— Свои танковые армии маршал Кулик специально придерживает до решающего момента в глубине, чтобы мы не могли заранее определить место нанесения удара. И заметьте, мой фюрер, ему и на этот раз удалось скрыть свои намерения, он дождался, когда пехота с приданными танками сделает пролом в нашей обороне. Потому столь быстро его танковые армии продвинулись до Кременчуга, Конотопа и Гадяча, не понеся серьезных потерь при вводе в прорыв. Сейчас под угрозой окружения вся наша полтавская группировка из 6-й полевой армии и 4-й танковой группы. И если «клещи» сомкнутся у Миргорода, а это может произойти в ближайшие день или два, а то и часы при быстром продвижении, то генералам Руоффу и Рейнгардту придется вести бои в плотном окружении. А это крайне опасно, мой фюрер — как только закончатся боеприпасы и бензин, наши панцер-дивизии станут неподвижными, их быстро обескровят. А там недалеко до их полного истребления — мы напрасно потеряем две армии, которые без сомнения нам так нужны в настоящий момент. Не хотелось бы повторять судьбу окруженных войск в Демянске и на Донбассе, я имею в виду Мариуполь — большевики научились уничтожать блокированные со всех сторон войска.

Судя по пробежавшей по лицу Гитлера судороге, выпад достиг цели — тут его слова стали той самой солью, которой не следует посыпать свежие раны. Фюрер очень не любил, когда ему показывали собственные просчеты, особенно как щенка тыкали мордочкой в лужицу мочи. Фельдмаршал скрыл свое удовлетворение — бывшего ефрейтора, залезшего на вершину власти, он, как и многие другие генералы вермахта, сильно недолюбливал, и это еще мягко сказано. Но истинное отношение приходилось скрывать, все же погоны со скрещенными жезлами он получил именно от рейхсканцлера.

— Что вы предлагаете для разрешения этой ситуации, Хайнц? Отвести наши войска от Полтавы, чтобы большевики не окружили их в выступе? Или навязать маневренное сражение, как настаивает Манштейн?

— Последнее, мой фюрер, я сторонник именно такой войны. Но мы должны сосредоточить не только 1-ю, но и 3-ю панцер-группы, а из выступа им навстречу нанесет удар 4-я. Большевики допустили ту же ошибку, что и мы чуть раньше их — наступление начали на слишком широком фронте, и у них банально не хватит сил. Вначале остановят активные действия на одном участке, потом на другом, и это позволит нам перебрасывать танковые дивизии на наиболее важные направления. Так и здесь — отбрасываем танковую армию Черняховского к Днепру, отсекая вошедшие в прорыв пехотные корпуса их гвардии, запираем на Кременчугском плацдарме, и позже уничтожаем окруженную группировку. В «котле» окажется не менее трех механизированных корпусов и где-то четыре-пять моторизованных дивизий. Вот посмотрите на план операции, разработанный фельдмаршалом Манштейном при непосредственном участии штаба панцерваффе.

Гудериан разложил карту с начертанными стрелками ударов, и Гитлер буквально вцепился в них глазами. «Шнелле-Гейнц» начал убедительным тоном говорить дальше, неторопливо водя по разноцветным значкам острием грифеля хорошо отточенного карандаша.

— Столь мощного контрнаступления противник вряд ли ожидает — в каждой из трех танковых групп по три панцер-дивизии, плюс пехотные соединения для закрепления территории и прикрытия от возможных, да что там, неизбежных ударов подведенными резервами. У нас нет сомнений, что маршал Кулик еще не ввел в сражение накопленные силы, он обычно наращивает наступление из глубины. Заметьте, прорыв к Миргороду позволит нам объединить все три панцер-группы в единый кулак, в то время как три танковых армии русских находятся на вершинах «треугольника», а мы занимаем выгодную центральную позицию. И сами выбираем противника, по которому наносим мощный удар, и начинаем последовательно громить объединения генералов Черняховского, Лизюкова и Лелюшенко. Главное выбить у противника танки, обескровить мехкорпуса — лишившись опытных кадров, большевикам потребуется долгое время для восстановления своих подвижных объединений, на это у них уйдет вся осень, проливные дожди все превратят в грязь, какое уж тут наступление. Русские смогут восстановить разгромленные мехкорпуса только к зиме, и тогда им на помощь придет «генерал Мороз». Ведь по своему обыкновению именно в этот период они проводят очередное наступление с самыми решительными целями, благо реки замерзают, и по льду устраиваются переправы.

