Не могу же я ему откровенно признаться в том, что он, вот уже несколько недель занимает львиную долю моих мыслей.

И я прекрасно понимаю, насколько это неуместно, но ничего не могу поделать.

А еще, кажется только сейчас осознаю, почему не было этого самого решительного “нет”.

— О чем задумалась?

Наверное, я слишком долго молчу, и мой мыслительный процесс отражается на лице.

— О том, что если я накосячу, виноваты будете вы, я вас предупреждала, — не знаю зачем, но пытаюсь отшутиться.

Наверное, это уже нервное.

— Я готов нести ответственность за свои решения, Кир, — его слова звучат как-то чересчур серьезно.

И взгляд у него опасно меняется. Нет в нем больше того озорного блеска. Сейчас он кажется холодным и пронзительным.

Я слегка даже вздрагиваю от такой внезапной и разительной перемены в его внешнем виде. Практически сразу жалею о своей глупой шутку.

— Извините, эта была неуместная шутка.

— Доедай, малыш, и поедем. У нас на сегодня еще дела остались.

Едем в полной тишине. Уверенная в том, что после ресторана мы непременно должны вернуться в офис, я не сразу обращаю внимание на направление, в котором мы движемся.

Только когда за окном мелькают знакомые здания, я осознаю, что едем мы не в офис, а в направлении совершенно обратном.

— Мы разве не в офис? — спохватываюсь, убедившись в правильности своей догадки.

— Нет, — не отрывая взгляда от дороги, коротко отвечает Богомолов.

— Но вы сказали, что на сегодня у нас еще остались дела, — напоминаю, насторожившись.

— Есть, — кивает, — но не в офисе.

Я хмурюсь, вопрос так и крутится на языке, а в груди зарождается нехорошее подозрение.

Так и не решившись спросить, куда мы, собственно, направляемся, выдыхаю тихо и отворачиваюсь к окну, чувствуя, как начинает ускоряться сердце.

Мне почему-то эта затея с поездкой неизвестно куда совсем не нравится, и нет, вовсе не потому, что я Богомолова опасаюсь, а потому что выльется она в какую-нибудь очередную неловкую ситуацию.

Это уже традиция.

И интуиция меня, конечно, не подводит. Как только машина сворачивает на парковку, я молниеносно догадываюсь, о каких делах говорил Владимир Степанович.

— Нет, — озвучиваю свой протест еще до того, как она успевает припарковать машину и заглушить двигатель.

— Что “нет”? — уточняет, вынув ключи.

В глазах у него пляшут уже хорошо знакомые мне чертята.

— Я туда с вами не пойду, это уже слишком.

— А без меня? — шутит, нарочно вгоняя меня в краску.

— Владимир Степанович, вы прекрасно поняли, что я имела в виду.

— И что же? — расплывается в улыбке.

Я набираю в легкие побольше воздуха, мысленно уговаривая себя успокоиться и не краснеть, как школьница какая-то. Сердце в груди тарабанит так, что вот-вот выскочит из груди.

Не могу я сохранять спокойствие и ясность ума в его присутствии. С самого первого дня не могла. Меня из одной крайности в другую бросает, и я не знаю, как мне с этой реакцией бороться.

— Мне не по карману здешние магазины, — проговариваю медленно, по словам.

Я прекрасно знаю, как здесь ценник и этот центр обхожу стороной с того дня, как переехала в город.

— А кто сказал, что тебе нужно платить? Пойдем, Кир.

— Владимир Степанович, остановитесь, пожалуйста, — торможу его прежде, чем он успевает выйти из машины, — вы же и сами понимаете, что это неуместно и вообще…

— Что вообще, Кир? — возвращается в прежнее положение, поворачивается ко мне лицом, смотрит внимательно, словно сканирует.

— Абсурдно, — выдыхаю.

— Почему? — у него на лице такое выражение появляется, будто он и вправду удивлен моим утверждением.

— Да потому что не ходят начальники со своими подчиненными по магазинам, и уж точно не покупают им вещи, — все это я проговариваю на одном дыхании.

Тараторю так, будто боюсь, что если хоть на секунду остановлюсь, не договорю.

— Может, я просто очень хороший начальник?

