Влажности было более чем достаточно, тело текло без удержу, смазки хватало, чтобы рискнуть. Я сделала глубокий вдох, подавив дрожь, и чуть наклонилась вперёд, направляя его к запретному входу.

— Пусть будет так, — прошептала я самой себе. — Я впущу его туда.

И медленно начала опускаться, чувствуя, как больно и тесно встречает меня тело, но в то же время жар обволакивает каждое движение.

Он словно прочитал мои мысли. Его ладонь легла мне на бедро, удерживая мягко, но уверенно, а другая рука медленно скользнула ниже. Я вздрогнула, когда тёплые пальцы коснулись там, где мне было особенно тесно. Осторожно, неторопливо, он ввёл один палец, позволяя телу привыкнуть. Я затаила дыхание — и поняла, что всё не так страшно, как я ожидала. Боль отступала, оставляя место дрожащему жару.

Он двигался в моём ритме, подстраиваясь под каждый вздох, под каждое моё движение. Я не сдержала тихого стона, когда его палец чуть глубже раздвинул мышцы. Тело слушалось его, и вместе с тем — слушалось меня.

Вторая его рука гладила мою кожу, то по спине, то по талии, словно успокаивая и наполняя уверенностью. Я чувствовала себя в его руках одновременно слабой и сильной: слабой перед его властью и сильной от того, что именно он помогал мне пройти сквозь эту боль к удовольствию.

Он ввёл второй палец, и я всхлипнула от новой волны жара и тесноты. Мышцы дрогнули, но я чувствовала — тело поддаётся, открывается. Ещё миг — и он мягко, но решительно опрокинул меня вперёд. Я оказалась на коленях, упершись руками в подушки. Сердце билось в ушах, дыхание сбивалось, и я знала — сейчас всё изменится.

Тёплые ладони легли мне на талию, его дыхание коснулось спины, и он вошёл. Осторожно, миллиметр за миллиметром, позволяя привыкнуть. Боль и стеснение отступали, уступая место томному удовольствию. Я зажмурилась и скользнула рукой вниз, к своим лепесткам, дразня бусинку, чтобы помочь телу принять его быстрее.

Он двигался медленно, каждый шаг внутрь — как завоевание, осторожное и нежное. Но вскоре я сама начала искать его глубже, быстрее. Бёдра сами подрагивали, подталкивая его, и он понял. Ритм ускорился, движения стали смелее.

Стыд растворился, оставив только жар, только ощущение его внутри и мои пальцы, ласкающие цветок. Волна накатила внезапно — сильная, лишающая дыхания. Я вскрикнула, дрожа всем телом, и ощутила, как он тоже достиг кульминации, прижимая меня к себе. Мы кончили почти одновременно, сливаясь в одном ритме, в одном вздохе.

Он тяжело выдохнул и обмяк, навалившись на меня всем телом, всё ещё оставаясь внутри. Его вес прижал меня к подушкам, дыхание жгло кожу, а сердце билось так громко, что я слышала его сквозь спину. Я осторожно повернулась, стараясь не разбудить, и медленно выбралась из-под него. Он уже проваливался в сон — измотанный, беззащитный, и от этого казался ещё роднее.

Я уложила его на кровать, поправила простынь и задержала взгляд на его лице. Чуть дрожащими руками натянула на него трусы — и направилась в душ. Горячая вода смывала следы, и вместе с усталостью пришло странное осознание: внутри всё изменилось. Эхо словно отозвалось, переплелось с моим, добавив сил и глубины. Я чувствовала себя иначе. Сильнее.

Вернувшись в комнату, я остановилась у изголовья. Он лежал спокойно, дыхание ровное, лицо — почти мальчишеское, без тени напряжения. Такой беззащитный, каким его вряд ли кто-то ещё увидит. Сердце сжалось, и я невольно улыбнулась.

Я тихо скользнула рядом, прижалась к его плечу, обняла, словно боясь потерять. Сил больше не оставалось. И в ту же секунду сон накрыл меня без остатка.

Заметка автора для тех, кто пропустил главу 18+

По сути, сюжетно вы ничего не потеряли.

Из важных деталей лора:

Милена и раньше питала чувства к Аристарху. В будущем может возникнуть соперничество между Миленой и Ольгой (тот самый «гаремник»). Мутация настигла Милену примерно в 12 лет. Характер её противоречив: снаружи — воин, боевая аристократка, но внутри остаётся очень скромной девушкой.

