Мой подбородок дергается от усилия сдержать дерзкий ответ, и я ограничиваюсь тем, что показываю язык ее удаляющейся спине. Еще совсем недавно я бы чувствовала стыд, такой сильный стыд, при мысли о том, что могла дать мужчине повод «поговорить» с моим отцом, но теперь… Теперь мне кажется, что у меня есть проблемы куда серьезнее. Например, как мне вообще выйти замуж за мужчину, если его брат злит меня, бесит меня, заводит меня так сильно, что я едва могу мыслить здраво?

Голоса собираются в кабинете папы, и, когда я подхожу ближе, до меня доносится слово «порт». Дверь приоткрыта, и я не могу удержаться, чтобы не бросить взгляд внутрь, проходя мимо.

Все трое стоят над папиным столом. Папа и Саверо склонились над разложенными документами, а вот глаза Кристиано поднимаются в тот же миг, как я замираю у щели.

Я мысленно ругаюсь. Теперь, когда он меня заметил, будет невежливо просто пройти мимо, не поздоровавшись с моим будущим мужем.

Я распахиваю дверь и жду, когда он поднимет голову. Когда этого не происходит, я демонстративно прочищаю горло. Папа уже открывает рот, чтобы, вероятно, выставить меня из «мужских дел», но Саверо опережает его.

— Мисс Кастеллано. — Его губы подергиваются в нечто, что можно принять за подобие улыбки.

— Синьор Ди Санто.

Он коротко втягивает воздух.

— Вижу, вы решили воспользоваться солнечной погодой.

Я опускаю взгляд на свой наряд и мысленно снова себя ругаю. Я даже не знала, что мы ждем гостей, а мне нужно было надеть что-то, что не жалко испачкать краской. Именно поэтому я выбрала свои старые выцветшие джинсовые шорты и красный верх от бикини.

— Я рисую, — отвечаю я, чувствуя, как щеки начинают гореть под его внимательным взглядом. — И на улице сегодня чудесный день.

— Да, — произносит он без всяких эмоций. — Что ж, не буду вам мешать.

Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что меня только что отослали.

Я не могу удержаться и бросаю взгляд на Кристиано. Он держит ручку у нижней губы, а его пристальный взгляд на мне кажется задумчивым. Вдруг мне становится необходимо ощутить прохладу уличного ветра на своей коже.

Чрезвычайно остро ощущая себя и каждый свой шаг, я поворачиваюсь к трем мужчинам спиной и выхожу в сад. Мой мольберт стоит там, где я его оставила, рядом с акварельным пейзажем, который я начала писать незадолго до прихода Пенелопы.

Наш сад нельзя назвать огромным, но за ним начинается фруктовый сад, и сейчас, в конце весны, все утопает в цветении. Я уже успела передать на холсте бледно-голубое небо, согретое ослепительно-белым солнцем, поэтому смешиваю зеленые и коричневые оттенки и продолжаю работу.

Я настолько погружаюсь в попытку уловить красоту этого вида, что не слышу шагов, приближающихся от дома, пока Кристиано не приседает рядом со мной. В одно мгновение по телу пробегает нервное напряжение, и, когда я бросаю взгляд на свою картину, она кажется глупой, словно ее нарисовал ребенок.

— Не останавливайся из-за меня. — Его голос звучит мягче, чем я ожидала, но я все равно ненавижу, что он смотрит на мою работу и, вероятно, видит в ней все недостатки.

Я стараюсь не смотреть на него.

— Разве ты не должен быть в папином кабинете и обсуждать порт?

Перед ответом повисает долгая пауза.

— Порт — это дело Сава, не мое. Если бы я все еще был вовлечен в семейный бизнес, то, наверное, в этом вопросе я бы встал на сторону отца, но я не вовлечен. Сав отвечает за это, и для него это важно.

Я сглатываю. Мне нужно задать вопрос, даже несмотря на то, что я не особо хочу услышать ответ.

— Если ты не занимаешься семейным бизнесом, тогда почему ты все еще здесь?

Он спокойно наблюдает за мной, пока я макаю кисть в воду и набираю на кончик немного краски.

