Он еще пару секунд сверлит меня взглядом, потом едва заметно кивает и снова обращается к Маше.

— Так почему ты все еще здесь?

— Потому что Киру нужно ввести в курс дела.

Ой-ё.

Еще не хватало врага в лице этого человека.

— И этим должна заниматься ты?

— А вы здесь кого-то еще видите? — огрызается Маша, все же потеряв терпение.

На несколько секунд в помещении повисает тишина. Тяжелая такая, осязаемая. И воздух как будто становится гуще.

Мужчина еще раз проходится по мне взглядом, отходит от стола и, пробормотав что-то себе под нос, направляется к кабинету Владимира Степановича.

Один стук — и скрывается за дверью кабинет.

С уходом этого энергетического вихря мне становится значительно легче дышать.

— Это что сейчас было? — интересуюсь шепотом.

Маша меня не слушает, таращится на дверь.

— Маш?

— А? — вздрагивает. — Что? Ты что-то спросила?

— Я говорю, это что было?

— А это, — она пожимает плечами, — это мое непосредственное начальство.

— Ты шутишь? Вот он? Как ты…

— Как я с ним работаю? — предвидит мой вопрос и с улыбкой добавляет: — Да вот как-то так, несколько лет уже.

Я молча перевариваю ее слова и прикидываю, как долго бы продержалась на ее месте.

Не продержалась бы. Вообще. Ни дня.

— Да он неплохой, когда не бесится, — он начинает смеяться.

То ли ей действительно смешно, то ли это нервное.

— И часто он бесится?

— Почти всегда, да нет, Кир, ты не обращай внимания, так-то он хороший, громкий просто, иногда чересчур.

Словно в подтверждение ее словами из кабинета Владимира Степановича доносятся голоса. Общение за дверями, очевидно, проходит на повышенных тонах.

Спустя минуту дверь распахивается, в приемную выходит еще более злой Вячеслав Павлович.

— В мой кабинет, живо, — бросает Маше, и вылетает из приемной так же стремительно, как и залетел.

— А ведь день начинался неплохо, — она усмехается и встает со своего кресла.

— Ты серьезно пойдешь к нему, когда он в таком состоянии? — я неверяще смотрю на девушку.

— Так это его нормальное состояние, — берет со стола телефон и какие-то бумаги, — я вернусь, ты пока, не знаю, чаю попей или сходи перекусить.

Стуча каблуками, она выходит почти следом за своим бешеным боссом, оставляя меня в одиночестве и полном недоумении. Если до этого момента я думала, что сложно будет мне, то теперь понимаю: все действительно познается в сравнении.

Стоит мне только додумать эту мысль, как из кабинета появляется Богомолов собственной персоной.

— Ушли? — интересуется, стоя у своей двери.

Я киваю нерешительно.

— Ну слава Богу, и так с утра голова раскалывается, — подходит к столу, за которым я сижу, — видишь, я не самый плохой начальник, может быть и похуже, — ну издевается же.

— Он ее не прибьет? — вырывается у меня против воли.

— Кто? Славка? Нет, конечно.

— Но он… — никак не могу подобрать слова, только кошусь на выход из приемной.

— Он просто от ревности бесится, — несколько ошарашивает меня Богомолов.

— В смысле? — хмурюсь. — Он Машу ревнует, что ли?

— Нет, Кир, он меня ревнует, — наклоняется, расставив руки на столе, — ну, конечно, Машу. Дурак просто, но это лечится.

— Как? — я зачем вообще это спросила? Серьезно?

— Я тебе потом расскажу, а лучше — покажу.

— В смысле?

Он вздыхает, смотрит на меня с улыбкой и снисхождением, а потому спрашивает совершенно неожиданно:

— Ты завтракала сегодня, чудо?

— Я… — теряюсь.

— Ясно, поехали, малыш, позавтракаем, что ли, одевайся.

Он уже собирается вернуться в свой кабинет, когда я, вернув себе способность говорить, произношу тихо:

— Я с вами не поеду, — звучит, конечно, по-идиотски.

Богомолов на мгновение замирает спиной ко мне, а после резко разворачивается.

— Это еще почему?

