— Надо к деревьям отползать, там подсолнечник прикрывает, товарищ маршал. Вражеская колонна валит, это надолго, никак не пройдем. Да и на гребне немцы, а сколько их там в рощице и кустах, непонятно — битком может быть набито, под каждым деревцом гадят. Ночью идти надо, тогда шансы есть, и значительные — сейчас всем верная смерть…

Майор замолчал, прислушался, лицо побледнело. За спиной, в километре, началась перестрелка, злая, лупили длинными очередями из автоматов — звуки ни с чем не перепутаешь. И через минуту дело дошло до гранат — взрывов было полдесятка, видимо, и немцы бросили пару своих. И все стихло — только от этой наступившей тишины мурашками тело покрылось.

— Не можем мы до ночи ждать, майор, хана будет, причем конкретная — немцы след живо возьмут, они не дураки. Ползем до кустов, и примем бой в роще. Попытаемся захватить «панцер-ягеры» — такой наглости от нас вряд ли ожидают. Рывком бы миновать, но так заметят — хорошо бы внимание отвлечь, и тогда можно будет всем рвануть.

— Я могу с двумя с фланга зайти, руки поднимем, вроде как сдаемся, а стволы сзади за ремень воткнем. А вот ладони лучше показать, а то стрельнуть могут, наши так часто гранаты метают.

Кулик думал где-то минуту, потом мотнул головой. И вздохнул натужно — он решился на самую дикую авантюру в своей жизни. И зло усмехнувшись сказал негромко, со злобой.

— Невелика ты птица в твоих погонах. Помоги комбез снять — пусть посмотрят на золотое шитье погон. И руку мне забинтовать надобно, я гранату спрячу, не видно будет. И ты с себя снимай комбинезон — не сержанта же брать с собою, а старлей вполне годится для адъютанта или порученца. Жаль, что погон в два просвета нет…

— Есть, товарищ маршал, я с полковника снял, не хотел, чтобы немцам достались, а вы ведь можете семье отправить.

— Это хорошо, что ты такой предусмотрительный, полковник станешь чуть раньше, им и побудешь. Но, думаю, тебя в звании восставят и звездочку сверху накинут — нам бы лишь с этой передряги живыми выбраться. А посему тихонько отползаем, короткий перекур, и готовим антураж для «представления», все как в театре. Только учти — за плохую игру нам всем не морду набьют, а просто убьют. Живым меня они не возьмут, подорвусь на гранате — хрен им, а не маршал Кулик.

Григорий Иванович ощерился, внутри закипела веселая злость, и потребовалось сделать усилие, чтобы ее притушить. Спокойно произнес:

— Отползаем, все наскоро продумаем и правильно распределим роли. На все про все у нас только четверть часа. Нутром чую, погоня следом идет, поторопиться нам нужно, боярин…

Вот такие «панцер-ягеры», заботливо сделанные чешскими рабочими, подбили несколько тысяч танков союзников, по большей части советских…

— Да, охренели, но не удивились, — пробормотал Кулик и хрипло выкрикнул, обращаясь на немецком языке:

— Я маршал Кулик, мне нужно к фельдмаршалу Гудериану, у меня от него письмо с приглашением, могу предъявить. Я ранен…

Григорий Иванович шел, припадая на ногу, что было сделать нетрудно, правая рука, перебинтованная, была подвешена на груди — марлевая повязка была грязной, в пятнах, выглядела как натуральная. Вот только пальцы сжимали невидимую немцам «лимонку», с уже выдернутой чекой. Пистолет был в застегнутой кобуре, зато другой ТТ сзади за ремнем. Стрелять с двух рук в жизни приходилось, но одно дело на тренировке, а другое в реальной схватке, все же он не спецназ, артиллерист, и немного танкист, пусть с изрядным боевым опытом. Но сейчас хитрость намного важнее, и роль он должен отыграть убедительно — тут за плохую игру не тухлые яйца или помидоры от зрителей полетят, а свинцовые «пилюли». Хотя да — полтора десятка немцев с вытаращенными глазами смотрели на его «иконостас», явно разбираясь в советских наградах. Да и шитые золотом погоны с большими звездами и гербом Советского союза произвели определенное впечатление, как и бриллиантовая звезда на шейной ленте — Кулик всегда ее носил в нагрудном кармане, хотя за всю войну ни разу не выпало надеть ее на мундир. Но все когда-то случается, вот и сейчас фрицы на нее изумленно таращились. Причем не эсэсовцы — в обеих петлицах «танковые» черепа, нет руны СС, пары «зиг»-молний в правой петлице. И оно понятно — тут действует противотанковое подразделение обычной дивизии, «ягд-панцеры», а «штурмовая артиллерия» имеет серое обмундирование, схожее с танкистской формой.