Остальное в этой главе — чистый фан-сервис.

Я повернул голову — и едва не выругался матом.

— Да какого чёрта…

Рядом со мной, под одеялом, лежала Милена. Спокойная, раздетая, дыхание ровное, волосы раскинулись по подушке. И это было второй раз за последнее время. Второй раз я теряю сознание — и второй раз просыпаюсь с девушкой рядом. Ну что за привычка у этой реальности? Я понимаю: свадьба, невеста, всё серьёзно. Но почему это всегда выглядит так, будто я участвую в чьих-то дурацких шутках?

Я сжал зубы, разозлившись на сам факт, и тут же почувствовал, как мысли сами начинают выравниваться. Паника ушла. Вместо неё пришло другое: холодная ясность.

Яков.

Он появился во тьме, перед самым концом. Спокойный, как всегда, будто и не было вокруг смерти. И ушёл — словно поставил точку. Его больше нет? Или это был только сон? Если нет — значит, он ушёл по-настоящему.

И тогда выходит, что теперь я один.

Дважды он уже спасал мне жизнь. Первый раз — когда мы столкнулись с восьмым рангом. Второй — только что, вырвав меня из-под пули. А если предположить, что именно он приложил руку к тому, что я вообще оказался в этом мире… то выходит, что трижды. Три жизни, подаренные одним человеком. Одним… существом.

Существо. Да. Иначе не назовёшь. Его сила выше того, что я видел здесь. Яков не вписывается в рамки Империи, в рамки магии, в рамки закона самого Эхо. Кто он? Почему скрывался под маской обычного дворецкого? Почему десятки лет ходил по этому дому с подносом и поклонами, если его мощь превосходит всё, что я знаю о местных аристократах?

Я вздохнул. Слишком мало фактов. Слишком много вопросов. Но одно ясно: разобраться придётся. Обязательно. Потому что если Яков действительно ушёл… мне нужно знать, как дальше жить без него.

Но вместе с этим пришла другая мысль — куда хуже.

Если в этом мире существовал Яков, значит, могут быть и другие. Не такие, как люди, не такие, как аристократы или маги. Существа иного уровня. И если он был на нашей стороне — то наверняка есть те, кто выбрал противоположное. Те, кто работает против Империи. Против мира.

И тут я вспомнил ту самую фразу.

В машине Максим Романович тогда будто вполголоса бросил, чуть ли не самому себе:

— Это был твой последний раз.

Я поймал себя на том, что снова думаю об этом, пока осторожно выбираюсь из-под одеяла. Милена спит, и я чувствую себя каким-то вором в собственной комнате — вещи под мышку, шаги на цыпочках, лишь бы не разбудить.

В коридоре было темно и тихо. Натягивал рубашку, застёгивал пуговицы, шёл по ковру, и в голове вертелась та сцена. Я ведь не сразу решился спросить его. Долго крутил эти мысли в себе, пока были дни, когда можно было отвлечься от обязанностей рода, сидеть за книгами, заниматься чем угодно, лишь бы не делами. И только тогда я подошёл к нему напрямую.

— Максим Романович, а что ты тогда имели в виду? — спросил я. — Какой последний раз?

Он взглянул на меня спокойно, с той своей лёгкой усмешкой, будто я задал глупый вопрос, и ответил ровным тоном:

— Понимаете, господин… это всего лишь суеверие. У военных так принято: когда чудом остаёшься жив, говоришь себе — «это был последний раз». Чтобы удачу не спугнуть. У меня их уже девять, как у кошки. Вот и всё.

Я тогда понял: он уходит от ответа. Не хочет говорить правду. Я сделал вид, что поверил.

А сейчас ясно, это не про него. Это было про Якова.

Я сделал шаг и машинально посмотрел вниз на грудь. Чисто. Ни шрама, ни синяка, даже пятна не осталось. Будто и не было никакой пули.

Я сделал шаг и вдруг осознал: ничего не болит.

Странно. В меня же стреляли. Сквозное ранение. Я точно помню, как пуля прошила насквозь. Я даже не сразу обратил внимание на это утром — Милена отвлекла, выбила все мысли. Но сейчас. когда вышел из комнаты, мысль ударила сама: а когда в меня стреляли? Сколько времени прошло?