Вопреки моим ожиданиям, хозяин жилища усаживается не напротив, а рядом — по правую руку от меня.

Получается как-то слишком близко и на меня снова накатывает чувство неловкости.

Ну вот зачем он, а?

Я в самом деле начинаю все больше укореняться в том, что ему просто удовольствие какое-то странное доставляет меня смущать и вгонять в краску.

У меня в его присутствии щеки горят беспрестанно и он просто не мог этого не заметить, особенно после той нелепой ситуации с неслучившимся поцелуем.

К счастью, до сих пор он эту тему не поднимал и, кажется, даже не собирается. Во всяком случае я на это очень надеюсь.

Есть я и правда не хочу, но все равно заставляю себя взяться за вилку и приняться за еду.

К моему огромному облегчению, пока я набиваю желудок омлетом, Владимир Степанович не пытается завести разговор, но стоит только моей тарелке опустеть, как он отодвигает ее в сторону и пододвигает ближе ко мне кружку с чаем. Когда он успел его сделать — для меня остается загадкой.

— Спасибо.

— Не за что, — кивает в ответ и подносит вторую кружку ко рту, отпивает из нее чай, издав при этом смешной звук, чем заставляет меня улыбнуться, — ну рассказывай, солнышко.

— Что рассказывать? — делаю вид, что меня совсем не трогают его прозвища.

Он не сразу отвечает, словно нарочно, медленно одаривает меня взглядом, ставит на стол кружку и, скрипнув стулом, пододвигается ближе, настолько, что теперь нас разделяют жалкие сантиметры.

— Ну я пришла на собеседование, а этот начал ко мне приставать и… — не выдержав, я просто начинаю тараторить, — ну я ему коленкой зарядила между ног, а он на меня заявление написал и вот…

— Это я и так знаю, Кир, а вот тебе эту историю лучше забыть как можно скорее, — вроде перебивает меня, но делает это мягко и ненавязчиво, — я не об этом.

— А о чем? — ничего не понимая, я глупо хлопаю ресницами.

— О том, что ты старательно меня избегаешь, — пальцами он захватывает прядь моих все еще влажных волос, играет с ней.

— Я вас не избегаю, — голос звучит глухо.

— Ладно, я выражусь иначе, — продолжая играть моими волосами, — ты избегаешь Сашу, а потенциально и меня.

— Вы это сейчас за уши притянули, — уже ляпнув, спохватываюсь и устремляю на Богомолова настороженный взгляд.

Он даже как-будто теряется сначала, потом закрывает глаза, сжимает пальцами переносицу и начинает смеяться.

— Ты просто чудо, малыш.

Я на его замечание никак не реагирую, внешне никак.

Изнутри меня, конечно, знатно колотит.

— Так почему ты избегаешь Саню? — продолжает свой странный допрос.

А мне и ответить нечего, потому что озвучить причину вслух я даже под страхом смерти не решусь.

Да я от стыда куда быстрее кони двину.

Ну чего он от меня хочет? Какого ответа ждет?

К тому же ведь все сам прекрасно понимает, не может он не понимать. В ту позорную ночь он все прекрасно осознавал и хорошо знает ответ на свой вопрос.

Я стыдливо отвожу взгляд, устремляю его в узоры на стене и нервно тереблю пальцами футболку.

— Кир, — его голос проникает глубоко в подкорку сознания.

Такой низкий и в то же время звучный. По спине прокатывается мелкая дрожь и я едва заметно сглатываю.

— Посмотри на меня, — и вроде мягко так просит, а кажется, будто приказ отдает.

Я его выполняю, как-то рефлекторно даже, будто лишившись контроля над собственным телом.

— Вы сами все понимаете, к чему эти вопросы? — произношу с легкой обидой в голосе.

— От тебя хочу услышать.

Да я скорее умру.

Он некоторое время ждет безрезультатно, потом вздыхает, усмехается уголком губ.

— Давай договоримся, твои угрызения совести, если их таковыми можно назвать, абсолютно беспочвенны, во всяком случае, по отношению к моей дочери. И избегать ее бессмысленно, к тому же Саня этим фактом очень расстроена.

Я устремляю на него удивленный взгляд.

