Кристиано встает и поднимает стакан виски в нашу сторону. Его голос звучит хрипло и сухо, когда он привлекает к себе всеобщее внимание:

— Я хотел бы произнести тост.

— Grazie fratello¹⁰, — говорит Саверо. Ни одна улыбка не касается его глаз, и взгляд, который он бросает на Кристиано, едва ли можно назвать дружелюбным.

Я вдруг понимаю, что почти не видела, чтобы они вообще разговаривали друг с другом.

— За моего брата и будущую сестру. Пусть вы обретете большое счастье… вместе. Congratulazioni.¹¹

Он не отрывает от меня взгляда, пока опрокидывает стакан и выпивает все до дна.

Трилби

Вечер в резиденции Ди Санто оказался недолгим. Я чувствовала себя одновременно огорченной и облегченной из-за этого. Сколько бы раз я ни пыталась завязать разговор с Саверо, он отвечал мне односложно, (а если мне везло, то целой фразой), и тут же уходил. Я не испытывала особого удовольствия от того, что меня снова и снова отталкивали, но ощущать на себе пристальный взгляд Кристиано весь вечер? Вот с этим… с этим я вполне могла бы смириться.

Перед тем как мы отправились домой, Саверо объявил дату свадьбы, и у меня внутри все оборвалось. До нее осталось всего четыре недели. Четыре недели. Одна только мысль о том, что мне предстоит выйти за этого человека так скоро, кружит мне голову. Я чувствую, будто у меня осталось лишь четыре недели, чтобы жить. И это опасное чувство.

Поэтому, когда Сандрин, моя однокурсница из художественного колледжа, пригласила меня на свой день рождения в клуб на другом конце города, я согласилась.

Только Сера знает, что я сегодня здесь. Все остальные в моей семье понятия не имеют. Иногда жить в квартире рядом с ними бывает одиноко, но у этого есть свои преимущества.

Раз уж я выбралась тайком, я оделась соответственно. Мое темно-синее платье достаточно сдержанное, оно прикрывает все самое необходимое, но при этом сидит так плотно, как только может сидеть платье. Я отказалась от бежевых туфель-лодочек на маленьком каблуке, которые Аллегра все время пытается всучить мне, и сейчас стою на четыре дюйма выше в одной из любимых пар маминых шпилек.

Влажный жар клубится у стен, а моя кожа словно пульсирует в такт музыке. Две подруги Сандрин целуются на диване, пока мы стоим у края танцпола, покачивая бедрами под музыку и попивая свои напитки.

— Дорогая, нам надо делать это чаще, — говорит Сандрине, потягивая «Лонг-Айленд». — Я и не представляла, что ты умеешь так расслабляться, если не считать твой безалкогольный коктейль.

— Это потому, что меня никогда не выпускают, — перекрикиваю я музыку и втягиваю через трубочку свой безалкогольный мохито.

Она смеется, потому что думает, что я шучу, но очень скоро это станет моей реальностью. Я почти уверена, что если бы Саверо знал, где я сейчас, охрана уже выстроилась бы вдоль стен. Я и так заметила несколько любопытных взглядов. Слухи разлетелись быстро, и всем уже известно, что через несколько недель я стану частью этой печально известной семьи. Единственный человек, который полностью не в курсе моего положения, отчасти потому, что она отказывается признавать существование Коза Ностра, а отчасти потому, что хочет, чтобы я всегда оставалась одинокой вместе с ней, — это Сандрин.

Ее взгляд цепляется за что-то, но я слишком счастлива и плыву по течению, чтобы придавать этому значение. Потом она наклоняется к моему уху.

— Только не смотри сейчас, но у стойки сидит охуенно красивый парень, и он пялится на тебя.

Мою кожу будто обжигает током, пока я не вспоминаю, что это совсем не хорошо. На самом деле это ужасно. Учитывая привычку моего будущего деверя калечить барменов, которые не вызывают такси для пьяных женщин, этот парень может встретиться с создателем, если хоть не так посмотрит на меня.

— Игнорируй его, — перекрикиваю я музыку. — К тому же, я помолвлена. Я же говорила тебе.

Сандрин откидывает волосы за плечо и стреляет ресницами в сторону бара.

