, Кира, стоп. Остановись.

Как я и предполагала, бабушка уже успела проснуться. Я застаю ее на кухне, за замешиванием теста.

— Доброе утро, бабуль, — останавливаюсь у порога, зеваю.

— О, Кирочка, а ты чего так рано встала? — удивленно отзывается бабуля.

— Не знаю, проснулась.

— А жених твой?

— Володя еще спит, — улыбаюсь.

— Ну и правильно, пусть поспит мужик, — одобряет бабушка, — ну чего ты там встала, садись, — она взглядом указывает на стул.

— Тебе помочь? — спрашиваю, проходя на кухню.

— Еще чего, мне двигаться надо в моем возрасте, — хмыкает бабушка, продолжая месить тесто, — чебуреки буду жарить, — объясняет.

Ух. Чебуреки — это хорошо. А бабушкины — вообще отлично. Я как ни старалась, так и не научилась делать такие же. У нее они особенно сочные и тесто мягкое-мягкое, тает во рту.

— Бабуль?

— Что, Кирочка?

— Ты правда не против…

— Не против чего?

— Ну, — пожимаю плечами, — отношений наших, свадьбы. Не будешь говорить, что я тороплюсь и мне надо получше подумать?

— А ты хочешь, чтобы я это сказала? — уточняет бабуля, убирая тесто в пакетик.

— Если честно, как раз не хочу, — признаюсь открыто, — но и не хочу, чтобы ты не договаривала.

— Ох, внученька, молодая ты еще совсем, — улыбается и я улыбаюсь ей в ответ, — нет, Кира, я не против, прекращай уже себя накручивать. Хороший он у тебя, правильный, а насчет того, что торопишься… Мы с твоим дедом поженились почти сразу, а потом всю жизнь друг друга узнавали. А можно много лет прожить под крышей и ничего друг о друге так и не узнать, все это относительно, Кирочка, — в ее взгляде промелькает нечто напоминающее тоску.

— Ты скучаешь по дедушке, да?

— Скучаю, Кир, а как не скучать, я за ним, как за каменной стеной была. Такие как твой дед — штучные экземпляры. Жених твой, — она кивает в пустоту, — такой же, удивительно даже, как это он холостяком до таких лет дожил.

— Хороших щенками разбирают, да? — шучу, желая сбросить свое напряжение.

— Вот именно, Кирочка, — смеется бабуля, — Володя твой, видимо, тебя ждал.

— Да ну тебя, — отмахиваюсь, — я же серьезно.

— Я тоже не шучу. И вообще, Кирусь, что ты хочешь от меня услышать?

— Не знаю, наверное, мне просто нравится слушать, как ты его хвалишь.

— Ну это само собой, кому ж не нравится, когда любимых хвалят.

Бабушка подмигивает.

— Любишь ведь его? — как будто на всякий случай уточняет.

— Люблю, — отвечаю без малейшего промедления, совершенно не колебаясь, — разве можно его не любить, — добавляю тише.

Бабушка одобрительно кивает.

— Хороший он, Кир, надежный. Обещаниями не разбрасывается, слово держит, не говорит много, зато делает. Вот таким и должен быть мужик, не то что этот твой Павлик, прости Господи, тьфу.

— Он не мой, и не вспоминай о нем больше, пожалуйста, — тяну жалобно.

Бабушка удивленно вскидывает брови.

— Даже так?

— Только так!

— Ну и правильно.

— Доброе утро, — за спиной неожиданно раздается голос Богомолова.

Я резко оборачиваюсь. Он стоит в паре шагов от меня, с растрепанными волосами, в домашних штанах и футболке, и с босыми ногами. И когда успел за вещами сходить?

Пялюсь на него в упор, и не могу оторвать взгляд. Еще чуть-чуть и слюни начну пускать, честное слово.

— Доброе, Володенька, что-то вы совсем уж у меня ранние пташки, — шутливо возмущается бабуля.

— Кто бы говорил, Антонина Павловна.

— А я что? Я дама в возрасте, мне много спать и не надо, а вы молодые, вам силы нужны.

Володя улыбается и направляется ко мне. Я все это время неотрывно смотрю на него. Подходит совсем близко, наклоняется и, совсем не стесняясь, целует меня прямо при бабушке.

Целует, правда, целомудренно, ограничиваясь легким соприкосновением губ.

— Вот теперь точно доброе, — шепчет, абсолютно довольный.

Интересно, долго он встал? Все слышал?

Заглядываю ему в глаза, всматриваюсь в плещущиеся огоньки на дне и почему-то не сомневаюсь. Слышал.

Кира

— Офигеть, скажи, что это правда.

Я как раз поливаю цветы, стоящие на подоконнике, и едва не роняю лейку, когда за моей спиной раздается чересчур возбужденный голос Маши.

Прикрываю глаза, втягиваю в легкие побольше воздуха, ставлю лейку на край подоконника и оборачиваюсь.

Конечно, я уже знаю, о чем сейчас пойдет речь и что конкретно привело Машу вот в такое состояние.

Коллега, стоит посреди приемной Богомолова, держась за грудь и пытаясь выровнять сбившееся дыхание.

Бежала, что ли?

— Смотря, что, — смотрю на нее, приподняв бровь и делая вид, что не понимаю, о чем она.

Просто развлекаюсь, если честно.

Машка так забавно выглядит. Слегка растрепанная, с порозовевшими щеками, и таращится на меня во все глаза.

Вообще, Маша у нас далеко не сплетница, лишний раз слухи не подбирает и не обсуждает, однако почти всегда все знает. Не зря же ее за глаза правой рукой Смолина называют.