Он был прав я чувствую его в животе. Но то, чего он не сказал, — это то, что я буду чувствовать его повсюду.

Я раскрываюсь, и он медленно входит и выходит, позволяя мне привыкнуть. Время от времени его губы прорывает низкий рык, а вместе с ним, тихий шепот, полный хриплой похвалы.

— Ты такая охуенно хорошая, Трилби… Ты как рай. Мне тебя мало. Ты принимаешь меня целиком, до последнего.

От его последней фразы я тоже стону, и он с жадностью ловит этот звук языком. Я слишком далеко ушла, чтобы думать о поцелуях сдержанно или правильно, я просто позволяю ему взять все в свои руки. Он покусывает мои губы, исследует каждый уголок моего рта, каждый изгиб моего языка, пока долго, глубоко и медленно проникает в мою сердцевину.

Он трахается всем телом, как будто для него это так же естественно, как дышать.

Я никогда не делала этого раньше, но почему-то точно знаю, что секс не всегда бывает таким. И именно поэтому этот срыв кажется таким сладким и горьким одновременно.

— Ты становишься такой тугой, — шепчет он, и тут же толкается чуть сильнее. — Ох… ты такая, блядь, офигенная…

Я уже давно утратила способность говорить, но мои сбивчивые, жадные вдохи говорят за меня лучше любых слов.

Он отпускает мои губы и опускается ниже горячими, влажными поцелуями спускается по шее к тому чувствительному месту, где она переходит в плечо, и там буквально впивается в мою ключицу. Его ритм остается тем же ровным, глубоким и неумолимым.

Когда его зубы цепляют вырез моего платья и стаскивают ткань с груди, мои стоны становятся громче, сколько бы я ни старалась сдержаться.

Его голос резкий, напряженный:

— Прикуси свой кулак.

Я послушно выполняю, чувствуя себя при этом немного глупо. В данный момент все, чего я хочу, — это его, а не засовывать в рот собственную руку.

Но потом я понимаю, зачем.

Он опускает раскаленный язык в чашку лифчика и ловко высвобождает правый сосок в теплый летний воздух. Затем втягивает его в рот вместе с половиной моей пульсирующей, налитой груди, и набрасывается с голодной одержимостью.

Я только благодарю Бога за свой кулак во рту, потому что иначе закричала бы на весь сад. Я вгрызаюсь в него изо всех сил. С его неослабевающими толчками в самую сердцевину и тем, как он буквально пожирает мою грудь, у меня просто нет иного выхода, только затыкать себе рот.

Он стонет, продолжая сосать, и по моему позвоночнику пробегают вспышки огня. Потом рычит, отпуская сосок с влажным щелчком, и сразу же переходит ко второй груди. Я в полном бреду. Мне нужно отпустить, освободиться, сорваться с края, но я не знаю, как.

— Кристиано… — всхлипываю я.

Он обводит языком круг по краю моей груди в последний раз, а потом поднимает на меня темный, раскаленный взгляд.

— Ты самая сексуальная из всех, кого я когда-либо видел, — хрипло шепчет он. — Особенно в тот момент, когда теряешь контроль.

Он просовывает руку между нами и прижимает большой палец к моему клитору, одновременно ускоряя толчки.

— О Боже, Кристиано…

— Трилби… Черт, как же ты офигенно ощущаешься.

— Мне нравится, когда ты произносишь мое имя, — выдыхаю я, едва находя в себе силы говорить.

— Тогда я буду говорить его каждый день, пока не умру.

Моя голова падает ему на плечо, в сгиб шеи, и он начинает двигаться быстрее, жестче, снова и снова. Я чувствую, как что-то начинает нарастать, но это не то же самое, что раньше. Это не снаружи. Это изнутри. Что бы он ни делал, он разбирает меня на части, методично и без остатка.

— Ох!..

— Блядь, Трилби, вот оно, да? Это твое место, да?

Я не могу вымолвить ни слова.

Он делает что-то с бедрами, с этим дьявольским телом, что я даже не в силах описать, и вдруг все взрывается.

Я вгрызаюсь в свою руку и вцепляюсь в него, хватаюсь за каждую мышцу, до которой могу дотянуться.

— Ах… ах… блядь… ах…

Звук его срыва, как симфония в моих ушах. Моя вторая рука обвивает его шею, скользкую от пота, а спина в такт толчкам отскакивает от каменной колонны.

