Эта мысль лежит внутри меня тяжелым свинцовым грузом.
Дом был огромным. Настолько огромным, что слово «дом» совершенно не подходило. Это был целый комплекс. Сеть роскошных зданий, соединенных между собой затейливыми крытыми переходами, террасами и садами. Швейцар провел нас через парадный холл и вывел наружу, на дорожку, вымощенную желто-белыми пятнами последних подснежников и первых нарциссов. В ухоженных вечнозеленых кустах, которыми был усыпан центральный сад, щебетали птицы.
Тесс глубоко вдохнула и с негромким свистом выдохнула:
— Здесь ты будешь жить?
Я не могу ей ответить по двум причинам. Во-первых, я не знаю. А во-вторых, я не могу сформулировать ни одного предложения, даже из одного слова.
— Я и не подозревала, что в этом городе есть такое место, — прошептала Бэмби.
Ясно одно, что этот дом, этот комплекс, стоит дороже, чем все дома в округе, сложенные вместе. Даже дверные ручки, к которым прикасаются пальцы швейцара в атласных перчатках, выглядят так, будто стоят больше, чем все сбережения средней семьи за всю жизнь.
— Это, безусловно, что-то особенное, — наконец говорю я, стараясь вложить в голос хоть какую-то нотку восхищения.
Нас сразу же провожают на красивую террасу, где накрыт длинный стол с мисками и тарелками, полными аппетитных морепродуктов и салатов. Трое мужчин стоят в разных углах террасы, каждый разговаривает по телефону. Лицо лишь одного из них мне знакомо — того, кто ни на шаг не отходил от Саверо на похоронах. Кажется, его зовут Николо.
Когда мы подходим ближе, Саверо поднимает глаза и убирает телефон во внутренний карман пиджака. На улице градусов под тридцать по Цельсию, но, несмотря на жару, эти мужчины продолжают носить костюмы.
— Добро пожаловать, — говорит он, уверенно направляясь прямо к Аллегре.
— Тони уже в пути, — поясняет она. — Он едет из порта.
— Конечно, — отвечает Саверо и целует ее в щеку. — Прошу прощения, что не пришел на ужин на прошлой неделе. Я с нетерпением ждал встречи, и Кристиано сказал, что спагетти были perfetta9.
Аллегра либо обладает редким тактом, либо напрочь лишена здравого смысла, она заливается румянцем.
— К сожалению, мне пришлось срочно заняться одним делом.
Его лицо быстро становится серьезным, и я сразу все понимаю. Про это выражение я слышала не раз, подслушивая, как Папа разговаривал с Джанни. Я довольно быстро уловила, что под «делом» обычно имелся в виду человек, предавший мафию, а «заняться» почти всегда означало «пустить пулю в лоб».
Я сглатываю и бросаю взгляд на Бэмби, лицо которой заметно побледнело. Я беру ее за руку и слегка сжимаю ее ладонь, чтобы хоть как-то приободрить. Я не знаю, успели ли Папа или Аллегра поговорить с ней — и я сейчас не о птичках и пчелках, а о кланах, кодексах и последствиях. Ее вот-вот официально свяжут с нью-йоркской мафией через брак ее сестры, а ей уже четырнадцать, так что этот разговор давно назрел.
Саверо переводит взгляд на меня, и я невольно выпрямляюсь.
— Трилби, — произносит он и оглядывает меня с ног до головы.
Мне было жаль тетю, она так старалась устроить прием для Саверо, а он в итоге прислал вместо себя брата. Поэтому я поддалась ее уговорам и пошла на компромисс: надела легкое летнее платье на бретельках ярко-желтого цвета и темно-синие туфли на каблуке, которые приподнимают меня всего на пару дюймов. Я даже выпрямила волосы.
— Ты выглядишь… сияюще, — говорит он и тянется к моей руке, чтобы поднести ее к губам.
Каждое нервное окончание во мне вспыхивает, приказывая бежать.
— Спасибо, что пригласили нас, — произношу я машинально. — У вас потрясающий дом.
— О да. Великолепный, — добавляет Аллегра, оправившись от неожиданного комплимента.
Саверо провожает нас к краю террасы, и мы невольно ахаем от открывшегося вида.
— Это просто волшебно, — говорит Сера, подходя ко мне.
Я оборачиваюсь и вижу, как Тесс и Бэмби неуверенно сообщают свои предпочтения по напиткам слуге.