— Я поверю, что у тебя есть жених, только когда увижу его своими глазами.

Я закатываю глаза, потому что тот день, когда Саверо позволит мне вывести его напоказ перед подругами, скорее всего наступит тогда, когда ад покроется льдом.

— Если ты не собираешься к нему подкатывать, то я пойду сама. Как это я раньше его здесь не видела? Он бы стал постоянным персонажем моих снов, не говоря уже о фантазиях. Боже, он сделал бы самых милых малышей.

Я не из тех девушек, что первым делом лезут к парням, но любопытство берет верх. Я делаю вид, что медленно кружусь в такт музыке, скользя взглядом мимо объекта ее одержимости. Изначально я собиралась продолжать движение, но его взгляд приковывает меня к месту.

В его взгляде было что-то смертельное.

— Это Кристиано, — выдыхаю я.

Он облокотился на высокий табурет, расставив ноги так широко, словно ему слишком тесно в этом пространстве. Локти лежат на стойке бара, пиджак распахнут. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты, и обнаженная кожа на груди видна ровно настолько, чтобы у любой женщины пересохло в горле.

Сандрин оказывается рядом со мной.

— Ты его знаешь?

Его взгляд намертво сцепился с моим в молчаливой схватке.

— К сожалению, да.

— Дорогая, какое, к черту, «к сожалению»? Кто он?

— Брат моего жениха. — Когда я произношу эти слова, они кажутся чужими. Он был гораздо большим, чем просто этим, но это слишком сложно, чтобы объяснить.

Ее челюсть отвисает, но она все же находит в себе силы заговорить:

— Охренеть. Надеюсь, ради тебя, у всего его семейства такие же глаза в стиле «Я хочу согнуть тебя пополам и выебать так, чтобы услышали в Перу».

— Мне нужно с ним поговорить. — Его взгляд ясно дает понять, что это не обсуждается. — Я скоро вернусь.

Музыка грохочет в ушах, пока я пробираюсь через танцпол, сквозь извивающиеся, покрытые потом тела.

Он не двигается ни на дюйм, когда я подхожу вплотную. Даже не выпрямляется.

Кристиано видел меня в клубе однажды и раньше, но сейчас это ощущается иначе. На этот раз он знает, что я помолвлена и что мне, вероятно, вообще не стоило бы здесь появляться.

Я опускаю взгляд на стакан с виски, который он держит, зажав между средним пальцем и большим. Я обхватываю его ладонью, невольно задевая его пальцы, и подношу к губам. Меня саму шокирует собственное поведение, но то, как его взгляд скользит за движением и замирает на моем рте, придает мне дерзости.

Я делаю глоток и чувствую, как мягкий скотч обжигает горло. Потом я облизываю губы и возвращаю стакан в его руку.

— С кем-то встречался?

Его взгляд скользит по моему платью, и, к раздражению, на лице не отражается ровным счетом ничего.

— Нет.

— Тогда зачем ты здесь?

Он ничем мне не обязан, но внезапная дерзость, взявшаяся будто из ниоткуда, требует ответа.

Уголок его рта чуть дергается, но он стирает это движение костяшкой пальца.

— Чтобы приглядывать за тобой.

По плечам пробегает холодок. Я приподнимаю бровь, впечатленная тем, что он даже не пытается смягчить слова, и небрежно опираюсь рукой на бедро.

— Зачем?

— Потому что мой брат уехал по делам, а я не уверен, что ты снова не нажрешься вусмерть и не опозоришь нашу семью.

Я не говорю ему, что трезва как стекло. Я вообще не должна оправдываться.

— Отлично. Мой собственный телохранитель. Всю жизнь о таком мечтала. — В таком нехарактерном для себя порыве, что я едва себя узнаю, я наклоняюсь мимо него и кладу предплечья на стойку бара. — А услуги водителя ты оказываешь? — Я бросаю взгляд через плечо. — И доставку фастфуда? Потому что я обожаю толстый, сочный бургер после всей ночи танцев.

Я чувствую, как раздражение исходит от него волнами, и это зажигает меня сильнее, чем что-либо на свете.

— Не нарывайся, Кастеллано. — Даже сквозь грохот баса, от которого дрожит весь зал, я слышу угрожающие нотки в его голосе.