Сказать, что я удивлена его наблюдательностью, значит ничего не сказать. То есть он видела наш разговор с Пашей и, что еще хуже, не лгал, когда говорил о моей биографии у него на столе.

Впрочем, чему я удивляюсь.

Если даже Богомолов на меня все информацию собрал, то что говорить о таких, как Вознесенский. Пустили бы меня сюда без проверки. И о чем я, собственно, думала? О чем мы думали?

— Ну что вы притихли, Кира Константиновна? Давайте я сам отвечу, Павел Николаевич Шнырев, ваш молодой человек…

— Бывший, — я перебиваю его довольно резко.

— Пусть так, — он кивает, продолжая сверлить меня взглядом насквозь, — сколько времени прошло с момента вашего расставания?

— При всем уважении, Григорий Александрович, вас это не касается.

— Касается, Кира, раз уж у вас хватило смелости, или глупости, посетить это мероприятие.

Я ничего не отвечаю, а он продолжает:

— Так вот будьте добры, объясните мне, старому дураку, за которого вы меня, очевидно, принимаете, как едва закончив одни отношения, вы оказались в других? Впрочем, я допускаю некоторую легкомысленность свойственную барышням вашего возраста, мечты о красивой жизни, легких деньгах, но есть нюанс, Кирочка, Богомолов никогда не производил впечатление глупого человека и в сомнительных связях с смазливыми девицами почти вдвое младше его до сих пор замечен не был, из чего я делаю вполне закономерный вывод, что вы двое водите всех присутствующих за нос.

Я выслушиваю его продолжительный монолог, никак при этом не реагирую на почти оскорбительное замечание о моей возможной доступности. На самом деле я просто не знаю, что сказать. Переубеждать его бесполезно и всякая попытка только усугубит и без того не лучшее положение дел.

— Ну так что, Кира, может все-таки скажете правду, или будете продолжать убеждать меня в том, что просто воспылали к нему любовью на пустом месте?

— А знаете, Григорий Александрович, вы правы.

Он, конечно, ждет от меня другого, а потому не успевает совладать с эмоциями. На суровом лице отражается удивление.

— Вы правы, не на пустом, — продолжаю, воспользовавшись его замешательством, — вы наверняка успели составить о нем мнение, Григорий Александрович, вы правда считаете, что такого человека как Богомолов не за что любить? А что касается моих прошлых отношений… Скажите, вам когда-нибудь приходилось сидеть в камере временного содержания, трясясь от ужаса и ожидая самого худшего?

— Что, простите? — он прочищает горло. — Нет, вы знаете, не довелось.

— А мне, к сожалению, приходилось, — кажется, вечер удивлений для него продолжается, — не самый приятный опыт, особенно, когда урод, пытавшийся вас изнасиловать вешает на вас черт знает какие обвинения, а никому, включая симпатичного парня, и дела нет. Сами догадаетесь, благодаря кому я сейчас я танцую с вами, а не сижу в следственном изоляторе в ожидании суда? Удивлены? Так ведь у вас на столе моя биография еще две недели назад лежала, — на последней фразе я не удерживаюсь от сарказма.

Я совру, если скажу, что его слова меня совсем не задели.

— Иронизируете?

— Что вы, как можно, — отвечаю в его манере, — просто констатирую факт. Полагаю, я достаточно развернуто ответила на ваш вопрос о моих прошлых отношениях?

Он едва успевает открыть рот, как я его опережаю:

— А что касается ваших умозаключений относительно меня и Богомолова, я не буду делать вид, что меня совсем не тронули ваши слова, тронули и мало кому приятно было бы услышать что-то подобное в свой адрес, но если честно, мне все равно, что думаете вы и ваши гости, я забуду о вас как только покину этот зал и переубеждать вас в чем-то я тоже не буду, все равно это пустая трата времени. Вы можете и дальше строить свои догадки, это ваше право, а я бы хотела вернуться к неглупому человеку вдвое старше меня и продолжить вечер в его компании.

— А вы за словом в карман не лезете, да, Кира?

— Мне просто не нравятся беспочвенные обвинения.