— Моральная поддержка. Хотя Сав уже много лет был главным капо у отца, его столь быстрая смена на посту дона оказалась... неожиданной. Не все наши солдаты и союзники приняли его. Я остаюсь здесь чуть дольше, чтобы убедить остальных членов семьи, что он подходящий человек для этой роли.

В его словах что-то задевает во мне неприятную струну.

— Если он столько лет был главным капо, почему его не приняли как естественного преемника?

Следует еще одна долгая пауза, и я украдкой пытаюсь изучить его взгляд. Он тихо сжимает челюсть.

— У него просто другой характер, не такой, как у отца. У него другие идеи и приоритеты. Люди бывают странными, когда дело касается перемен.

Я всегда думала, что я одна из тех, кто боится перемен, боится роста, боится самой идеи, что все идет вперед. Грусть щиплет уголки глаз. Каждый прожитый миг — это еще один шаг дальше от того времени, когда мама была в моей жизни.

Я помню, как разваливалась на части, как была безутешна целыми днями, когда поступила в художественный колледж. Эти перемены, этот шаг вперед, пугал до ужаса. Даже переезд в квартиру казался неправильным. Все было таким чужим по сравнению с тем, что я знала, когда рядом была мама, но мне пришлось это сделать. Одно дело — самой мучиться ночами, и совсем другое — заставлять всех остальных проходить через это вместе со мной.

Я ощущаю вину за то, что двигаюсь дальше, уже целых пять долгих лет.

Но впервые с тех пор, как я потеряла маму, это чувство стало слабее. За последние несколько недель я поймала себя на том, что ищу перемен. Сознательно и бессознательно я бунтую против нормы, против этого «так должно быть». Не нужно быть гением, чтобы понять, от кого и от чего я бегу. Я никогда не хотела выходить замуж за Саверо, и я до сих пор не могу смириться с этим образом будущего. Но куда труднее признаться себе в том, чего я на самом деле хочу.

Мы оба молчим несколько минут, и от этого звук мазков кисти по холсту кажется еще громче. Один вопрос вертится на кончике языка и щекочет горло. Я глубоко вдыхаю, прежде чем решиться его задать.

— Как думаешь, ты надолго останешься?

Он проводит рукой по волосам, а потом медленно опускает ее по лицу. Движение простое, почти ленивое, но я слишком хорошо умею читать такие жесты, чтобы не заметить в нем трещину, шаг в сторону от того холодного спокойствия, которое он обычно носит, как броню. Мое сердце начинает биться быстрее.

— Я не знаю, — отвечает он усталым тоном.

Я задерживаю дыхание.

— Ты останешься на свадьбу?

Этот мужчина — король затяжных пауз. Он следит за каждым движением кисти, пока даже моя рука не начинает чувствовать себя неловко. Я изо всех сил стараюсь сосредоточиться на картине, а не на тяжести его ответа.

— Конечно. Я буду свидетелем у Сава. — Он обхватывает ладонью затылок и слегка массирует его. А потом, словно между прочим, добавляет: — Но потом мне придется вернуться к работе.

Я выпрямляю плечи. Его ответ будто вычерпывает воздух из моего желудка, но почва под ногами снова кажется хоть немного устойчивее. Хотя от этого не становится менее опасно.

— В казино?

Его плечи чуть расслабляются.

— Да.

Я сглатываю и делаю вид, что сосредоточена на пейзаже, который изо всех сил пытаюсь повторить.

Так даже лучше, что он не собирается задерживаться. Если его присутствие уже сейчас бросает мне такой вызов до того, как я выйду замуж за его брата, то что будет, когда я стану его невесткой? С пугающей ясностью я понимаю, что не хочу, чтобы Кристиано уезжал, и одно это уже явный знак, что он должен. Будет хорошо, если его визиты станут редкостью. Мне придется ограничить контакт с этим мужчиной. От этого зависит выживание моей семьи.

— А где они? — я бросаю на него косой взгляд. — В Вегасе, в мировой столице азартных игр?

Из его губ срывается вздох.

— В основном да. Хотя у меня есть интересы и в Атлантик-Сити, и в Чикаго, но основные деньги крутятся в Вегасе.

— Вау, — выдыхаю я. — Я никогда там не была, но однажды очень хотела бы съездить.

— Ты любишь азартные игры?

Я стараюсь скрыть ужас на своем лице, потому что азарт стоит у меня на одном уровне с насилием.