Пробьет с легкостью, тут главное попасть, и экипаж Т-43 не оплошал — поразил вторым выстрелом, когда «кошка» вдругорядь промахнулась по убегающему «сорок третьему». А тут точное попадание — маршал отчетливо видел «росчерк» болванки по башне. И все, хотя детонации боекомплекта не произошло, но пушка неестественно склонилась, чуть ли не уткнув набалдашник дульного тормоза в землю. А вот внутри экипаж превратился в куски мяса — снаряд мог расколоться, и куски стали, рикошетируя от брони, просто накромсают человеческую плоть. Страшное зрелище, если смотришь на то, во что превратились твои товарищи, а потом складываешь то, что от них осталось, на полотнище брезента, чтобы под салют предать земле, предварительно собрав документы с наградами, если целы, конечно.

И тут Кулик увидел, как Т-43 неожиданно вспыхнул, непонятно откуда стреляли, но пробили борт, и попали в бак с соляркой. Зато сидящий рядом старшина охонул, разглядел противника среди хат и зеленого сада.

— «Пума», товарищ маршал, она самая! Хреново…

Последнее слово было сказано с некой ноткой обреченности, и Григорий Иванович сообразил — в селе была отнюдь не танковая засада. Этот пушечный восьмиколесный бронеавтомобиль поступает исключительно в разведывательные батальоны панцер-дивизий, и никуда более, слишком мало их выпускают в рейхе. Так что в село вошел наступающий разведбат с приданным танковым усилением, и он сам вляпался — сидит на попе ровно в лощине, вокруг которой раскинулись поля, да идет, петляя проселок. А немцы с медно-желтой окантовкой на петлицах не дураки, сообразили, кто с таким эскортом может торопиться в сторону Миргорода…

Каждая из германских танковых дивизий имела собственные отличительные значки, нанесенные краской на технику, которые время от времени изменялись. Ведь понимающему человеку такая символика порой говорила о враге больше, чем многие документы…

Вражеский разведывательный бронеавтомобиль от попадания 85 мм снаряда подпрыгнул на месте, из него во все стороны повалил густой дым, полыхнуло знатно. Но там броня тонкая, рассчитанная на обстрел из противотанковых ружей, и то со лба. А тут десятикилограммовый фугас прилетел — бронебойный снаряд вообще бы насквозь пробил оба борта. Отвлекший на себя огонь «леопарда» Т-43 возвернулся, и удачно, попав первым же снарядом. Впрочем, ничего удивительного, что первый выстрел оказался удачным — «пума» на восьми колесах чуть короче БТР-80, но немного выше за счет большой башни, в которую немцы воткнули длинноствольную 50 мм пушку, способную поразить и «сорок третий», но исключительно в борт, причем в нижнюю часть корпуса, попав в промежуток между большими катками. Такие броневики по своим габаритам мало чем от танков отличаются, так что достаточно крупная мишень.

К тому же, видимо, сердце у командира танка взыграло, а то, что он пристально вел наблюдение, сомнений не было, все прекрасно видел. И решил отплатить «пуме» сторицей, что и сделал. А с подбитого «сорок третьего» выбирался экипаж — сидеть в горящей машине и вести огонь никто не собирался. Так дерутся только в безвыходной ситуации, спасая товарищей, но сейчас в этом не было ни малейшей необходимости. Люки открылись, из башни вылезли первыми командир и заряжающий, за ними выбрались мех-вод и наводчик, и Кулик мысленно порадовался, что экипаж не оплошал, успели. Но вообще-то, каждый должен иметь свой люк, когда счет идет на секунды, шансы на спасение вырастают. К сожалению, конструктивные особенности советских танков такие вещи не предусматривали, на КВ и Т-34 первых серий на башне был вообще один люк, и три члена экипажа выбирались из него поочередно. Только мехводы имели люки — на первом вверху корпуса, на втором в лобовом листе. Но как только танки стали выпускать в новых модификациях ситуация для них резко ухудшилась — сидя в самом низу, механики практически потеряли все шансы выбраться через башенный люк — Григорий Иванович прекрасно знал проклятия в адрес заводов, конструкторов и его лично от чудом выживших танкистов — те слов не выбирали, одни маты. Вот и сейчас можно было не сомневаться, что покинувший танк экипаж отбегает от машины с руганью, а пожар разрастается, и дымная полоса, гонимая ветром идет как раз к лощине, где они укрылись.

