— Посмотри на меня.

Теплое дыхание приятно касается моего лица. Я медленно открываю глаза и тотчас натыкаюсь на восхищенный взгляд напротив.

По телу прокатывается предательская дрожь, низ живот скручивает сладкой судорогой, внутри снова разгорается недавно потухшее пламя.

Серьезно? Так действительно бывает?

— Знал бы, что ты такая сладенькая, давно бы вылизал, — говорит это, глядя мне в глаза и улыбается довольно.

Боже, он что правда это сейчас произнес?

Не выдержав на себе его взгляд, я жмурюсь и закрываю лицо ладонями.

— Открой глазки, малыш, я с тобой еще не закончил.

Владимир

Провожу ладонью по ее лицу, всматриваюсь в черты, кайфую от порозовевших от смущения и оргазама щечек и понимаю, что, пожалуй, впервые за свои почти сорок лет испытываю такую щемящую нежность по отношению к женщине.

Дочь не в счет, это другое, родная кровь.

А Кира…

Кира — это что-то необъяснимое, не поддающееся логике, контролю.

Девочка, от одного вида которой у меня внутренности в тугой узел скручивает. И все, чего хочется — обладать, защищать, оберегать, дать все, о чем только попросит.

Нормально, да?

Как мальчишка плыву от одного ее взгляда.

Маленькая, хрупкая, смотрит на меня своими большими глазами, старательно пряча свою симпатию.

Мне ведь и правда ничего не стоило надавить, ускорить развитие событий. Впрочем, отчасти я и надавил, не смог больше.

Видел же все в ее взгляде, и борью эту бессмысленную, и страх беспочвенный.

— Невероятная ты девочка, Кир.

Я бы, наверное, мог притормозить, несмотря на то, что хочу ее до боли, но она мне никаких шансов не оставляет. Пальчиками своими красивыми проводит по моим плечами, спускается к груди, гладит, изучает.

И как, спрашивается, я должен реагировать?

Я тут себя из последних сил в руках держу. Не хотел же ее торопить, правда, не хотел. И точно не представлял даже, что она сама ко мне потянется. Разве можно теперь от нее отказаться?

Меня ведет конкретно от каждого ее прикосновения, от каждого неуверенного движения пальцев. Она же в самом деле даже близко себе не представляет, как на меня действует и скольких сил мне стоит эта нечеловеческая выдержка.

Четко понимая, что не смогу больше, потому что та самая хваленая выдержка благополучно катится к чертям, отстраняюсь, стягиваю с себя остатки одежды и нависаю над все еще слегка дезориентированной малышкой.

Смотрю на ее припухшие губы, вспоминаю утренний случай в конференц-зале, перед глазами тотчас всплывает она — стоящая на коленях.

Бл*дь.

Наваливаюсь на нее, впиваюсь в манящие губы, целую жадно. Кира застонав тихо, сама ко мне навстречу подается, обнимает, ножками обхватывает бедра. Убивает всякую возможность остановиться.

Оторвавшись от ее губ, усмехаюсь. Она, конечно, мою реакцию интерпретирует по-своему и, естественно, неправильно. Сразу сжимается, на лице отражаются сомнения.

Ну откуда ты у меня такая неуверенная?

— Хочу послушать, как ты кричишь, малыш.

Она только губки свои разомкнуть успевает и охнуть, удивленно округлив глаза, словно не ожидала, что я вот так сходу в нее войду.

Ловлю губами ее тихий стон, запечатываю его, торможу себя, жмурясь от нереального кайфа. Малышка сжимается, немного даже дергается, словно некомфортно ей. И надо быть идиотом клиническим, чтобы не понять, что ей больно.

Впрочем, идиот и есть.

Не двигаюсь, лбом упираюсь в ее, даю привыкнуть.

Не знал бы, что она с дебилом тем встречалась, клянусь, подумал бы, что девочка она нетронутая. У меня от того, какая она тесная в глазах темнеет.

— Прости, — шепчу, покрываю ее лицо поцелуями.

Кретин. Я так не лажал даже… Да никогда не лажал.

Повело, как сопляка неопытного.

Она снова проводит пальцами по моим плечам. Ну что ты делаешь, а?

