Прошли почти сутки. Я всё ещё был в кабинете. Спал прямо здесь, на диванчике, который сначала показался жёстким, но к утру раскрылся как вполне удобное место. Всё было под рукой: стол, кипы книг, бумаги, моноблок. Настоящий штаб.

Иногда приходилось выходить — туалет был недалеко, всего пара поворотов, но каждый раз, возвращаясь, я ускорял шаг, чтобы скорее вернуться к столу. И именно в эти короткие отлучки происходило маленькое чудо: на небольшой тумбе у входа, словно специально сделанной для этого, появлялась еда. Будто я был далеко не первым, кто засиживался в этом кабинете сутками.

Иногда на тумбе оказывалась кружка чая с печеньем, в другой раз — тёплые булочки или пирожки с мясом или капустой. А вот полноценные приёмы пищи были всего два. К обеду, когда я отлучался в туалет, появилась глубокая тарелка густого борща с щедрой ложкой сметаны и крупными кусками говядины, а рядом — порция риса с соусом на мясном бульоне. Вечером же меня ждала тарелка макарон с тягучим сыром и румяными котлетами. Кухня была пусть и не изысканной, но неизменно вкусной и, что важнее, питательной. Всё всегда подавалось горячим, словно только что снятым с плиты.

Про меня явно не забывали. Кормили так, что я даже не замечал, как проходит время, а после каждой трапезы посуда так же незаметно исчезала — бардака не было. И это было… приятно. Как будто кто-то невидимый следил, чтобы я не ушёл в работу насмерть и при этом поддерживал порядок вокруг.

Милена утром так и не появилась — ни стука, ни фразы про пробежку. Почти наверняка это Яков велел ей не отвлекать. Видимо, решил, что мне сейчас нужнее разобраться с бумагами, чем бегать по плацу. И он был прав.

Начал я с законов Империи. В принципе, они были похожи на любые другие законы, с которыми я был знаком, просто в своём исполнении. И, честно говоря, я именно этого и ожидал: исторические книги, летописи и прочее, что я читал раньше, уже давали представление о том, как устроен императорский строй и аристократия. Ничего нового — главный Император, за ним идут аристократы, а потом простолюдины. Между аристократией и простолюдинами есть прослойка — дружины, но они, по сути, подвластны аристократам и прав почти не имеют. У дружинников есть обязанности перед родами, а вот реальных свобод мало. Если поставить рядом аристократа, дружинника и простолюдина, то простолюдин всегда будет в самой слабой позиции. Дружинник и простолюдин формально одно сословие, только первый пошёл по Пути Силы и смог попасть на службу в аристократический род. Бывали дружинники не только боевые, но таких брали реже — в основном, ценились те, у кого был Путь Силы.

Отдельным слоем шли маги. Формально это не сословие — многие не принадлежали никакому Роду, жили контрактами или через гильдии, — но их статус стоял выше простолюдина именно потому, что каждый одарённый состоял на учёте Империи. На бумаге это называлось «гарантированная защита», на деле — контроль и мобилизация: любой, у кого пробудилось Эхо и кто прошёл проверку, считался боевой единицей. При необходимости Император мог призвать такого человека — мага или сильного по Пути Силы — на защиту Империи и её интересов.

Из этого вытекал особый порядок насилия в отношении магов. Простолюдину трогать мага было табу: если каким-то чудом простолюдин убивал мага, вина считалась безусловной — без права на оправдание. Дружинник мог убить мага только при наличии «основания чести» — если маг оскорбил Род, которому дружинник служит, напал первым или нарушил клятву; и даже тогда ответственность делили с домом. Аристократ же мог избавиться от мага практически без последствий: закон это прямо не запрещал и чаще бил по репутации и кошельку (особенно если погибший числился на имперском учёте), чем по статье. Правильнее и выгоднее было иное — вызвать мага на дуэль по правилам. Победа в легальной дуэли не только не портила имя, но и добавляла очков влияния: «честная» смерть боевой единицы выглядела лучше любой расправы.

Чем выше по иерархической лестнице, тем больше тебе позволено и тем меньше запретов. У Императора их почти нет. Формально он не может без обоснований уничтожить род, но прямого запрета в законах на это нет. Просто логика подсказывает, что если он так поступит, то получит бунт. Насколько силён этот Император — пока непонятно, но думаю, что каким бы сильным он ни был, власть и доверие народа он терять не захочет.