А между тем единственный «сорок третий» пятился к гребню, стараясь за ним укрыться, и было отчего — по машине открыли огонь как минимум две противотанковые пушки и батальонные минометы. С километра вполне могут подкалиберным снарядом броню пробить, экранов ведь нет. Да и кумулятивные снаряды у немцев в ходу, хотя для точного попадания дистанция уже дальней считается. Да и мины представляли вполне реальную опасность, как ни странно. Попадет трехкилограммовая мина на двигатель, и все, мало не покажется, дизель вполне вывести может. Так что танк пятился, его накрывали разрывы, но «сорок третий», подставляя лобовую броню, вел огонь из собственной пушки, больше давя на нервы вражеским расчетам, которых защищало только сукно обмундирования — близкий разрыв, и всех выкосит осколками. Экипаж подбитого танка бежал в посадки кукурузы, высокие будылья с листьями хорошо скроют человека, а ветерок помогает, качает верхушки, так что определить, куда бегут беглецы очень трудно. А подбитый «пумой» танк полыхнул, дым становился все гуще и гуще, расползался, гонимый ветерком. И маршал, прикинув возможности, произнес:

— Так бойцы, перебежкой до дыма, он нас укроет, и в кукурузу — и бежим к той рощице, там скорее наш бронетранспортер стоит. Или вон к тому кустарнику — туда мотоциклисты уехали и танк отползает. Причем на себя внимание от нас отвлекает, иначе бы давно ушел.

Открывший было рот старшина тут же его «захлопнул», в глазах застыло безмерное удивление, и Григорий Иванович понял, что озвучил мысли, этого битого войной не раз человека. Да тут не надо провидцем быть, и семи пядей во лбу — ситуация предельно простая. Сматываться из лощины нужно как можно быстрее, ног не жалея — в селе разведывательный батальон, в который всегда отбирают самых смышленых солдат. И «язык» им нужен до крайности, чтобы знать, где у противника дальше противотанковые рубежи можно встретить, а тут в плен целый маршал попадет — да за такое дело Гудериан свой рыцарский крест с шеи снимет, а Гитлер самых «вкусных плюшек» не пожалеет. Да и он бы сам, возьми кто в плен фельдмаршала, как та золотая рыбка три желания бы выполнил, в пределах возможностей конечно. Любой бы боец и «героя» получил, и лейтенантские звездочки, и отпуск домой на целый месяц отправился с чемоданом подарков — сам бы водкой и папиросами, да прочим барахлом и вещмешок еще под завязку забил.

— Так, экипаж, превращаемся в пехоту, даже в кавалерию и начинаем быстро бегать, как те кентавры, что у древних греков были. Очень быстро бегать — через десять минут здесь немцы будут, они прочесывать все начнут, прекрасно видели, как из танков вылезали, а им пленные нужны. А потому бегом за мной, надо выбираться из лощины как можно быстрее. Рывком до полосы дыма, он нас укроет, потом кукуруза, и до рощи.

Маршал живо поднялся, ощущая, что коленки вроде затвердели, перестали дрожать. И пригнулся, шумно вдыхая в воздух. Танкисты его обступили — старшина впереди, вооружившись ППС, сержанты позади — заряжающий с автоматом, а мех-вод с лопатой, и непонятно почему сохраняемой, вместо того чтобы бросить. Но в целом маневр незамысловатый и объяснимый — стараются прикрыть маршала со всех сторон своими телами, им первыми осколок или пулю встречать. И решившись, Кулик коротко приказал, чувствуя как все его тело напряглось:

— Вперед, вперед!

И рванул за старшиной, тот попер, как лось во время гона. Секунды, и уже занырнули под густую дымную пелену, неимоверно воняющую, но спасительную — теперь немцам не разобрать, куда они побегут. И видел только черный комбинезон впереди, стараясь от него не отстать. Мысли из головы улетучились, Григорий Иванович даже соображать перестал, задыхался, чувству, что лишается сил, и даже не обратил внимания, когда по лицу секанули жесткие зеленые листья. И пробежав еще несколько десятков шагов, он перестал что-либо видеть, и как подкошенный рухнул, окунувшись в непроглядную темноту среди белого дня…