— Мне так жаль из-за мамы…

— Не нужно. — Он обхватывает мои руки своими. — Она пыталась защитить тебя. И она это сделала. Очень, очень долго. Я благодарен ей за это.

— Но ты... — я провожу ладонями по глазам. — Ты ведь ничего не сделал.

Я смотрю на него, и веки становятся тяжелыми. За короткое время я впитала в себя целую гору информации. Слишком много смерти и слишком много насилия.

— Тебе нужно отдохнуть, — говорит он раньше, чем я успеваю предложить это сама. — Мы сможем поговорить позже.

Он не ждет ответа. Просто встает, поворачивается к моей семье и объявляет, что все должны оставить меня одну на несколько часов.

Он кладет мою руку обратно на простыни и кончиками пальцев скользит по ее верхней стороне.

— Отдыхай, Трилби. Я вернусь через несколько часов.

Я не люблю, когда мне указывают, что делать, но сейчас я охотно подчиняюсь его словам. Позволяю векам опуститься и слушаю медленные, ровные сигналы сердечного монитора, пока не проваливаюсь в безмятежный, пустой сон.

Трилби

Я лежу на больничной койке с закрытыми глазами и слушаю мерные сигналы мониторов. Все это кажется чересчур. Я уже десять дней здесь и почти уверена, что яд давно вышел из моей системы.

Яд кукольного глаза, то есть.

Сейчас по моим венам течет совсем другой яд.

Саверо больше нет. Он мертв. Я больше не обручена. У папы снова есть его порт. Все вернулось к тому, что было раньше, только ничто не кажется прежним.

Как мозг, переживший сильнейшую травму, я стала другой.

Сера, Тесс и Бэмби приходили каждый день, принося новости о том, что скандал с обманом Саверо и его последующим убийством разлетелся от Нью-Йорка до Чикаго. Яд — это оружие трусов в Коза Ностра. И хотя это еще не доказано, все подозревают, что Саверо убил собственного отца, почитаемого дона Джанни. Именно поэтому его закопали на шесть футов в землю без малейшего взгляда со стороны священника.

Аллегра заходила, чтобы принести целый набор восхитительных канноли, которые мне нельзя есть. Папа был единственным, кому пришлось держаться подальше, потому что порт нужно было вытащить из всех сделок, которые успел провернуть Саверо.

Помимо упомянутой метаморфозы, я чувствую себя вполне нормально; врачи довольны моими результатами. Меня уже должны были выписать.

Но кто-то не дает мне уйти.

И этот кто-то сейчас облокотился на дверной косяк и смотрит, как я «сплю».

Я отказываюсь открывать глаза, потому что не думаю, что смогу встретиться с его взглядом.

Два дня назад, пока я «спала», он признался, что наконец согласился исполнить желание своего отца и принять роль дона. Кто-то по имени Оджи стал его новым консильери, а преданность Николо была вознаграждена новой работой в Вегасе, где он теперь управляет крупным казино.

Кристиано теперь дон преступной семьи Ди Санто.

— Я знаю, что ты не спишь. — Его голос проникает под простыни и скользит по моей коже, разжигая жар. — Ты не спишь уже шесть дней.

Заебись.

— Когда ты собираешься признать, что я здесь?

Я приподнимаю палец.

Вот и все. Признание сделано.

Я слышу его улыбку, черт бы ее побрал, за секунду до того, как его шаги приближаются к моей кровати.

Я стараюсь изобразить скуку.

— Разве ты не должен быть на «работе»?

Он застывает надо мной.

— Работа может подождать.

Сигналы монитора учащаются, и я мысленно проклинаю этот чертов аппарат. Теперь Кристиано очевидно, что его присутствие буквально влияет на ритм моего сердца.

— Открой глаза, женщина.

Я не хотела этого делать, но раздражение от его приказа и особенно от того, как он это сказал, перевешивает мои намерения. Первое, что я вижу, — это его насыщенные темные радужки, и я мгновенно проваливаюсь в них.

Когда мне наконец удается вырваться из этих глубин, он качает головой, скрестив руки на своей чертовски широкой груди.

— Как ты это делаешь, а?

Я резко вдыхаю, не в силах оторвать от него взгляд.

— Как я делаю что?