— У моей дочери редко бывают от меня секреты, и она уверена, что чем-то тебя обидела. Дай угадаю, ведь никакой болезни не было?

— Вы и об этом знаете?

Он пожимает плечами.

— Я не хотела, чтобы так вышло.

— Я понял, серьезно Кир, заканчивай, пока ничего не произошло.

— Пока? — и зачем я уточняю.

На этот раз Богомолов предпочитает оставить мой вопрос без ответа, подмигнув, улыбается и встает.

— Иди отдыхать, Кир, хватит с тебя на сегодня. Я тебе постелил в своей спальне.

— А вы…

— А я лягу в гостинной.

— А почему в гостинной?

— Предлагаешь разделить со мной спальное место?

В его глазах снова появляется уже хорошо знакомый мне, озорной блеск, буквально кричащий о том, что Богомолов точно забавляется, всякий раз ставя меня в неловкое положение и наблюдая за реакцией.

— Я вообще не это имела в виду, я хотела сказать, что лечь в гостинной могу я.

— Ну в этом я не сомневаюсь, но нет, Кир, ты ляжешь в спальне и не спорь.

— Ладно, — соглашаюсь нехотя, — давайте я хотя бы посуду помою.

— Здесь есть посудомойка, — он убирает со стола тарелки и кружки, — иди, Кир… спать.

Не знаю, что именно, но что-то в выражении его лица меняется, появляется какое-то напряжение. Несколько секунд я молча смотрю на мужчину, пока он наконец не отворачивается.

— Доброй ночи.

— Доброй, Кир.

Кивнув себе, разворачиваюсь и покидаю кухню.

Прохожу коридором, мимо ванной и направляюсь в выделенную мне спальню.

Мне даже уточнять ничего не нужно было, чтобы понять, о какой комнате идет речь.

Вхожу внутрь, включаю свет и прислоняюсь спиной к двери.

“Пока”

— Доброе утро.

— Доброе, — отвечаю смущенно, глядя на то, как Владимир Степанович суетится у стола, на котором я замечаю несколько контейнеров.

Улыбка сама расползается по лицу и я стыдливо опускаю взгляд в пол.

— Как спалось?

— Нормально, — я едва заметно пожимаю плечами, чтобы придать некой уверенности своим словам.

На самом деле — спалось ужасно. И нет, вовсе не потому, что матрац жесткий, или кровать неудобная.

Всю ночь мне снились совершенно неправильные вещи, о которых даже думать теперь стыдно.

Стою, переминаясь с одной на ноги на другую.

— А вы как спали? — спрашиваю просто потому, что нужно как-то разбавить повисшую в воздухе тишину.

— Ну, как тебе сказать и не соврать.

Богомолов поворачивается ко мне лицом, на его лице появляется задорная улыбка.

— Шея затекла, — подмигивает.

— Простите.

— За что?

— Ну это же из-за меня вы спали на диване.

— Глупости не говори. Тебе умыться надо?

Киваю и даже облегченно выдыхаю, радуясь поводу ненадолго покинуть кухню.

— Я тебе щетку приготовил, новую, на раковине.

— Спасибо.

Я еще раз киваю и пулей вылетаю из кухни. Готова поклясться, в спину мне летит смешок.

В ванной я нахожусь не меньше десяти минут. Несколько раз ополаскиваю лицо ледяной водой. Шоковая терапия не помогает, память, словно издеваясь, подкидывает картинки из сновидений.

Щеки горят не столько от соприкосновения с холодной водой, сколько от смущения, и даже стыда.

Он мне снился. Всю ночь мне снился Сашкин отец, его губы, прикосновения.

Господи, я даже целовала его там… Во сне.

Выключаю воду и обхватываю лицо ладонями. Всматриваюсь в свое отражение в зеркале, оценивая, насколько все плохо.

Щеки горят огнем, глаза красные, губы распухшие, искусанные. Как такое вообще возможно?

Владимир Степанович всю эту красоту наверняка заметил, ну не мог он не заметить.

Мне всерьез не хочется покидать ванную и возвращаться на кухню. Даю себе несколько секунд и все-таки оставляю свое не слишком удачное укрытие.

— Все хорошо? — только переступив порог кухни, я мгновенно встречаюсь взглядом с Богомоловым.