— Пойдемте, — произносит Саверо. — Пора есть.
Мы набираем себе по небольшому блюду антипасто и рассаживаемся за круглые бистро-столики. Все остальные тут же включаются в легкую, непринужденную беседу, а я изо всех сил стараюсь прогнать из головы образ Франко.
К счастью, приходит Папа и бросает в мою сторону ободряющий взгляд. Он садится рядом с Николо и еще одним мужчиной, которого я быстро узнаю как капо по имени Беппе. Саверо тем временем придвигается ближе ко мне. Я напрягаюсь, когда он склоняется к моему плечу.
— Тебе нравится дом?
Я проглатываю кусочек еды и аккуратно промокаю уголки губ салфеткой — как учила мама.
— Да. Мне очень нравится.
— Совсем скоро ты станешь хозяйкой этого дома.
Я уверена, он хотел, чтобы это прозвучало приятно, но в его голосе сквозит тревожная нота.
— Для меня это будет честью, — тихо улыбаюсь я, но резкий отблеск в его взгляде мгновенно отрезвляет меня.
— Будет, мисс Кастеллано. Это будет твоим удовольствием.
— Конечно, — торопливо выговариваю я. — Именно это я и хотела сказать.
Я опускаю глаза и мысленно проклинаю свой мозг за полную пустоту. У меня заготовлена тысяча вопросов, но, как назло, ни один не всплывает в голове.
— Как вам новая должность? — спрашиваю я и тут же хочу ударить себя за глупость, потому что его лоб морщится, а уголок верхней губы поднимается в кривой ухмылке.
— Я никогда не буду обсуждать с тобой свою работу, мисс Кастеллано. Так что не спрашивай об этом больше.
— Ах… э… конечно, — лепечу я. — Простите.
— У тебя есть хобби? — спрашивает он, хотя взгляд его блуждает, будто ему абсолютно плевать на ответ.
Почему-то я решаю не говорить о своей любви к искусству. Мне настолько не по себе, что я не хочу вплетать в этот разговор ни капли настоящей себя.
— Теннис, — отвечаю я, уверенная, что он никогда не попросит меня продемонстрировать свои навыки. А это, к счастью, так, потому что у меня абсолютно отсутствует координация.
Его губы вытягиваются в нечто, отдаленно напоминающее улыбку, но я не уверена. Я следую за его взглядом и вижу силуэт, появившийся в проеме двери дома.
Сердце, черт бы его побрал, начинает колотиться, когда я замечаю Кристиано. Он в костюме, и в такую жару он наверняка задыхается, но даже с такого расстояния видно, что он почти не вспотел. Он выходит на террасу с той самой хищной грацией, здоровается с двумя мужчинами, с которыми меня еще не представили, затем с Беппе, Николо, Папой и Саверо.
Обменявшись с братом парой зашифрованных слов, он поднимает взгляд и ловит мой. Сердце предательски спотыкается, и я мысленно посылаю его к черту.
Одного его взгляда хватает, чтобы я снова оказалась на пассажирском сиденье его машины, с ощущением, что весь мир кружится вокруг, хотя Кристиано вел так плавно, будто просто выехал за джелато, а не собирался прострелить человеку обе руки.
Я до сих пор помню, как подступала тошнота с привкусом вины и сожаления. Это была моя вина, что у Ретта, возможно, больше никогда не будут работать руки. Если бы только я не напилась так сильно в тот вечер «у Джо»...
Я до сих пор чувствую, как в пальцах лежала свернутая пачка купюр, а по груди стекала теплая кровь. Она пропитала вырез платья. Я должна была бы испытывать отвращение, но не могла отвести глаз.
Я знала абсолютно точно, что в этом не было ни капли романтики, но когда я смотрела на окровавленные деньги, за которые Кристиано только что выстрелил в человека, я не могла не подумать, что это был самый романтичный поступок из всех, что я когда-либо видела.
Сера кашляет рядом, и я понимаю, что все еще не отрываю взгляда от Кристиано. Он тоже смотрит на меня, и хотя лицо его остается безразличным, в уголках глаз таится улыбка.
Я резко отворачиваюсь, будто меня поймали с поличным за кражей.
Когда еда съедена, а посуду уносят, слуги приносят еще подносы с напитками для всех. Настроение становится легким и, на удивление, приятным.
