Я чуть поворачиваю голову.
— Не нарываться на что? Это ты за мной увязался, а я просто пришла с подругой, хорошо провести время. К тому же, тебе не должно быть дела до того, чем я занимаюсь. Я еще не замужем.
— Но ты помолвлена. — Его голос такой низкий, что я едва различаю слова сквозь музыку.
Я перестаю ждать бармена и резко разворачиваюсь к нему лицом.
— И что? Это не значит, что я не могу наслаждаться жизнью.
У меня перехватывает дыхание, когда я вижу выражение его глаз. Его взгляд становится агрессивным, когда он скользит по мне.
— Это платье... — шипит он. — Оно неуместно.
Я удивлена и слегка задетa. Но больше всего я насыщена этим моментом. Мое платье вовсе не неподходящее, но он его заметил, и от этого мой пульс срывается в бешеный танец.
Я скрещиваю руки на груди, и его замечание лишь подталкивает меня быть дерзкой.
— Это кто так сказал?
Его взгляд обжигает, словно удар током. Я вызвала его на блеф, и ему это не нравится. Он прекрасно понимает, что не имеет права решать, как я должна быть одета.
— Тебе стоит перестать указывать мне, что делать. Я не твоя principessa12.
Его пристальный взгляд словно шокирует меня. Я разоблачила его блеф, и ему это не понравилось. Он знает, что не имеет права говорить, одета я неподобающим образом или нет.
— Я дочь трудолюбивого бизнесмена, и я заслужила право стоять в этом клубе с кем угодно и в чем угодно.
Кристиано сглатывает, и мой взгляд невольно падает на его горло. Не задумываясь, я провожу языком по пересохшим губам.
Резкий захват на запястье заставляет мой взгляд мгновенно вернуться к нему. Он притягивает меня ближе, так близко, что его губы согревают кончик моего носа. Он говорит медленно и тихо, но сила его слов делает их совершенно неоспоримыми.
— Мне абсолютно похуй, кто твой отец. Мне абсолютно похуй, на что ты имеешь или не имеешь право. Мне абсолютно похуй, за кого ты собираешься выйти замуж. Я не хочу, чтобы ты нажиралась до беспамятства, потому что мне, блядь, совсем не хочется снова простреливать какому-то мужику руки. — Он отстраняется и вглядывается в мои глаза. — Если ты не против.
Я выдергиваю свое запястье из его хватки, но не двигаюсь. Я не могу, когда дышу так тяжело, что у меня кружится голова. Слава богу, он не слышит, как сильно его слова меня задели, из-за грохота музыки.
Мне жарко и невыносимо неспокойно.
И я еще и взбешена.
Я разворачиваюсь и уверенно иду к Сандрин, на ходу хватая ее за руку.
— Проблемы в раю? — хихикает она.
Я нетерпеливо тяну ее к туалетам и подхожу прямо к зеркалам. Когда звук приглушается, я поворачиваюсь к ней лицом.
— У тебя в сумочке есть ножницы?
— Есть. — Она наклоняет голову набок. — А еще у меня есть бензопила, кусок веревки и клейкая лента, если вдруг это тебе тоже понадобится.
— Сарказм — это самая примитивная форма остроумия, — напоминаю я ей.
— Что я могу сказать? Я оставила дома свой набор для шитья.
Мой взгляд скользит по столешнице.
— Насколько хорошо у тебя получается рвать ткань?
Она смотрит на меня так, будто я окончательно сошла с ума.
— Что?
— Он пришел, чтобы нянчиться со мной, Сандрин, а я, на минуточку, взрослая женщина, ради всего святого. Мне не нужен надзиратель. У него хватило наглости сказать, что мой наряд неподходящий. Я даже еще не вышла замуж за его брата! Ты можешь в это поверить? Что ж, если он хочет увидеть, что такое неподходящее, я ему это покажу.
Сандрин понятия не имеет, насколько это рискованно, учитывая, что мой жених — дон самой крупной мафиозной семьи в городе, и это ясно по ее радостному визгу:
— Да, черт возьми!
Прежде чем я успеваю ее остановить, она уже стоит на четвереньках, зажав зубами кусок ткани где-то на середине моих бедер. Я цепляюсь за раковину, чтобы не потерять равновесие, пока она одним резким движением отрывает широкую полосу от подола моего платья.
