— А вот меня он попросил передать тебе это лично.

Она замерла и прикусила нижнюю губу. Мне до боли захотелось вытащить ее из-под зубов, потому что у нее чертовски красивая нижняя губа, и она не заслуживает того, чтобы ее грызли.

— Спугнуть мою лучшую подругу и наставить пистолет на какого-то бедного невинного парня — это не «приглядывать за мной», Кристиано.

— А что же это тогда?

Она задумалась, прежде чем, и, честно говоря, своей смелостью даже впечатлила меня, выдать:

— Это слепая неадекватность. Идиотское бахвальство¹³. Это попытка показать силу там, где ты точно знаешь, что никто не посмеет тебя остановить...

Я резко выкрутил руль и притормозил так, что машину повело. Она вжалась в сиденье, когда я наклонился к ней.

— Ты даже малейшего понятия не имеешь, кто я такой, правда? — тихо произнес я.

— Знаю, — прошептала она. — Ты брат дона.

Я покачал головой.

— Я не просто брат дона, Кастеллано. Я сын дона. Я родился в этой жизни. Я знаю каждую грязную тайну губернаторов, каждую ебаную слабость федералов, и в моих венах течет кровь мафии. Нет в этом мире ничего опаснее человека, который умеет одинаково хладнокровно манипулировать прокурором и управляться с «сорок пятым». Если я сейчас чем-то и ослеплен, так это тобой. И если я идиот, то, ради всего святого, скажи это мне прямо в лицо, потому что, блядь, я видел, как ты плачешь, и это чертовски красиво.

Она сжала губы и сглотнула. Черт возьми, правильно, что она онемела. Она должна понять, с кем имеет дело, потому что я видел ее слишком близко с другим мужчиной и едва не убил его. Ей жизненно необходимо знать это для собственной же, блядь, безопасности.

Я не смогу спасти ее от самого себя, но, по крайней мере, смогу спасти ее от нее самой.

Ее дыхание было коротким и, черт подери, до безумия вкусным, и больше всего на свете в эту секунду я хотел вдохнуть его, попробовать его на губах. Но я был зол. На нее и, в этот момент, на весь гребаный мир.

Я откинулся на сиденье, мысленно поблагодарив Бога за то, что на мне все еще был пиджак, потому что это единственное, что защищает мою твердую, как камень, эрекцию от ее бегающего взгляда, пока я выруливал обратно на дорогу.

Когда мы приехали, почти весь дом утопал во тьме. Только один свет горел, и я был уверен, что это кабинет ее отца.

Она шла позади меня, пока я подходил к двери квартиры, но прежде чем она потянулась к ручке, я повернулся к ней.

— Что было под номером один?

Она снова моргнула. Хотелось, чтобы она перестала делать это, потому что каждый раз это сбивало меня с мысли.

— Лечь спать.

Я вскинул брови и кивнул на дверь.

— Тогда иди.

Она вцепилась ногами в пол и обхватила себя руками.

— Я хочу знать, что ты собираешься сказать моему отцу.

Я смотрю на нее так откровенно, как только могу.

— То, что я собираюсь сказать твоему отцу, не твое дело.

Она опустила взгляд в пол.

— Пожалуйста, Кристиано.

Я поднял лицо к небу, засунул руки глубже в карманы и медленно выдохнул.

— Я хочу, чтобы он приглядывал за тобой внимательнее. — Я повернул голову к ней. — Это ради твоего же блага.

Она оказалась достаточно умной, чтобы не спорить, и просто подняла на меня глаза.

— Тебе нужно сбавить обороты с выпивкой, ладно? На мой взгляд, это никого не красит, но ты... Ты выглядишь той, кто справляется с этим хуже других.

Она провела ладонью по лицу и, к моему удивлению, не возразила.

— Ты прав. Я не умею держать себя в руках. Именно поэтому я и пью.

— Это должно закончиться, Кастеллано, пока ты по-настоящему не навредила себе.

— Почему тебе вообще есть дело, если я наврежу себе? — прошептала она.

У меня сжалось горло.

— Я даже не собираюсь отвечать на этот вопрос.

Она снова подняла на меня взгляд, и в нем было смирение.

— Что еще?

— Больше никаких ночных гулянок. Твоим подругам нельзя доверять.

