— О да, — бормочет он почти себе под нос. — Ты все еще ахуеть, какая мокрая.

Меня снова пробивает дрожь.

— Приподнимись на руки.

Я делаю, как он сказал, но медленно. Я настолько потеряла ощущение центра, что едва могу заставить тело двигаться слаженно.

Он расстегивает мой лифчик и проводит ладонями подо мной, обхватывая мои голые груди. Они покоятся в его руках, как тяжелые маятники, и из моего горла вырывается нетерпеливый стон, когда он начинает их мять.

— Я хочу тебя видеть, — слова слетают с моих губ, слипшиеся от желания.

Его ладони отпускают мою грудь, и он осторожно переворачивает меня на спину. Я лежу совершенно голая, как в день своего рождения, но он по-прежнему полностью одет.

Он слезает с кровати и встает, ловя мой голодный взгляд, пока его пиджак падает на пол. Сначала он расстегивает рубашку. Он вытаскивает ее из брюк и оставляет полы свободно висеть, неторопливо снимая запонки. Его глаза ни на секунду не отрываются от меня. Когда запонки оказываются сняты, он сбрасывает рубашку с плеч, и я вспыхиваю, как раздутое пламя. Его торс идеален. Я пожираю взглядом его широкие плечи и рельефные бицепсы, прежде чем мои глаза скользят к его татуировкам.

Голубь в полете среди языков пламени занимает всю левую сторону его торса.

Я приподнимаюсь.

— Это... ? — мой голос срывается и затихает.

— Герб Ди Санто, — отвечает он. — Каждый посвященный в нашей семье носит его.

Я сглатываю.

— Ты был... посвящен?

— Неофициально, но мы с Савом набили татуировку в четырнадцать. Родившись в этой семье, от этого было сложно уйти.

Я так заворожена каждой деталью, тонкими перьями голубя и лезвиями пламени, что даже не сразу понимаю, что с его нижней половины исчезла вся одежда, пока мой взгляд не останавливается на огромном члене в его руке.

Кристиано откидывается спиной к стене спальни, медленно проводя ладонью вверх и вниз по своему члену, наблюдая, как я наблюдаю за ним.

Он резко кивает в мою сторону:

— Потрогай себя.

— Нет! — тревожный пот проступает на моей коже.

— Я вылизывал тебя, крошка, тебе абсолютно нечего стесняться.

Я уставилась на него, не в силах объяснить, почему, несмотря на его логику, я все равно не готова к этому.

— Ну же, Кастеллано. — Его взгляд опускается к моим бедрам. — Я хочу увидеть тебя. Раздвинь для меня ноги и покажи эту прекрасную киску, которую я только что, блядь, боготворил.

Между ногами начинает пульсировать сладкое, опьяняющее биение.

Он откидывает голову к стене и срывается на стон:

— Кастеллано, я держусь на ебаном волоске…

Он правда?

— Ты хоть представляешь, как сильно я хотел этого с самой первой ебаной секунды, как только увидел тебя?

Мое сердце бьется в бешеном ритме.

— Пожалуйста, просто засунь пал…

Он резко обрывается, поднимая голову, потому что я делаю именно то, о чем он просил. Я ввела в себя палец, покрывая его своей влажностью.

— О, Иисус ебаный Христос, — выдыхает он хриплым, натянутым шепотом.

Я не могу поверить, как это на него действует. Его глаза затуманиваются и не отрываются от движения моих пальцев. Его рука сжимает член сильнее, а грудь тяжело вздымается.

Я ввожу в себя второй палец и провожу влажностью по клитору. Но я такая мокрая, что никакого трения нет.

— Кристиано, — выдыхаю я. Мне нужно, чтобы это сделал он.

Его взгляд темнеет, и он делает два широких шага к кровати, все еще проводя рукой по своему члену.

— Ложись. Раздвинь ноги.

Тревога пронзает меня разрядом.

— Кристиано, мы не можем... я…

Я не могу заставить себя произнести эти слова. Не здесь, не сейчас, когда эти хрупкие, прекрасные чары могут исчезнуть. Я должна остаться девственницей. Я хочу, чтобы эта ночь была идеальной. Я хочу почувствовать в себе каждый длинный, твердый дюйм этого мужчины, но… потеря девственности с ним может погубить нас обоих. Глядя на то, насколько далеки друг от друга Саверо и Кристиано, я думаю, что никакой любви между ними не останется, но слишком многое будет поставлено на карту ради их гордости. На самом деле Саверо может даже пойти на убийство, лишь бы вернуть себе репутацию. Убил бы он собственного брата? Тот факт, что я не знаю ответа на этот вопрос, заставляет меня еще сильнее бояться отдать свою девственность кому-то, кроме дона Ди Санто.