Я с открытым ртом смотрю на крошечный кусок длины, который остался.
Сандрин выплевывает ткань и поднимает ее, разглядывая свою работу.
— В этом, моя леди, наклоняться тебе не суждено, — произносит она.
— А вот и хрен. — Я улыбаюсь, несмотря на то, как безумно порхают бабочки в животе, и поворачиваюсь к зеркалу. — А как насчет выреза? — Я тяну ткань вниз, открывая декольте.
— С вырезом все нормально, — отвечает Сандрин, поднимаясь на ноги. — Но вот эти малышки вполне можно показать. — Она стягивает с моих плеч широкие лямки, обнажая плечи и подчеркивая ключицы.
Потом она достает из сумочки флакончик и распыляет на мою кожу что-то с переливами, пока мое декольте не начинает мерцать в свете ламп.
— Охренеть. Если он на тебя не набросится, то это сделаю я. — Она складывает губы и с прищуром изучает меня. — Волосы нужно поднять. У тебя такая красивая, тонкая шея. Сделай так, чтобы ему захотелось в нее вцепиться.
Я чувствую прилив решимости и достаю из сумочки резинку. Скручиваю волосы в небрежный пучок и поворачиваю голову то в одну, то в другую сторону.
Вау.
Я люблю наряжаться и часто выбираю слегка эксцентричные винтажные вещи, но я никогда не заходила так далеко. Если бы папа увидел меня сейчас, он бы меня реально убил.
Краем глаза я замечаю девушку, которая встряхивает баллончик, похожий на лак для волос. Когда она нажимает на распылитель, ее платиновые пряди окрашиваются в потрясающий нежно-розовый оттенок. Я ловлю взгляд Сандрин и понимаю, что мы думаем об одном и том же.
Она подходит к девушке:
— Ты обменяешь этот баллончик на почку?
Девушка переводит взгляд с одной на другую и смеется:
— Органы не требуются.
Она протягивает нам баллончик, и Сандрин тут же выхватывает его и принимается за дело. Когда она заканчивает, я смотрю в зеркало, и у меня отвисает челюсть. Я все еще выгляжу как я, но... как я на кислоте.
Часть меня не может дождаться, чтобы показать Кристиано, до чего он меня довел. Другая часть готова прямо здесь на месте обосраться от страха.
— Ну что, готова? — спрашивает Сандрин, вернув баллончик и обменявшись с девушкой номерами. Меня всегда поражает, с какой легкостью она заводит друзей.
Я заставляю себя кивнуть.
Ее глаза хитро прищуриваются, и она хватает меня за руку.
— Пошли.
Мы выходим обратно в клуб и снова вынуждены перекрикивать музыку.
— Шоты? — кричит Сандрин через плечо.
Я скольжу взглядом по барной стойке, и сердце уходит в пятки, гораздо сильнее, чем должно бы. Его нет.
— Давай, — выкрикиваю я в ответ, и мой голос звучит плоско. Если когда-то и было время поддаться соблазну ядовито-неонового алкоголя, то это оно.
Мы добираемся до бара, и я ощущаю на себе каждый мужской взгляд. Слово «неловко» даже близко не описывает, как я себя чувствую. Наверное, если смешать это с каплей стыда и щепоткой разочарования, то получится что-то похожее на правду.
Сандрин оборачивается, держа в руках четыре шота с чем-то розовым.
— В тон твоим волосам, куколка, — подмигивает она.
Мы чокаемся и опрокидываем их разом.
Горло обжигает, пока алкоголь прокладывает себе путь в желудок, но как только огонь внутри гаснет, я чувствую спокойствие. Я чувствую себя неуязвимой.
Я чувствую себя... чертовски горячей.
Прежде чем мозг успевает догнать сигналы, которые посылает моя кожа, Сандрин подтверждает мой худший страх и самую опасную ставку.
— Нянька. На десять часов.
Я медленно обвожу взглядом танцпол. Он выходит из мужского туалета и идет прямо к нам, с той целеустремленностью, от которой у меня подкашиваются колени. Толпа будто сама расступается перед ним, хотя он даже не смотрит по сторонам. Все его внимание приковано только ко мне.
Дрожь прокатывается по всему телу, от макушки до кончиков пальцев.
Сандрин поворачивает голову так, чтобы по ее губам нельзя было прочитать слова.