— Потому что… Маша обещала вернуться и…

— Сегодня она точно не вернется, ее прямое начальство лютует. Все, солнышко, давай собирайся, иначе я тебя съем, голодный как волк.

Я, конечно, понимаю, что он шутит, но есть в его взгляде что-то пугающее, а потому я все-таки встаю со своего места и иду к шкафу.

— Кир, расслабься, я тебя не съем, — Владимир Степанович в привычной для него манере врывается в мои размышления.

Отрываю взгляд от своей тарелки с почти нетронутым заказом и вздыхаю. И ведь действительно сегодня поесть не успела, да и пахнет содержимое моей тарелки очень аппетитно, а мне кусок в горло не лезет. И от того я себя еще паршивее чувствую.

Неблагодарная я, получается. С какой стороны ни посмотри.

— Я тебе в прошлый раз уже сказал, заканчивай меня бояться.

— Я не боюсь, — слова сами срываются с губ и я тут же прикусываю язык.

— Тогда чего ты такая напряженная, как будто я тебя на последний завтрак перед казнью привел? — улыбается, бровь выгибает.

В глазах отражается игривый блеск.

Я несколько секунд молчу, прикидывая, стоит ли вообще озвучивать свои опасения вслух. Ведь и так все понятно. Не гожусь я на эту должность.

— Я просто не хочу бессмысленно тратить ваше время, — смотрю прямо ему в глаза.

Он продолжает улыбаться, улыбка даже шире становится. Нет, этот мужчина просто невозможен. Он вообще бывает серьезным?

— С чего ты взяла, что тратишь мое время, тем более бессмысленно?

— Потому что так и есть, — вздыхаю, откладываю вилку, — вы очень много для меня сделали, и я не хочу вас подводить, а я обязательно подведу, потому что просто не справлюсь.

О том, что мне в принципе противопоказано рядом с ним находиться я предпочитаю молчать. Вот и сейчас, мне надо прекратить на него смотреть, просто отвести взгляд, а не выходит.

Я зачем-то его рассматриваю, просто откровенно пялюсь. Разглядываю мелкие детали. Ямочки, выступившие на щеках, тонкую паутинку морщинок под глазами и улыбку его красивую, в конце концов.

Он, конечно, это замечает, но никак словесно не реагирует, позволяет. Может ему даже забавным кажется мое внимание. И мне стыдно до ужаса с одной стороны, а с другой…

— Ты себя недооцениваешь, Кир, — подбадривает меня.

Ну вот зачем он? Мне, честное слово, гораздо проще было бы, будь он снобом надменным. И я бы выдохнула облегченно, если бы он меня развернул до начала этого нелепого собеседования.

— Нет, это просто вы меня переоцениваете, — бубню себе под нос.

Мои слова вызывают у него искренний смех.

— Я уже говорил, что ты просто чудо? — подмигивает и кладет в рот нанизанный на вилку кусок омлета.

Его, казалось бы, уже совсем привычное замечание, в который раз вгоняют меня в краску.

— Я никогда и никого не переоцениваю, — еще один кусочек исчезает у него во рту, — давай серьезно, Кир.

— Давайте.

Усмехается.

— Мне нужна помощница, которая готова работать, именно работать, Кир. В поте лица, если хочешь. Это значит, что ты всегда должна быть на связи. И уж поверь, ты прекрасный кандидат на эту позицию. Знаешь почему?

— Почему? — уточняю осторожно.

— Потому что тебе нужны деньги, а что ни говори, деньги — самый лучший мотиватор. А нехватка опыта довольно быстро компенсируется повышенной нагрузкой, и ее я тебе обещаю.

— Спасибо, — настает моя очередь смеяться.

— Я тебя убедил?

— Если честно, не очень.

— Ну это лучше, чем решительное “нет”, — опускает взгляд на мою тарелку, хмурится, — ты ешь давай, еще не хватало мне голодных обмороков.

Спорить я смысла не вижу, просто послушно беру вилку. Убедить меня его слова не убедили, но по крайней мере он понимает, на что подписывается. И меня подписывает.

Однако, как это водится, всегда остается “но”.

И если с профессиональной стороной все более менее понятно, то, что делать со всем остальным, я не имею ни малейшего представления.