И я качусь. Несусь. Взлетаю.

Господи…

— Трилби… — Его голос едва слышен, он захлебывается. — О Боже, блядь, я…

Он дергается всем телом и вгрызается в мое плечо.

Я чувствую, как его рев отдается в моих костях.

А потом он кончает.

И впервые в жизни я улыбаюсь, не выпуская изо рта свой сжатый кулак.

Кристиано

Я прижимаюсь к ее мягкому телу, вкладывая в нее столько себя, что у меня кружится голова. Мои губы прижаты к ее щеке. Медленно она вынимает сжатые кулаки изо рта и вдруг всхлипывает. Это всего лишь судорожный вздох, но у меня перехватывает горло, словно сердце пытается вырваться наружу.

Я обхватываю ее лицо ладонями и слизываю слезу с ее щеки.

— Ты в порядке? — шепчу я.

Она сжимает губы и кивает, и тогда я позволяю ей уткнуться лицом мне в шею.

Осторожно опускаю ее ноги на пол и удерживаю, пока она выпускает все, что копилось.

— Шшш, Трилби. Я рядом. — Я прижимаю ее к себе и стараюсь дышать в унисон.

Спустя несколько секунд, когда рыдания утихают, она поднимает голову, и я чуть не тону в ее влажных ресницах. Она облизывает губы и смотрит на меня снизу вверх.

— Это было потрясающе, — тихо говорит она.

— Ты потрясающая, — отвечаю я и целую ее в нос. Я хочу сказать ей больше. Намного больше. Но в этом не будет смысла, потому что мне нужно уходить. И не только потому, что у меня есть дела, или потому что я чувствую себя обязанным брату, который, по сути, вытащил меня из могилы, хоть и через силу. А потому что теперь я начинаю бояться, что он может сделать со своей новой женой, если хотя бы заподозрит, что я хочу ее для себя.

Я опускаю взгляд к ее бедрам и вижу алые следы, смешанные с моей спермой, стекающие по внутренней стороне ее ног. Не раздумывая ни секунды, я срываю с себя рубашку и опускаюсь на колени.

Она вздрагивает от неожиданности и всхлипывает, зажимая рот рукой.

Я очищаю ее с полной сосредоточенностью, используя свою свежую белую рубашку, чтобы вытереть каждую каплю крови, пока она не становится совершенно чистой. Затем я прижимаюсь губами к ее коже между ног, безмолвно благодаря ее за то, что она доверила мне быть первым, кто оказался там.

Осколок боли пронзает меня, когда я вспоминаю, что я не стану для нее последним, и не буду единственным. Я с трудом поднимаюсь на ноги, запихивая испачканную рубашку в задний карман.

Когда я поднимаю взгляд, она уже смотрит на пистолет, торчащий у меня за поясом.

— Я не останусь на свадьбу, — говорю я. Грудь сжимает так сильно, что дышать становится почти невозможно.

Она еще какое-то время смотрит на меня, будто взвешивая что-то внутри себя, а потом кивает.

— Я рада, что это был ты, — шепчет она.

Я целую ее в губы.

— Я тоже рад. Но я этого не заслуживаю.

Она грустно улыбается и пожимает плечами:

— Она всегда была твоей.

Я глубоко вдыхаю и достаю из кармана ручку.

— Можно?

Она смотрит на меня с легким недоумением, но все равно кивает.

Я сдвигаю вырез ее платья в сторону и записываю свой номер прямо на ее правой груди, там, где он будет скрыт от всех, кроме нее.

— Если тебе что-то понадобится, что угодно, хоть что, просто позвони мне. — Мой голос срывается. — Ты поняла?

Она шумно сглатывает:

— Да.

Я кладу руки ей на плечи и наклоняюсь ближе, чтобы она не могла отвести взгляд и не приняла все это за пустые слова.

— Твоя безопасность — это самое важное для меня на всем свете.

Ее нижняя губа дрожит.

— Если когда-нибудь почувствуешь, что тебе грозит опасность, не теряй ни секунды, хорошо? Просто позвони.

Она снова кивает, и я прижимаю ее к себе в последний раз.

Спустя мгновение она тихо спрашивает:

— А как же твоя рубашка?

— У меня в машине есть чистая. Не переживай за меня. Просто возвращайся к ужину. Скажи, что заблудилась в лабиринте за домом, такое уже бывало.