— Становишься, блядь, красивее с каждым днем, даже пальцем не шевеля? И этот... — он указывает на палец, который я только что подняла, — не считается.

Внутри все закручивается, как в водовороте.

Я сглатываю, и воздух застревает в горле.

— Зачем ты здесь, Кристиано?

Он моргает, и с его лица сходит улыбка.

— Я хочу убедиться, что с тобой все в порядке, прежде чем тебя выпишут.

— Со мной все в порядке. Я хочу домой.

Он открывает рот, чтобы возразить, но я опережаю его.

— Я больше не обручена с Ди Санто, — медленно произношу я. — Мне больше не грозит неминуемая смерть. Я уже сто лет не была дома, и именно туда я хочу попасть.

Он кивает, словно пытается убедить самого себя, что согласен.

— Ладно. Когда устроишься, можешь приехать в дом и выбрать все, что захочешь, из того гардероба, который я для тебя собрал.

— Ты не можешь просто вернуть это?

Он пожимает плечами.

— Слишком много возни.

— Больше, чем если я приеду и буду часами выбирать, какие вещи оставить?

Он вообще меня знает?

— Твой визит никогда не будет для меня в тягость.

Его мягкий тон бьет прямо в грудь.

— Кристиано...

Вдруг он опускается на корточки у кровати, его лицо оказывается на уровне моего. У меня перехватывает дыхание. Вот почему я держала глаза закрытыми все эти дни; я знала, что он разрушит мою защиту одним только взглядом.

— Хочешь знать, чего я хочу?

Из моих губ вырывается тихий вздох, и я тут же их сжимаю. Да.

— Нет.

— Все равно скажу, потому что ты должна это услышать.

Я пытаюсь отвернуться, но он крепко держит мое лицо, не позволяя.

— Я хочу тебя.

Он не отрывает от меня взгляда, пока эти слова просачиваются в мое сознание, разливаясь горячими волнами по каждой нервной клетке.

— Я хочу тебя с той ночи в «У Джо». Черт, я хочу тебя еще с тех пор, как мы были детьми, я просто не имел ни малейшего понятия, что мы снова встретимся.

Я плотно сжимаю губы, потому что из всего, что я могла бы сказать сейчас, ничто не будет правильным.

— Я знаю, ты ненавидишь эту жизнь, Трилби. И я ничего не могу с этим сделать. Мне понадобилось много времени, чтобы понять это, но именно здесь мое место. Я должен продолжить эту семью так, как хотел бы отец, я обязан ему этим.

В его глазах столько искренности, что я не могу отвести взгляд.

— И мне ненавистно признавать это тебе, но... — его взгляд скользит по моему лицу, будто он ищет брешь, через которую сможет проникнуть внутрь. — Вернувшись сюда, используя каждую пулю ради тебя, просила ты об этом или нет, я почувствовал себя живым. Убить брата за то, что он сделал с тобой? Это было величайшее удовлетворение от всего, что я когда-либо делал. Я бы сделал все это снова. Ради тебя.

Его хватка становится мягче.

— Почему?

— Потому что… я думаю, что создан для тебя.

— Создан?

Его брови слегка хмурятся.

— Во всех возможных смыслах.

Чертов монитор сердечного ритма ведет себя так, будто у него припадок.

— Это не обязательно должно быть только про эту жизнь, Трилби. — Он берет мои руки. — Это может быть и про нас. Я хочу дать тебе все. Детей, искусство, твою семью, твою свободу... — он на миг отводит взгляд, — в разумных пределах.

Я приподнимаю брови, и его лицо смягчается в разрушительную улыбку.

— Я хочу подарить тебе столько блядских оргазмов, что ты не сможешь ходить.

Щеки вспыхивают, и жар поднимается до самой линии волос.

— Я хочу целовать тебя, пока ты больше не будешь чувствовать собственные губы.

Мой взгляд сам собой падает на его губы.

— Я хочу, чтобы ты стала хозяйкой моего дома. Я никогда не смогу потратить на тебя достаточно денег, но, боже, я буду стараться.

Мой разум возвращается к признаниям, которые он сделал у ресторана. Тогда у меня так подогнулись ноги, что я едва могла идти. Сейчас моя решимость тает настолько, что я не думаю, что смогу ему отказать.