Подволакивая ногу, нарочито оперся на руку поддерживающего его Курдюмова, тот при этом держал в руке сумку, для любого понятно — верный адъютант сберег патрона и документы. Да и в полковничьих погонах смотрелся крайне презентабельно, с орденами на груди, достойный своего маршала, хотя оба без фуражек. А вот комбинезоны и шлемофоны заранее сняли, они в «партитуру» не вписывались. Но и так смотрелись весьма достойно, немцы как-то невольно подтянулись, особенно обер-лейтенант с четырехугольной звездочкой на погонах из узкого витого шнура. Все же «орднунг» у них в крови — пусть перед ними враг, но все же боевой фельдмаршал, усыпанный наградами как новогодняя елка игрушками. Требуется проявлять видимость почтения, можно даже каблуками прищелкнуть и приложить ладонь к фуражке, одновременно приветствуя и представляясь.

— Обер-лейтенант Краузе, командир взвода «панцер-ягеров» мотоциклетного батальона 6-й танковой дивизии. Нам полчаса назад сообщили по рации, что ваше превосходительство с конвоем двигались по дороге, и где-то здесь находитесь. Фельдмаршал Гудериан настоятельно потребовал вас взять… разыскать… Да, именно встретить, раз у вас есть его послание. Да, именно разыскать и встретить ваше превосходительство, и лично сопроводить к господину фельдмаршалу…

Офицер явно подбирал слова — ведь он не услышал про сдачу в плен, наоборот, вроде как советский маршал перебежчик. Это в голове не укладывалось, но как не поверить собственным глазам, когда перед тобой стоит во всех регалиях именно этот самый маршал, еще и с адъютантом при бумагах в портфеле, и при всех положенных регалиях. Морду бить в таких случаях никто не будет, как-то не принято, ведь если пожалуются на такой «прием» фельдмаршалу, то «отец панцерваффе» может и осерчать не на шутку, тогда не то, что Железный крест не получит, вообще на карьере «крест» нужно будет поставить, а то в пехоту переведут.

— У нас есть врач, он немедленно прибудет — надо только туда, здесь совсем рядом, несколько сотен метров.

Офицер махнул на лощину за рощицей, за ней тянулась еще одна лесополоса. А глаза обер-лейтенанта засветились неприкрытой радостью — доставить первого плененного им, нет, даже пусть «приглашенного» маршала великая честь, тут и гауптманом живо станешь, и рыцарский крест точно получишь. А вот «немецкий крест в золоте» у лейтенанта имелся, здоровенная бляха по фронтовым условиям заменена матерчатой вышивкой. И медалька за зимнюю кампанию имелась, «обмороженное мясо» и в этой истории появилось — ее выдали участникам зимних боев прошлого года под Москвой, когда немцам пришлось отступать с тяжелейшими боями до самого Смоленска, а там «стоп-приказ» Гитлера сыграл свою роль, иначе бы повторилась кампании императора Наполеона.

— Мы вас немедленно доставим в лазарет. Нет-нет, оружие можете не отдавать, достаточно просто держать пистолет в кобуре. Но ваш адъютант должен положить пистолет на землю, но как только будет разрешение фельдмаршала, оружие вернут. А вас мы отвезем в коляске мотоцикла, тут недалеко, а наш врач окажет медицинскую помощь.

«Артц» был понятен насквозь, вот только взглянув в ту сторону, маршал окаменел. Если бы не бритый череп, то у Григория Ивановича волосы бы встали дыбом — в лощине было немцев, как грязи на дождливом проселке. Судя по всему, они вышли на фланг обороны будущего «коридора», а позиции здесь держал мотоциклетный батальон. В немецких панцер-дивизиях разведку проводил и он, и специальный моторизованный батальон, именовавшийся «разведывательным» — наличие двух частей являлось нормой. И народа, судя по всему под тысячу — выставлены броневики и «панцер-ягеры». И хоть до своих близко, поле миновать и в кусты на той стороне юркнуть, но тут не прорвешься — полтора десятка немцев еще можно истребить, но сбегутся со всех сторон другие, их здесь в окрестностях как тараканов. Пришло осознание, что сейчас придется умирать — не хотелось бы, но тут смерти не избежать. Хотя если встретиться с Гудерианом, тот может его и отпустить, найдутся определенные доводы к рассудку.