— Так уж и беспочвенные? — он снова усмехается, но черты его лица как будто смягчаются. — Значит, говорите, собираетесь пожениться? — не без иронии.

— И детей нарожать.

Я, честно говоря, понимаю, что пора бы остановиться, но ничего не могу с собой поделать. Меня просто несет не в ту сторону и мой язык вероятно станет причиной проблем. Однако во мне истошно кричат злость и раздражение.

С одной стороны я Вознесенского чисто по-человечески понимаю, никому не нравится, когда его надуть пытаются, но ведь это вроде как не тот случай.

Не тот ведь?

— У него же уже есть дочь, — наш странный диалог вопреки моим ожиданием продолжается и сворачивает в менее напряженное русло.

Или просто мне так кажется?

— Значит будет еще и сын, или два, — тут я, конечно, погорячилась.

— В наше время молодые девушки рожать не спешат, все карьера, амбиции, — рассуждает.

— Одно другому не мешает, считайте, что я за семейные ценности выступаю.

Ой, не туда тебя несет, Кира, не туда.

Григорий Александрович в ответ ничего не говорит, только одаривает меня то ли улыбкой, то ли усмешкой. Я уже в том состоянии пребываю, в котором сложно одно от другого отличить.

Желание закончить этот диалог достигает своего пика, когда музыка затихает и со стороны неожиданно приходит помощь.

Появление Богомолова посреди отведенной под танцы зоны зала становится чуть ли не благословением и я даже не пытаюсь скрыть своего облегчения.

— Что ж, Кира, благодарю за танец, потешили старика, передаю вас в руки кавалера, — как-то неожиданно весело произносит Вознесенский.

Я тут же оказываюсь в объятиях Володи и едва сдерживаю громкий выдох облегчения.

Выдавливаю из себя очередную вежливую улыбку, коих за сегодняшний вечер накопилось великое множество и провожаю взглядом именинника, когда он оставляет нас с Богомоловым.

Он уже исчезает из поля моего зрения, затерявшись среди веселящихся за его счет гостей, а я все продолжаю пялиться в одну точку, пытаясь понять, что это было.

А главное — во что выльется этот не самый приятный разговор.

— Потанцуем? — меня из размышлений выдергивает бархатный голос рядом с ухом.

Теплое дыхание приятно щекочет кожу и я непроизвольно вздрагивают от прокатившегося по телу электрического импулься.

Еще недавно зашкаливающий пульс постепенно приходит в норму, внутри разливается уже привычное чувство безопасности, появляющиеся всегда, стоит мне оказаться в объятиях Богомолова.

Я киваю, даже не до конца поняв его вопрос.

— Допрос устроил, да? — спустя пару мгновений внезапно интересуется Володя.

Я тотчас вскидываю на него удивленной взгляд.

— То есть ты знал, что он устроит мне допрос с пристрастием?

— Я это предполагал, Кир, — он кивает.

— Что значит ты предполагал? — на меня накатывает волна негодования.

То есть он что? Он знал, что так будет?

— Не кипятись, малыш, — произносит с таким невозмутимым спокойствием, что мне в самом деле его стукнуть хочется.

— Да ты… Знаешь, что?

— Знаю, Кир, — наверное, он что-то чувствует, потому что усиливает хватку, сильнее прижимая меня к себе.

Видимо, чтобы драться не начала.

— Он вообще-то не верит в “нас”, — выдаю, чуть обиженно. — Считает, что я тебе подыгрываю.

Он ничего не говорит, только улыбается, как будто ничего не происходит и смотрит как-то странно.

— А если он тебе проблемы устроит? Мне показалось, он… может, — вспыхнувший во мне праведный гнев почти сразу угасает.

Наверное, только сейчас на меня окончательно сходит осознание грядущих неприятностей.

Я ведь Вознесенскому еще и нагрубить умудрилась.

— Ну что ты молчишь? — его, кажется, мало волнуют мои слова. — Я между прочим, глядя ему в глаза, подтвердила, что замуж за тебя собираюсь, — выдыхаю обреченно.

В принципе ничего нового не произошло, учитывая тот факт, что моя роль изначально и заключалась в том, чтобы играть счастливую невесту на публике.