Гудериан посмотрел на склонившегося над картой Гитлера, тот с горящими глазами продолжал смотреть на значки. И вопреки обыкновению, молчал, видимо, вдохновленный открывшимися перспективами. Фельдмаршал перешел к главному — в победе он нисколько не сомневался, до начала сентября ее можно добыть, это вполне реально. Но нужно думать о будущем, ведь война идет на трех чрезвычайно отдаленных ТВД

— Нам осенней оперативной паузы хватит, чтобы перебросить подкрепления Роммелю в Ирак, и начать там решительное наступление — мы и так потеряли половину добычи нефти в Киркуке, а бензин кровь войны. Да и требуется поддержать фельдмаршала Листа, воюющего на Пиренеях — ни в коем случае нельзя потерять Испанию, Гибралтар является «воротами» в Средиземное море. Мы не можем рисковать нашим будущим…

Группы Т-34 с мотоциклистами — затянувшаяся война дала советским генералам бесценный опыт, и к проведению разведки относились крайне серьезно, особенно в условиях. когда начинались танковые сражения…

— Я ведь уже никогда не думал, что снова побываю на родине, да еще вместе с американцами. И будучи при этом генералом РККА…

— Ага, Эдуард Эдуардович, я тоже охренел от такого поворота судьбы, так что хорошо понимаю тебя, товарищ Лисицын. Но теперь привыкай к своему настоящему имени, а то еще станешь каким-нибудь Джоном Смитом, и я этому отнюдь уже не удивлюсь. Был у нас генерал Купер, что сейчас маршалом Куликом пребывает — вот с его легкой руки и «благословление».

Два стоявших рядом генерала в униформе испанской республиканской армии жизнерадостно засмеялись — все же вернуться на родину после долгих четырех лет эмиграции дорогого стоит. Особенно когда покидал ее в самые трагические минуту, когда все в одночасье рухнуло, и слабые духом генералы и офицеры предали своих товарищей и общее дело, за которое воевали долгие два с половиной года. Оба хорошо помнили мартовские дни 1939 года, когда пребывая в отчаянии, ждали смерть — полковник Касадо поднял в Мадриде мятеж, отдал приказ о расстреле всех коммунистов, и вместе с генералом Миахой капитулировал перед Франко. Но тот их не помиловал — и мятежники на немногих имевшихся у них самолетах вылетели во Францию, спасая свои шкуры. А они все — премьер-министр Хуан Негрин, министры правительства, члены ЦК испанской компартии, и несколько полностью лояльных генералов, коммунистов и социалистов, с советскими военными советниками застряли в апельсиновой роще на побережье, неподалеку от Валенсии. Ситуация казалось безвыходной — на аэродроме Монровер не оказалось самолетов, на которых они собирались улететь во французский Алжир. Собрались было выехать в Картахену, благо главная военно-морская база республиканского флота была неподалеку, но были потрясены сообщением, что командующий флотом капитан де навио Мигель Буиса увел легкие крейсера «Сервантес», «Либертад» и «Мендес Нуньес», восемь эсминцев и две субмарины к берегам французского Туниса. Вместе с эскадрой ушли транспорты и пароходы, которые могли бы забрать многие тысячи республиканцев, которых ждала неминуемая смерть — франкисты расстреливали пленных пачками, очередями из пулеметов, и на милость торжествующего врага никто не рассчитывал. Проклятие в том, что маринеро впали в панику, когда в Картахене вспыхнул мятеж — «пятая колонна» восторжествовала, она давненько готовила переворот. Однако верная Республике 4-я дивизия подполковника Родригеса овладела Картахеной, мятеж был подавлен, «переворотчики» разбежались, потому что с предателями не церемонились.