— Все нормально, мне просто надо к тебе привыкнуть, — смотрит на меня, улыбается, а у меня крышу сносит от того, какая она нереальная.

Двигаюсь медленно, стараясь больше не причинять боли. Она расслабляется, сильнее обхватывает меня ногами, прижимается, сама начинает покачиваться в такт моим движениям.

Хочу ее до безумия, не помню, чтобы в принципе кого-то так хотел.

Она расслабляется окончательно, выгибается, ногтями впивается в кожу. Целую ее, не осторожничаю больше, у меня башню рвет от того, какая она горячая, податливая и вся моя.

Ее стоны тонут в поцелуе, пальцы сжимаются на моих плечах, ногти глубже вонзаются в кожу. Сжимаю ладони на ее бедрах и, отпустив контроль, остервенело вбиваюсь в малышку.

Понимаю, что мне этого мало, потому что хочу я ее по-всякому: нежно, грубо, жестко. Она стонет подо мной, царапает спину, извивается, с ума меня сводит, и, замерев, выгибается, распахивает свои красивые глазки в удивлении и кончает, упрямо давя в себе стоны. Красивая, невероятно чувствительная девочка. И все бы ничего, но я хочу слышать, как ее крики. А она их упорно сдерживает.

Выхожу из нее, переворачиваю на живот.

— Я…

— Тихо, — приказываю, подтягивая малышку к себе и ставя ее на четвереньки.

Кира

— Тихо, — слышу короткий приказ.

В ушах до сих пор звенит от пережитого оргазма, тело потряхивает, конечности кажутся ватными.

Дезориентированная, я не очень понимаю, что от меня требуется, к счастью, Богомолов справляется сам.

Я позволяю поставить себя на четвереньки, вообще все ему позволяю, потому что не могу и не хочу сопротивляться. Я вообще до сегодняшнего дня не подозревала, что бывает настолько хорошо, и все эти разговоры вокруг какого-то сногсшибательного секса — это не просто разговоры.

Нет, я и раньше испытывала оргазм, но никогда не кончала так, что теряла связь с реальностью.

И я даже не знаю, в чем тут дело: то ли в умениях и опыте, то ли просто в человеке.

— Прогнись, — еще один приказ и давление на поясницу.

Я послушно его выполняю. Он дергает меня чуть назад, сжимает пальцы на моих ягодицах, и в тот же миг живот скручивает сильнейший спазм. Нет, так не бывает просто.

Я же только что…

Чувствую легкое давление между ног и меня снова бросает в жар, тело будто горит в огне, каждый нерв натянут до предела. Хочется податься назад, но меня жестко фиксируют на месте, словно дразня, продлевая агонию.

И мне с одной стороны ужасно стыдно от своего развязного поведения, от этой позы, слишком откровенной, а с другой — плевать, потому что внутри все горит и неистово требует продолжения.

Теплая ладонь ложится мне на горло, наши влажные от пота тела соприкасаются друг с другом, я чувствую дыхание между лопаток. Давление между ног усиливается и я стискиваю челюсти, давя стон, ощущая такое нужное проникновение.

Богомолов входит в меня медленно и глубоко, до упора, дышит часто, сжимая ладонь у меня на горле.

— Не больно? — шепчет рядом с ухом.

Я просто не могу найти в себе сил ответить, только головой мотая.

— Скажешь, если будет больно, малыш.

Его тяжелое дыхание оглушает и походит на хрип, губы прижимаются к шее, скользят к плечу. Легкий укус обжигает кожу и я невольно выгибаюсь навстречу мерным движениями. Он замирает на короткий миг, а потом снова толкается, на этот раз жестко, как будто перестав жалеть.

И нет, мне не больно, но низ живота сводит, а ноги подкашиваются.

Не выдержав, я издаю приглушенный стон, чувствуя, как толчки во мне становятся грубее, жестче.

Мое безвольное тело, словно тряпичную куклу, резко подхватывают, прижимают к горячему торсу, и я теряюсь в собственных ощущениях, кажется, весь мир вокруг исчезает, остаются только наши тела, сплетенные в порыве неутоленной страсти.

— Покричи, малыш, хочу тебя слышать, давай…