К этому моменту я уже одолел примерно семьдесят процентов того, что дал мне Яков: правовые кодексы, положения о чести Родов, тонкости земельных споров, дуэльный кодекс, старые судебные дела. Местами сухо, местами — с вкраплениями старых формулировок, явно ещё до-Эховской эпохи, только чуть подрихтованных под современнность.

А когда глаза начали уставать от законов, я взял пару книг с соседней полки — сборники рассказов, исторические хроники, немного поэзии. И был удивлён: пишут здесь почти так же, как в моём мире. Те же приёмы, та же структура, даже ритм повествования знаком. Менялись лишь детали — имена, реалии, устройство мира, но суть оставалась прежней. Словно кто-то взял знакомую мне литературу, вырезал лишнее и вставил местный антураж.

В законах ощущалась холодная, чужая мне система, строгая и неповоротливая. А в этих старых историях и хрониках, напротив, было что-то почти родное, словно тёплое дыхание прошлого, где за сухими словами скрывались живые люди и их судьбы.

Следующим в моих руках оказался дуэльный кодекс. В принципе, он мало отличался от того, что я привык читать или встречать даже в фантастических и фэнтези‑книгах про аристократов. Поэтому особого удивления не было. Но зацепил один момент: при расчёте допуска к дуэли учитывается любой ранг — идёшь ли ты по пути мага или по пути силы, разницы нет. Суть в том, что если тот, кто вызывает на дуэль, выше оппонента более чем на два ранга, то формально он не может этого сделать. Точнее, может, но у вызываемого есть выбор: либо отказаться без каких‑либо репутационных потерь, либо выставить вместо себя другого, чей ранг будет не более чем на два ниже или выше ранга вызывающего.

И тут я заметил любопытный нюанс. Из того, что я вычитал в книгах, летописях и услышал от Якова, выходило, что ранговая система магов и путь силы — неравноценны. Боец пути силы примерно на два ранга слабее мага. То есть седьмой ранг пути силы способен уверенно справиться с пятым рангом мага, но наоборот — никак: седьмой ранг мага против пятого ранга пути силы оставляет последнему мизерные шансы. А это значит, что формальное равенство в кодексе на деле далеко от реальности.

Странность усилилась, когда я вспомнил слова Якова: в академию студенты поступают в среднем с третьего по шестой ранг пути силы и с первым, максимум вторым, рангом пути магии. К выпуску же ситуация меняется: почти все выходят с пятым или шестым а иногда и седьмым рангом пути силы и, в лучшем случае, с третьим или четвёртым рангом пути магии. При этом формально такого выпускника без проблем может вызвать на дуэль восьмой или даже девятый ранг мага — и тут почти нет шансов выстоять.

Изучая книги дальше, я понял: чем выше путь магии, тем колоссальнее прирост силы. Разница между четвёртым и первым рангом — в основном в числе доступных заклинаний и удобстве их применения. Но вот переход с четвёртого на пятый даёт прирост, сравнимый с разрывом между первым и четвёртым. И так каждый раз. Седьмой ранг уже заметно уступает восьмому, а восьмой — это не просто сила, а серьёзная и опасная мощь, доступная лишь немногим. Достичь такого уровня невероятно сложно, но те, кто добираются, становятся почти ходячими катастрофами локального масштаба. Яков упомянул, что рангов всего тринадцать, и если Император сейчас на двенадцатом, то это уровень, при котором, по его словам, можно щелчком уничтожать не только города, но и планеты. Возможно, он преувеличивал, но суть ясна — это чудовищная, почти непостижимая сила.

Теперь перейдём к главному — заводам. Тут всё оказалось не так просто. Изучив контракт, я понял, что вернуть их без уплаты неустойки невозможно ни при каких обстоятельствах. Единственное исключение — полное разрушение заводов в течение срока действия договора. Но и тут есть абсурд: даже если все заводы будут уничтожены, мне причитается всего десять тысяч рублей компенсации. Чтобы условие «разрушения» считалось выполненным, должно пострадать не менее сорока пяти процентов зданий и быть уничтожено не меньше восьмидесяти процентов моего оборудования.