Он мягко разводит мои ноги в стороны, и огонь в его глазах нисколько не меркнет для меня.

— Мы не будем этого делать, — произносит он, и мои тревожные мысли замедляются. — Но мы сделаем лучшее из того, что можем.

И вот так, в одно мгновение, мои мысли начинают бешено биться о ритм: да что, блядь, происходит? Он забыл, что у меня ноль опыта?

Я держу рот на замке и откидываюсь на покрывало, вытянув ноги. Он осторожно устраивается между ними и позволяет своему члену тяжело опуститься на мой клитор. Я вздрагиваю, но ощущение его твердых линий и рельефа, лежащих на моей чувствительной точке, кружит мне голову от желания.

Он продолжает опускать бедра, пока его член не начинает оказывать плотное давление на скопление нервных окончаний. Он смотрит мне прямо в глаза, словно ждет разрешения. Я слегка киваю, и он начинает водить своим членом вверх и вниз по моей киске.

Сначала это кажется странным, но очень быстро мое тело накрывает жар, и дыхание становится рваным. На самом деле я уже задыхаюсь, и желание снова достичь разрядки захлестывает с головой. Как то, что его член просто трется вверх и вниз по моему клитору, может так быстро довести меня до оргазма?

Я кусаю его за его плечо, и он срывается на раздраженное рычание. Его член усиливает напор, прижимая меня к матрасу ровно с той силой, что сводит дыхание. Я обвиваю его спину ногами, притягивая еще ближе, еще крепче.

— Блядь. — Его горячее, безрассудное дыхание обжигает мое ухо, и я двигаю бедрами, потому что мне нужно больше.

Потерявшись в этом безумии, я даже не сразу понимаю, насколько наполненной себя ощущаю, пока он не застывает надо мной…

— Трилби…

...и не произносит мое имя.

Я перевожу взгляд на его лицо и почти отшатываюсь от выражения его лица. Он выглядит измученным и… будто его что-то терзает.

— Что... ?

Его голос ломается:

— Я внутри тебя.

И вдруг это чувство обретает форму. Дело не только в том, что его широкое тело раздвигает мои ноги, а в том, что головка его члена уже внутри меня.

— Сделай хоть что-нибудь, — его глаза полны мольбы, голос срывается. — Пока я, блядь, совсем не потерял голову.

Что?

Я борюсь с его требованием. Я не хочу двигаться. Я хочу, чтобы он вошел глубже и заполнил меня целиком. Я хочу, чтобы он выебал меня в этот матрас, будь я девственницей или нет — мне плевать.

— Трилби! — кровать дрожит под его напряженными руками и сдержанным рычанием. Он резко втягивает воздух и продвигается на долю дюйма глубже.

Мы оба срываемся на стон.

Как мы можем отказывать себе и друг другу, если мы этого хотим до безумия?

У меня кружится голова, способность мыслить исчезает вместе с остатками решимости.

Он опускает голову. Его плечи блестят от пота.

Еще одна крошечная глубина.

Я срываюсь на протяжный стон, как кошка, а мои и без того узкие стенки сжимаются вокруг него, словно губы, обхватывающие эскимо. Мое тело куда лучше меня понимает, что ему нужно.

Он делает легкое движение, и из его груди вырывается низкий стон, будто рык льва, играющего с добычей.

Это слишком хорошо, чтобы остановиться. Ощущение странное, непривычное, но такое правильное, что я не могу с ним спорить.

— Останови меня, — шепчет он снова. — Не дай мне разрушить твою жизнь.

Он двигается снова, и я вскрикиваю, потому что от желания моя киска начинает болезненно пульсировать.

— Я хочу тебя, — выдыхаю я с хрипотцой. — Не выходи, Кристиано, пожалуйста, — бездумно умоляю я его.

Он делает еще несколько толчков, упрямо не позволяя своему члену войти глубже, чем на четверть. Это невыносимо.