— Владимир Степанович, это не смешно.

— Так я и не смеюсь, Кир.

Он вдруг так резко подаётся вперёд, что я осознать ничего не успеваю. Его лицо оказывается совсем близко. Непозволительно близко!

И губы! Совсем рядом, ещё чуть-чуть...

Я чувствую его теплое дыхание, невольно опускаю взгляд, потому что ничего не могу с собой поделать.

Всякий раз ничего не могу с собой поделать!

Чёртово дежавю!

Боже, Кира, ну что ты за дурочка такая, зачем снова в это вляпалась, зачем пошла на поводу у Сашки?

Все же нормально было, по крайней мере относительно нормально, пока мне удавалось избегать столкновения с этим человеком.

Человеком, рядом с которым я испытываю совершенно неправильные эмоции и желания, о которых даже думать стыдно.

Меня из морока этого странного выводит внезапно раздавшийся щелчок.

Опомнившись и тряхнув головой, быстро соображаю, что это был за звук. Ремень.

Владимир Степанович отстегнул мой ремень.

— Пойдем, малыш, быстрее начнем, быстрее закончим.

Времени на возражения он мне больше не оставляет, на этот раз выходит из машины быстрее, чем я успеваю открыть рот.

С приглушенным стоном, сорвавшимся с губ, я на секунду прикрываю глаза, делаю глубокий вдох и выхожу из машины.

Осматриваюсь, разглядываю внушительных размеров торговый центр и сжимаю кулаки.

Ну вот зачем он?

Молча иду за Богомоловым, стиснув челюсти. И как я позволила втянуть себя у эту авантюру?

Именно авантюру, потому что по-другому этот театр абсурда не назвать.

— Ладно тебе, Кир, чего ты такая напряженная, это же мелочи, — он даже не поворачивается, не смотрит на меня, просто чувствует.

— Угу, — мычу, уткнувшись глазами в пол.

Просто не знаю, что ещё сказать. Потому что мне жутко неудобно.

Как так выходит, что всякий раз сталкиваясь с этим человеком, я создаю дополнительные неудобства не только себе, но и ему.

— Глупости, Кир, какие неудобства? — он так резко тормозит, что, не успев остановиться, я влетаю ему в... Грудь?

Это когда он успел повернуться? Так, стоп, что он сейчас сказал?

— Только не говорите, что я все это произнесла вслух, — практически стону от собственной глупости.

Ну вот как так получается?

И нарочно ведь не придумаешь.

— Хорошо, не буду, — он подмигивает, снова улыбается и мне, как назло, тоже хочется.

Хочется улыбнуться в ответ.

А ещё очень хочется снова оказаться в его объятиях, как в ту ночь, когда он меня из полиции забирал.

И я, конечно, понимаю, насколько глупое и неуместное это желание, но никак не могу его в себе подавить.

Это проклятие какое-то.

— Посмотри на меня, Кир, — произносит мягко и в то же время требовательно.

Выполняю его просьбу, больше похожую на приказ.

— Давай договоримся, ты не доставляешь мне никаких неудобств, и никогда не доставляла.

— Но...

— Все, Кир, выброси из головы эту чушь. Договорились?

Я вздыхаю и просто киваю в ответ.

Все это очень странно. Как будто нереально даже. Я все еще не могу понять его мотивов. Нет, не то чтобы совсем не догадываюсь, но эта догадка меня пугает, потому что абсурдная совершенно.

Я искоса за ним наблюдаю. Владимир Степанович так быстро и уверенно движется к одному из десятков окружающих нас бутиков, что я едва успеваю передвигать ногами, чтобы не отстать.

Переступив порог магазина, следом за Богомоловым, я даже толком осмотреться не успеваю, как нам навстречу откуда ни возьмись вылетает консультант с сияющей на губах улыбкой.

— Владимир Степанович, рады вас видеть, — девушка вежливо приветствует моего, теперь уже босса, и переводит на меня заинтересованный взгляд.

Взором профессионала мгновенно оценивает мой весьма скромный прикид, продолжая улыбаться во все свои имеющиеся зубы, а я мысленно задаюсь вопросом, как у нее еще челюсть не свело, ведь вот так улыбаться нужно весь день.