— Но Сандрин

— Не отличает обычного клиента от человека семьи. Такое отсутствие инстинкта может стоить твоей подруге жизни. Ты обязана держать Сандрин как можно дальше от этого мира.

Она знала, что я прав, и то, что она не ответила, только подтвердило это.

— Еще что-нибудь?

Я стиснул челюсти, перебирая в голове остальные правила, которые хотел бы ей навязать, но они не только не мои, чтобы их диктовать, они еще и были бы слишком очевидными.

Вместо этого я покачал головой.

— Это все.

Она метнула в меня взгляд так, словно это «все» на самом деле означало все, даже не подозревая и половины того, что я на самом деле хочу с ней сделать.

Я смотрел, как она открыла дверь и стянула туфли, и продолжал смотреть, пока дверь медленно закрывалась, отрезая ее от моего взгляда. Я стоял и пялился на закрытую дверь несколько секунд слишком долго, а потом направился в главный дом, чтобы поговорить с ее отцом.

Трилби

— О, Трилби, если бы твоя мама могла увидеть тебя сейчас...

Я стою на подиуме, глядя в огромное овальное зеркало. Белоснежный корсаж, усыпанный кристаллами, плотно обнимает мои ребра, а длинный атласный шлейф мягко спадает к ступням и тянется за мной коротким, элегантным полотном. Вырез-халтер обнажает плечи, а легкая юбка-русалка превращает мои изгибы в роскошное угощение.

Помощница протягивает Аллегре коробку с салфетками, и она мгновенно сморкается в четыре листа подряд.

— Ты потрясающе выглядишь, — шепчет рядом с ней Сера. — Это платье словно создано для тебя.

Я провожу ладонями по бедрам и восхищаюсь тем, как свет скользит по волнам, которые они создают.

— Оно и правда красивое, — соглашаюсь я.

Пенелопа, одна из самых востребованных швей Нью-Йорка, вынимает булавку изо рта и втыкает ее в подол платья.

— Я в этом бизнесе уже очень давно, мадам, и платье всегда бывает лишь настолько красивым, насколько красива женщина, которая его носит, — она поднимает на меня глаза и улыбается. — Должна признать, я согласна с вашей сестрой.

Я оборачиваюсь к своей семье.

— Как думаете, Саверо понравится? — спрашиваю я глухо.

А я вообще хочу, чтобы ему понравилось?

Разве его я хочу впечатлить, когда пойду по этому проходу?

Я не позволяю себе продолжать эту мысль и поворачиваюсь к тете.

— Он ведь сказал haute couture¹⁴, правда?

Аллегра фыркает.

— Да, сказал. И это именно оно. Но на самом деле это не имеет значения. Никто не будет думать о том, кто дизайнер, когда ты будешь выглядеть вот так. Все будут слишком поражены, чтобы им было хоть какое-то дело.

Пенелопа отступает назад и оценивает свою работу.

— Я заберу платье в свою мастерскую. Сможете прийти через пару недель на еще одну примерку?

Я бросаю на платье последний долгий взгляд и позволяю себе легкую улыбку, чтобы хоть как-то заглушить неприятное сжатие в животе. Если финальная примерка будет уже через две недели, значит, и день свадьбы совсем близко.

— Да, конечно.

Швея помогает мне раздеться и прячет платье в свадебный чехол. И хорошо, что она это делает, потому что, как только мы открываем дверь, по лестнице поднимается безошибочно узнаваемый звук голоса Ди Санто.

Мое сердце начинает учещенно биться. Прошло всего несколько дней с тех пор, как Кристиано вытащил меня из клуба с пистолетом в руке, с пальцем, готовым нажать на спуск. После Ретта я была полна решимости не позволить ему застрелить еще одного человека из-за моих поступков. Я не ожидала, что его склонность выпускать пули в чужую плоть снова даст о себе знать так быстро.

— Я провожу вас, — говорит Сера, увлекая Пенелопу по коридору.

Аллегра поднимает на меня брови.

Я выдыхаю:

— Не волнуйся за меня. Я выйду в сад и закончу свою картину.

— Смотри, чтобы не вляпаться в неприятности, — предостерегает она. — Я не хочу, чтобы ты дала хоть малейший повод этим двоим снова заговорить с твоим отцом.